Пресса: «Малые супружеские преступления. Эрик эммануэль шмитт маленькие супружеские преступления перевод с французского ирины прохоровой и владимира алексеева Ирины прохоровой и

Эрик-Эммануил ШМИТТ

МАЛЫЕ СУПРУЖЕСКИЕ ЗЛОДЕЯНИЯ

Действующие лица

ЛИЗА

ЖИЛЬ

Ночь. Квартира.

Слышен звук ключа в замке и отпирающихся задвижек.

Дверь открывается, пропуская две тени в ореоле желтоватого света из коридора.

Женщина входит в комнату, мужчина с чемоданом в руке остается позади нее, на пороге, как будто не решаясь войти.

Лиза быстро начинает зажигать один за другим все светильники, ей не терпится дать свет на место действия.

Как только квартира освещена, она распахивает руки, демонстрируя интерьер, как если бы это была декорация к спектаклю.

ЛИЗА . Ну, как?

Он отрицательно качает головой. Она обеспокоена и настаивает.

ЛИЗА . Не торопись! Сосредоточься.

Он внимательно и досконально оглядывает всю имеющуюся мебель, потом опускает голову. Вид у него несчастный и пришибленный.

ЛИЗА . Ничего?

ЖИЛЬ . Ничего.

Однако этот ответ ее не удовлетворяет. Она ставит на пол чемодан, закрывает дверь, берет его под руку и ведет до кресла.

ЖИЛЬ . Оно мне кажется несколько поизносившимся.

ЛИЗА . Я тысячу раз предлагала сменить обивку, но ты всегда отвечал: либо я, либо обойщик.

Жиль усаживается в кресло. На лице его появляется гримаса боли.

ЖИЛЬ . Тут не только обивку надо менять, пружины как будто тоже…

ЛИЗА . Пружина интеллекта.

ЖИЛЬ . Что, что?

ЛИЗА . Ты считаешь, что польза от кресла есть только тогда, когда оно неудобно. А пружину, которая в данный момент врезалась тебе в левую ягодицу, ты называешь пружиной интеллекта, уколом мысли, пиком неусыпной бдительности!

ЖИЛЬ . Кто же я: псевдоинтеллектуал или подлинный факир?

ЛИЗА . Пересядь-ка лучше к письменному столу.

Он послушно следует ее совету, но стул вызывает у него недоверие, и он предварительно кладет на него руку. Когда он садится, слышится металлический стон. Он вздыхает.

ЖИЛЬ . Имеется ли у меня теория и относительно скрипящих стульев?

ЛИЗА . Разумеется. Ты запрещаешь мне смазывать пружины маслом. Для тебя каждый скрип - сигнал тревоги. А ржавая табуретка - активный участник твоей битвы против всеобщей расслабленности.

ЖИЛЬ . Сдается мне, я оброс теориями на все случаи жизни?

ЛИЗА . Почти. Ты не выносишь, когда я навожу порядок на твоем письменном столе, и называешь первозданный хаос в своих бумагах «порядком исторического складирования». Полагаешь, что книги без пыли напоминают чтиво в зале ожидания. Считаешь, что хлебные крошки - не мусор, потому что хлеб мы употребляем в пищу. А совсем недавно уверял меня, будто крошки - это слезинки хлеба, который страдает, когда мы его режем. Отсюда вывод: диваны и кровати полны скорби. Ты никогда не заменяешь перегоревшие лампочки под тем предлогом, что в течение нескольких дней следует соблюдать траур по угасшему свету. Пятнадцать лет обучения в брачном союзе научили меня сведению всех твоих теорий к единственному, но основополагающему тезису: ничего не делай в доме!

Он улыбается мягкой, извиняющейся улыбкой.

ЖИЛЬ . Жизнь со мной - настоящий ад, верно?

Она с удивлением поворачивается к нему.

ЛИЗА . Ты меня растрогал своим вопросом.

ЖИЛЬ . И каков же будет ответ?

Она не отвечает. Поскольку он продолжает ждать, кончается тем, что она уступает с застенчивой кроткостью:

ЛИЗА . Конечно, это ад, но… определенным образом… этот ад меня устраивает.

ЖИЛЬ . Почему?

ЛИЗА . В нем тепло…

ЖИЛЬ . В аду всегда тепло.

ЛИЗА . И у меня там есть место…

ЖИЛЬ . О, мудрый Люцифер…

Умиротворенный ее признаниями, он направляет свое внимание на окружающие его предметы.

ЖИЛЬ . Странно… у меня такое чувство, словно я - новорожденный, но взрослый. Кстати, сколько дней?

ЛИЗА . Пятнадцать…

ЖИЛЬ . Уже?

ЛИЗА . А мне казалось, время течет так медленно.

ЖИЛЬ . По мне, так - стремительно. (Самому себе) Проснулся утром в больнице, рот мокрый, как будто я вышел от дантиста, по коже мурашки бегают, на голове - повязка, в черепе - тяжесть. «Что я здесь делаю? Со мной несчастный случай? Но я жив». Пробуждение, несущее облегчение. Коснулся своего тела, как если бы мне его только что вернули. Я вам рассказал…

ЛИЗА (поправляет его) . Тебе!

ЖИЛЬ (продолжает) . Я тебе рассказал про номер с сиделкой?

ЛИЗА . Номер с сиделкой?

ЖИЛЬ . Сиделка входит. «Рада видеть вас с открытыми глазами, господин Андари». Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, с кем она разговаривает, и вижу, что я совершенно один. Она опять: «Как вы себя чувствуете, господин Андари?» И вид у нее такой уверенный. Тогда я собираю все свои силы, чтобы преодолеть усталость и ответить ей хоть что-нибудь. Когда она уходит, я взбираюсь на кровать, дотягиваюсь до температурного листа - и там это имя: Жиль Андари. «Почему они меня так называют? Откуда это заблуждение?» На Андари ничто во мне не откликается. И в то же время я не могу себе дать и никакого другого имени, в памяти бродят лишь какие-то детские прозвища - Микки, Винни, Медвежонок, Фантазио, Белоснежка. Отдаю себе отчет, что я не знаю, кто я такой. Потерял память. Память о себе. Зато по-прежнему отлично помню латинские склонения, таблицу умножения, спряжение русских глаголов, греческий алфавит. Твержу их про себя. Это меня ободряет. Вернется и остальное. Не может же быть, чтобы, помня назубок умножение на восемь - самое трудное, все знают, - не вспомнить, кто ты есть? Пытаюсь пресечь панику. В какой-то момент мне удается даже себя убедить, что память мне сдавливает повязка, слишком туго охватывающая голову; стоит ее снять, и всё вернется на свои места. Один за другим приходят врачи и сестры. Я рассказываю им о потере памяти. Они серьезно выслушивают. Объясняю им мою теорию сдавливающей повязки. Они моего оптимизма не оспаривают. Несколькими днями позже в палату входит другая сиделка, красивая женщина, без униформы. «Клево, новая сиделка! - говорю я себе. - Но почему она в цивильном?» Она ничего не говорит, только смотрит на меня и улыбается, берет мою руку, гладит меня по щеке. Назревает вопрос: не послана ли мне эта няня для выполнения специальных, специфических функций, «обслуживание страдающих самцов», няня - член бригады путан. Но тут сиделка в цивильном объявляет, что она - моя жена. (Поворачивается к Лизе) Вы действительно в этом убеждены?

ЛИЗА . Убеждена.

ЖИЛЬ . И вы не состоите в бригаде по спецобслуживанию?

ЛИЗА . Ты должен говорить мне «ты».

ЖИЛЬ . Вы не… ты не…

ЛИЗА (перебивает его) . Я твоя жена.

ЖИЛЬ . Тем лучше. (Пауза) И вы… ты уверена, что мы находимся у себя дома?

ЛИЗА . Уверена.

Он снова оглядывает комнату, в которой находится.

ЖИЛЬ . Остерегаясь поспешных выводов, скажу, тем не менее, что моя жена нравится мне больше, чем моя квартира.

Оба смеются. В юморе Жиля должно сквозить смятение. Он мучается.

ЖИЛЬ . И что мы будем делать?

ЛИЗА . Сегодня вечером? Располагайся, и заживем, как прежде.

ЖИЛЬ . А что мы будем делать, если память ко мне не вернется?

ЛИЗА (встревожена). Непременно вернется.

ЖИЛЬ . Мой оптимизм на пределе, и таблетки кончились.

ЛИЗА . Она непременно вернется.

ЖИЛЬ . Вот уже две недели мне твердят, что достаточно испытать шок… Вот увидел вас - и не узнал. Вы принесли мне альбом с фотографиями, а я как будто календарь листал. Приехали сюда - всё равно что в гостиницу. (Горестно) Всё для меня чужое. Существуют шумы, краски, формы, запахи, но всё лишено смысла, не слагается в единое целое. Есть мир, огромный, полный жизни и внутренних переплетений, но я скитаюсь в нем, не находя себе роли. Всё имеет плотность, только не я. Моего Я не существует.

Она садится рядом с ним и берет его руки в свои, пытаясь успокоить.

ЛИЗА . Шок не заставит себя ждать. Случаи бесповоротной амнезии крайне редки.

ЖИЛЬ . Насколько я в состоянии о себе судить, я как раз принадлежу к разряду парней с «редкими» реакциями. Не так ли? (Умоляюще) Что вы собираетесь делать…

ЖИЛЬ . Пардон?

ЛИЗА (повеселев). Это я тебя цитирую. Поскольку любое клише вызывает у тебя ярость, избитое выражение ты дополняешь таким образом, чтобы сделать его просто идиотским. Стоит кому-нибудь воскликнуть «Тихий ангел пролетел», ты всегда дополняешь: «В зоопарке много дел», или же: «И тихонько попердел».

Она смеется. Но не он.

Собственные старые шуточки его не греют.

ЖИЛЬ . Есть от чего прийти в уныние.

ЛИЗА . Да.

Разочарование Жиля вызывает у Лизы прилив веселья.

ЖИЛЬ . Неплохо вы развлекались на пару. Но стороннему человеку этот юмор нравился меньше. (Пауза) Сегодня этот сторонний человек - я.

Поняв, что она его обижает, Лиза посерьезнела.

ЖИЛЬ . Где произошел со мной несчастный случай?

Лиза поспешно отвечает:

ЛИЗА . Там.

Берет его за руку и ведет к подножью деревянной лестницы, ведущей на антресольный этаж.

ЛИЗА . Спускаясь по лестнице, ты обернулся, сделал неловкое движение, потерял равновесие и ударился затылком об эту балку.

Жиль изучает место происшествия, что не вызывает у него никаких воспоминаний. Вздыхает.

ЖИЛЬ . Наверное, напугал тебя?

ЛИЗА . Ты был без признаков жизни. (У нее дрожат руки) Когда ты обернулся, мы разговаривали. Я сказала что-то, что тебя удивило, рассмешило или… уж и не знаю что. Ты бы не упал, если бы я молчала. Я чувствую себя виноватой. Это из-за меня.

Жиль пристально на нее смотрит.

ЖИЛЬ . Как это страшно…

ЛИЗА . Что?

ЖИЛЬ . Не вспомнить.

Расчувствовавшись от этого признания, Лиза начинает рыдать. Он прижимает ее к себе, чтобы утешить. Но вместо того, чтобы разделить ее чувства, он продолжает рассуждать.

ЖИЛЬ . Я растяпа?

ЛИЗА . Нет.

ЖИЛЬ . Раньше я падал?

ЛИЗА . Никогда.

ЖИЛЬ . А ты?

ЛИЗА . Я - да. Несколько раз. Ты видишь! Я должна была быть на твоем месте. О, если бы я могла оказаться на твоем месте…

ЖИЛЬ . Ты бы чувствовала себя лучше?

ЛИЗА . Да.

Машинально продолжая утешать Лизу, он баюкает ее, гладит по голове.

ЖИЛЬ . Ну, ну… это просто несчастный случай… ты не можешь быть виноватой в несчастном случае…

Поскольку она постепенно начинает успокаиваться, он отпускает ее и садится к своему письменному столу на вертящийся стул, совершая на нем полный оборот.

ЖИЛЬ . В сущности, я стал вроде героя моих романов инспектора Джеймса Дёрти: веду расследование на месте преступления.

ЛИЗА . Преступления? Какого еще преступления?

ЖИЛЬ . Это только так говорится. Впрочем, кто знает, не произошло ли здесь, на самом деле, какого преступления?

ЛИЗА . Пожалуйста, прекрати эти игры.

ЖИЛЬ . Входя сюда, я не помнил ничего, но у меня было такое чувство, будто здесь произошло нечто серьезное. Что это было? Бред? Интуиция? Возвращение памяти?

ЛИЗА . Влияние профессии. Ты пишешь мрачные детективы. Любишь страх, подозрения и предположения, что худшее - впереди.

ЖИЛЬ . Впереди? Мне казалось, что оно уже случилось.

ЛИЗА . Стало быть, ты переменился: раньше ты всегда говорил, что нас ждет только худшее.

ЖИЛЬ . Я - пессимист?

ЛИЗА . Пессимист в мыслях. Оптимист в поступках. Ты живешь так, словно веришь в жизнь, а пишешь так, будто совсем в нее не веришь.

ЖИЛЬ . Пессимизм остается привилегией мыслящего человека.

ЛИЗА . Никто не заставляет тебя мыслить.

ЖИЛЬ . Но никто не заставляет и действовать.

Снова они вперились взглядами друг в друга. Как враги. Каждый хотел бы сказать куда больше, но не осмеливается.

ЖИЛЬ . Странная вещь амнезия. Как бы ответ на вопрос, которого не знаешь.

ЛИЗА . Какой вопрос?

ЖИЛЬ . Как раз его-то я и ищу.

Оба не двигаются. Время остановилось.

ЛИЗА . Как ты себя чувствуешь?

ЖИЛЬ . Что, что?

ЛИЗА . Как самочувствие?

ЖИЛЬ . Довольно скверное, а что?

ЛИЗА (напряжена). То, что твой интеллект, как мне кажется, сохраняет отличную форму. И мне больно видеть, как ты не имеешь доступа к памяти при столь очевидных достоинствах полемиста.

Эрик-Эммануил ШМИТТ

МАЛЫЕ СУПРУЖЕСКИЕ ЗЛОДЕЯНИЯ

Действующие лица

ЛИЗА

ЖИЛЬ

Ночь. Квартира.

Слышен звук ключа в замке и отпирающихся задвижек.

Дверь открывается, пропуская две тени в ореоле желтоватого света из коридора.

Лиза быстро начинает зажигать один за другим все светильники, ей не терпится дать свет на место действия.

ЛИЗА . Ну, как?

Он отрицательно качает головой. Она обеспокоена и настаивает.

ЛИЗА . Не торопись! Сосредоточься.

ЛИЗА . Ничего?

ЖИЛЬ . Ничего.

ЖИЛЬ . Оно мне кажется несколько поизносившимся.

ЛИЗА . Я тысячу раз предлагала сменить обивку, но ты всегда отвечал: либо я, либо обойщик.

Жиль усаживается в кресло. На лице его появляется гримаса боли.

ЖИЛЬ . Тут не только обивку надо менять, пружины как будто тоже…

ЛИЗА . Пружина интеллекта.

ЖИЛЬ . Что, что?

ЖИЛЬ . Кто же я: псевдоинтеллектуал или подлинный факир?

ЛИЗА . Пересядь-ка лучше к письменному столу.

ЖИЛЬ . Имеется ли у меня теория и относительно скрипящих стульев?

ЖИЛЬ . Сдается мне, я оброс теориями на все случаи жизни?

Он улыбается мягкой, извиняющейся улыбкой.

ЖИЛЬ . Жизнь со мной - настоящий ад, верно?

Она с удивлением поворачивается к нему.

ЛИЗА . Ты меня растрогал своим вопросом.

ЖИЛЬ . И каков же будет ответ?

Она не отвечает. Поскольку он продолжает ждать, кончается тем, что она уступает с застенчивой кроткостью:

ЛИЗА . Конечно, это ад, но… определенным образом… этот ад меня устраивает.

ЖИЛЬ . Почему?

ЛИЗА . В нем тепло…

ЖИЛЬ . В аду всегда тепло.

ЛИЗА . И у меня там есть место…

ЖИЛЬ . О, мудрый Люцифер…

Умиротворенный ее признаниями, он направляет свое внимание на окружающие его предметы.

ЖИЛЬ . Странно… у меня такое чувство, словно я - новорожденный, но взрослый. Кстати, сколько дней?

ЛИЗА . Пятнадцать…

ЖИЛЬ . Уже?

ЛИЗА . А мне казалось, время течет так медленно.

ЖИЛЬ . По мне, так - стремительно. (Самому себе) Проснулся утром в больнице, рот мокрый, как будто я вышел от дантиста, по коже мурашки бегают, на голове - повязка, в черепе - тяжесть. «Что я здесь делаю? Со мной несчастный случай? Но я

Эрик-Эммануил ШМИТТ

МАЛЫЕ СУПРУЖЕСКИЕ ЗЛОДЕЯНИЯ

Действующие лица

ЛИЗА

ЖИЛЬ

Ночь. Квартира.

Слышен звук ключа в замке и отпирающихся задвижек.

Дверь открывается, пропуская две тени в ореоле желтоватого света из коридора.

Лиза быстро начинает зажигать один за другим все светильники, ей не терпится дать свет на место действия.

ЛИЗА . Ну, как?

Он отрицательно качает головой. Она обеспокоена и настаивает.

ЛИЗА . Не торопись! Сосредоточься.

ЛИЗА . Ничего?

ЖИЛЬ . Ничего.

ЖИЛЬ . Оно мне кажется несколько поизносившимся.

ЛИЗА . Я тысячу раз предлагала сменить обивку, но ты всегда отвечал: либо я, либо обойщик.

Жиль усаживается в кресло. На лице его появляется гримаса боли.

ЖИЛЬ . Тут не только обивку надо менять, пружины как будто тоже…

ЛИЗА . Пружина интеллекта.

ЖИЛЬ . Что, что?

ЖИЛЬ . Кто же я: псевдоинтеллектуал или подлинный факир?

ЛИЗА . Пересядь-ка лучше к письменному столу.

ЖИЛЬ . Имеется ли у меня теория и относительно скрипящих стульев?

ЖИЛЬ . Сдается мне, я оброс теориями на все случаи жизни?

Он улыбается мягкой, извиняющейся улыбкой.

ЖИЛЬ . Жизнь со мной - настоящий ад, верно?

Она с удивлением поворачивается к нему.

ЛИЗА . Ты меня растрогал своим вопросом.

ЖИЛЬ . И каков же будет ответ?

Она не отвечает. Поскольку он продолжает ждать, кончается тем, что она уступает с застенчивой кроткостью:

ЛИЗА . Конечно, это ад, но… определенным образом… этот ад меня устраивает.

ЖИЛЬ . Почему?

ЛИЗА . В нем тепло…

ЖИЛЬ . В аду всегда тепло.

ЛИЗА . И у меня там есть место…

ЖИЛЬ . О, мудрый Люцифер…

Умиротворенный ее признаниями, он направляет свое внимание на окружающие его предметы.

ЖИЛЬ . Странно… у меня такое чувство, словно я - новорожденный, но взрослый. Кстати, сколько дней?

ЛИЗА . Пятнадцать…

ЖИЛЬ . Уже?

ЛИЗА . А мне казалось, время течет так медленно.

ЛИЗА (поправляет его) . Тебе!

ЖИЛЬ (продолжает) . Я тебе рассказал про номер с сиделкой?

ЛИЗА . Номер с сиделкой?

«Малые супружеские преступления»

Материал для дебюта выбрать сложно. Хочется быть оригинальным, новым, неожиданным. Но Антон Яковлев не побоялся взять самую распространенную тему - отношения мужчины и женщины. Он обратился к пьесе современного драматурга Э.-Э.Шмитта «Малые супружеские преступления», сделав свою сценическую версию. Набор сюжетов в искусстве невелик, вопрос в том, под каким углом взглянуть на проблему. И здесь режиссерскую фантазию ничто не ограничивает.

Не секрет, что люди боятся заглядывать в будущее. Конечно, каждый хочет заранее узнать о своих успехах и победах. Но страх увидеть мечты разрушенными всегда побеждает. Крупная катастрофа может нанести слишком больной удар, поделив жизнь на «до» и «после». И станет особенно тяжело, если причиной трагедии окажемся мы сами. Мы очень бдительны в том, что касается важных поворотов в судьбе. Однако, остерегаясь серьезных ошибок, перестаем замечать те малые «преступления», которые ежедневно совершаем по отношению к близким. Ложь, обман, равнодушие рушат благополучие не вдруг, а подтачивают постепенно. Этот ком из фальши и непонимания с годами разрастается и зачастую давит с трудом сохраненные крохи семейного счастья.

Он и она - неисчерпаемая тема. В ней неизменно присутствует соблазн увлечься событийной канвой, погрузиться в описания романтических свиданий, расставаний и пр. Но Антону Яковлеву захватывающий сюжет не нужен. Режиссер пытается разобраться в сути взаимоотношений героев, внимательно «выслушивая» каждую сторону.

Жиль и Лиза прожили вместе более десяти лет и накопили достаточно взаимных обид и претензий. Спектакль построен на непрерывном противостоянии двух разочаровавшихся друг в друге людей. Каждый хочет иметь идеального спутника жизни. Лизе нужен великолепный любовник, который сопровождал бы ее по магазинам, когда не занят работой над очередной картиной или детективом. А Жиль устал выносить ревность Лизы и натыкаться на тщательно спрятанные ею винные бутылки. При этом он нисколько не пытается выяснить причину этого опасного хобби жены. Жиль просто с отвращением бросает ей упреки в лицо. Жилю необходимо знать, как жена к нему относится, и потому он притворяется, что после падения с лестницы потерял память. А Лиза пользуется его «болезнью», чтобы наконец-то «воспитать» мужчину своей мечты. Рассказывая мужу о прошлом, она наделяет Жиля такими способностями, каких у него никогда не было. Обман, в сущности, - маленькое преступление. Но зато в итоге Жиль будет вести себя, как надо ей. Оба героя зациклены на себе, но обвинять их в эгоизме как-то не хочется: ведь эти два человека внезапно осознали, что жизнь, полная счастья и удовольствий, прошла мимо них. Вот тут и сработал инстинкт самосохранения, заставив забыть обо всем, кроме себя, и искать виновника своих бед в человеке, который долгие годы был рядом.

Конфликт Жиля и Лизы не низводится до «кухонного» скандала. Их психологическая драма режиссером эстетизируется. Спектакль Антона Яковлева призван не развлекать, а вызывать сопереживание, ведь его герои потеряны и одиноки. Лиза в исполнении Марины Игнатовой - элегантная, красивая женщина с изысканными манерами и пластикой кошки. В ней нет ничего чопорного и кичливого. Лиза обладает тонкой душевной организацией и умеет продемонстрировать свою женственность и ранимость. Жиль Евгения Баранова - семьянин, и он идет на компромиссы легче Лизы, его характер мягче. И, может быть, поэтому он иногда не прочь пожалеть себя. Обиженный взгляд, затянутый ответ, застывшая поза, неловкий жест. Такие мелочи едва уловимы, но мгновенно подкупают зрителя и располагают к герою. Лиза и Жиль разные. И тем острее непонимание между ними.

Постоянно споря, они все больше и больше лгут друг другу. Такое ощущение, что, кроме упреков, у них не осталось ничего общего. (Разве что воспоминания о дне знакомства. Да и те не особо романтичны. Какая же девушка мечтает о знакомстве с молодым человеком, которого стошнило на капот ее автомобиля?) Ком семейных преступлений растет на глазах. Да и квартира супругов совсем не похожа на уютное гнездышко. Все обтянуто белой парусиной, «съедающей» пространство, создающей вакуум, в котором невозможно существовать в гармонии с собой и миром. В этой монохромной комнате без дверей и окон чувствуешь себя зажатым в тиски, загнанным в угол. Черные люди на белом фоне (герои одеты в глухие черные пальто). Никаких оттенков и полутонов. Такое же непримиримое противостояние и в жизни Лизы с Жилем, такое же однообразие, надоевшее им за многие годы, нежелание уступать, способность видеть в каждой ситуации только белое и черное. Драпированные стены исписаны цитатами из книги Жиля «Малые супружеские преступления», рассказывающей о счастливых, на первый взгляд, супругах, которые в действительности желают друг другу смерти. Вот герои и живут среди этих «преступлений», застряв в вакууме своих проблем. Антон Яковлев и художник-постановщик Николай Слободяник как будто выталкивают актеров к зрителю, не давая «замять» среди драпировок малейшие нюансы психологической драмы Лизы и Жиля. Здесь важно все: каждая интонация, каждый поворот. И актеры играют с большим вниманием к слову и жесту.

Но разве нельзя прервать мучения? Несмотря на все недовольства и муки, Лиза привязана к Жилю, а он - к ней. Какие бы обиды они ни нанесли друг другу, добрый десяток лет своей жизни они разделили пополам. Вместе им плохо, а порознь еще хуже. Поэтому, когда Лиза собирает свои вещи, Жиль готов даже поступиться своими эгоистическими принципами, обещая уделять жене больше внимания. Когда она все-таки уйдет, Жиль превратится в «сломанную машину». Двигаясь, как робот, он проделает несколько кругов вокруг стола и упадет без движения. Исчезнет важная шестеренка - и весь механизм его жизни выйдет из строя. Но очень скоро они вместе будут рыться в кипах рукописей Жиля, с головой нырнув в «Малые супружеские преступления». И в будущем, вероятно, Лиза и Жиль не расстанутся, по-прежнему не уступая друг другу в споре. Не все так просто в нашей жизни...

Антон Яковлев

Источник: «Театральный Петербург»

Театральные традиции Москвы и Петербурга пересеклись в творчестве многих режиссеров. Так произошло и в жизни Антона Яковлева. Сценарно-режиссерские курсы, школа-студия МХАТ, работа в кино... Это в Москве. Режиссерский дебют Антона Яковлева в театре - спектакль по пьесе современного драматурга Э.-Э. Шмитта «Маленькие супружеские преступления» - состоится в Петербурге на сцене Театра «Русская антреприза» имени Андрея Миронова в Петербурге. Премьера - 4 ноября.

- Антон, как вам кажется, что лучше для режиссера: постоянно работать в одном театре или менять площадки?

Конечно, когда режиссер в свободном плавании. У него есть возможность сравнивать.

- Но не тратится ли много времени на притирку к новым людям?

Притирка - это замечательно. Новизна полезна. Вот сейчас у меня два замечательных артиста - Евгений Баранов и Марина Игнатова. И притирка у нас произошла мгновенно. Просто мы разговариваем нa народном языке. Единственная проблема - нехватка репетиционного времени, актеры ведь работают не только со мной.

- А для театра, практика съемок в кино приносит пользу?

Работа в большом кино - это всегда хорошо. Но сегодня актеры, в лучшем случае, играют в сериалах среднего уровня, а это только отрицательный опыт. «Искусство» и «сериал» - совершенно противоположные вещи.

- Некоторые актеры считают, что съемки - хорошая школа...

Сериал не дает возможности подробно работать с материалом. Люди учат текст за 15 минут и идут в кадр. Это хороший тренинг для артиста кино, не театра. Он построен на сплошной импровизации. Такой режим учит выплывать и только. Аналог сериала в театре - это антреприза. Но не как в Театре «Русская антреприза» имени Андрея Миронова, где совмещаются контрактная система и репертуарный театр. Здесь, несмотря на присутствие в названии театра слова «антреприза», есть возможность постоянно присматриваться к актерам и нет необходимости кого-то увольнять.

- Что вы думаете о таком понятии, как «коммерческий спектакль»?

- «Коммерческий» - это, как правило, комедия с юмором «ниже пояса», на которую, к сожалению, сегодня идет зритель. Людей приучают к безвкусице. Редкий случай, когда комедия действительно интересна. Еще: сейчас любой актер, который чувствует себя органично на сцене, уже считается хорошим. А ведь органика - это тот минимум, который необходим на первом курсе театрального института. Плохо, когда в спектакле отсутствует метафора, а у артиста в роли - «второй план», когда постановка - просто череда сольных номеров, когда нет ни ансамбля, ни загадки, ни настоящего разбора пьесы - это очень опасная тенденция, сложившаяся и в Москве, и в Петербурге. Но ведь смешно подходить к сегодняшней ситуации с мерками 1960-1970-х годов.

- Если сравнивать петербургские и московские театры...

Для меня Питер - это, прежде всего, Товстоногов. Все театральные ассоциации у меня с детства связаны с БДТ. А Москва - это основа всего, начиная с Московского художественного театра. Все системы возникли в Москве: Станиславского, Михаила Чехова, Таирова, Мейерхольда. Театральная жизнь в Москве активнее. Но Москва - это купеческий, суетливый, громадный мегаполис, а в Петербурге есть то, чего Москве иногда не хватает - подчас более глубокие подходы, особое настроение. Питерский мир - совсем другой. А вообще я бы не стал сравнивать.

- Где чаще ставится современная драматургия, и не отбивает ли она интерес к классике?

В этом смысле Москва впереди. Питер более консервативен. В Москве больше новых молодых режиссеров. Они часто приезжают в Петербург, но вот парадокс: успехом, по-моему, как раз здесь и не пользуются. Может быть, питерские зрители привыкли к более традиционному театру. Но это, наверное, и хорошо. Зачем повторять Москву? Замечательно, что есть современная драматургия, зарубежная или русская. Она должна быть обязательно и в большом количестве. Другой вопрос - ее качество. Публика, к сожалению, не хочет думать. Мне кажется, нужно с этим бороться, даже если иногда ты жертвуешь количеством зрителей в зале ради качества. Многие считают, что если спектакль о вечных ценностях, то это будет непременно что-то скучное. Но можно ведь использовать интересную новую форму. Самое главное в театре - чтобы состоялся контакт между сердцем и головой. Някрошюс же держит зал! Например, «Отелло»: это пятичасовое разгадывание кроссворда, постоянная работа мозга, но в сочетании с потрясающей эмоциональностью. В соединении формы и содержания я и вижу свою задачу при постановке пьесы Шмитта «Малые супружеские преступления». Это пьеса на двух человек. Мне понравилась предлагаемая здесь ситуация, но пьеса очень литературна, и я все делаю для того, чтобы не получился просто разговорный театр. И надеюсь, что удалось найти приемлемую форму.

- В вашем спектакле заняты актеры разных театральных школ...

И это здорово. Евгений Баранов - типичный представитель питерской школы - ученик Владимирова. А Марина Игнатова - московская актриса - ученица Гончарова. Она достаточно долгое время работала в Ленкоме у Захарова. Эти актеры абсолютно по-разному работают. У них разные реакции, разные подходы. Порой они сами не ожидают друг от друга каких-то вещей. И тогда появляется естественность и живость. Но существует фундамент спектакля, замысел, и все направлено на его реализацию.

- У Някрошюса тоже все подчинено главной задаче, но актеры у него «одной школы»...

Безусловно. Там во всех сидит Някрошюс. И они замечательно работают. При жесткой режиссуре у них многое построено на импровизации. Но это не спонтанная, а подготовленная импровизация. Актер несет ответственность только за свою роль. А ход спектакля контролирует режиссер.

- Что для вас первично в театре?

Немирович-Данченко говорил, что режиссер должен умереть в актере. Мейерхольд считал, что пластика важнее слова. Я согласен и с тем и с другим. Но как вобрать все системы, взять из них лучшее и сделать так, чтобы и пластические, и эмоциональные решения объединились в одно целое? Чтобы не было видно, где поработал режиссер, где художник, а где актер?..

- Насколько вы как режиссер даете свободу актеру?

Захаров считает, что у актера должен быть «коридор импровизации», заданный режиссером. В этом коридоре актеру необходимо давать определенную свободу и смотреть, чтобы он не выходил за его рамки. Иначе из актера «не выудить» какие-то удачные нестандартные решения, о которых режиссер иногда даже не подозревает. Но это уже зависит от таланта, потому что давать свободу посредственному актеру бессмысленно.

- Вам ближе Станиславский или Мейерхольд?

Невозможно сравнивать ученика с учителем. Мейерхольд вышел из Станиславского, просто он пошел совершенно другим путем. Станиславский - это как букварь, как основа. От основы никуда не денешься. Его система не может устареть. Это фундамент жизни артиста, попытка помочь ему выявить те эмоции, которые необходимы в данный момент. Это не теория, а элементарная помощь в практике театра. Знаете, как в кино: чтобы снять один кадр, ты должен знать, что здесь нужен такой-то свет, такой-то объектив и такой-то чувствительности пленка. Систему надо использовать. Ее не нужно боготворить.