«Жена разбирается в компьютерах, а я только убивать умею. «Жена разбирается в компьютерах, а я только убивать умею» - Журнал А Телохранитель ахмад шаха масуда николай быстров

Фотограф Алексей Николаев нашел бывших воинов-афганцев, которые попали в плен, приняли ислам и не захотели возвращаться в СССР

Говорят, что война не заканчивается, пока не похоронен последний солдат. Афганский конфликт закончился четверть века назад, но мы не знаем даже о судьбе тех советских воинов, кто после вывода войск остался в плену у моджахедов. Данные разнятся. Из 417 пропавших без вести 130 были освобождены до развала СССР, более сотни погибли, восемь человек были завербованы противником, 21 стали «невозвращенцами». Судьба десятков солдат неизвестна, а значит, Афганистан по-прежнему остается нашей горячей точкой.

Те, кому так или иначе удалось отвоевать свободу, остались в своем внутреннем плену и не смогли забыть ужасы той войны. Фотограф Алексей Николаев нашел шесть бывших советских солдат, которые долгое время прожили в Афганистане, приняли ислам, обзавелись семьями, говорят и думают на дари. Кто-то из них успел повоевать на стороне моджахедов, кто-то совершил хадж. Трое вернулись на Родину, но все еще скучают по стране, которая дала им вторую жизнь.

Эти фотографии войдут в книгу Алексея Николаева «Навсегда в плену». Сбор денег на ее издание идет на сайте «Планета».

Сергей Красноперов. Афганистан. Чагчаран

Уроженец Кургана, Красноперов отслужил в Афганистане почти два года, но под конец срока — в 1985 году — оставил часть из-за неуставных отношений, оказался в плену у моджахедов, остался с ними, женился на местной девушке и после вывода советских войск остался жить в безымянном кишлаке в 20 километрах от Чагчарана — столицы провинции Гор. По местным меркам Красноперов — преуспевающий зажиточный человек: у него есть два мотоцикла, машина и две работы: электриком и прорабом на дорожном строительстве.

Бахретдин Хакимов, Герат

Хакимов был призван в армию в 1979 году. В 1980-м пропал без вести во время боя в провинции Герат, был официально назван убитым. На деле оказался тяжело ранен в голову. Местные жители подобрали его и выходили. Скорее всего, именно ранение привело к тому, что Хакимов практически забыл русский язык, путает даты и названия. Иногда называет себя офицером разведки. Психологи объясняют, что при таких ранениях огромна вероятность формирования ложной памяти, перестановка дат и имен. Сейчас Хакимов живет в Герате на территории музея Джихада в маленькой комнате.

Николай Быстров едет на электричке домой после рабочего дня. Усть-Лабинская. Краснодарский край

Николай Быстров с семьей

Николай Быстров попал в плен в 1982 году: старослужащие отправили в самоволку за анашой. Раненого и плененного, Быстрова увели в Панджшер, на базу моджахедов, где произошла его встреча с Амад Шахом Масудом. В дальнейшем Николай принял ислам и стал личным телохранителем Ахмад Шаха. Вернулся в Россию в 1999 году с афганской женой и дочерью. Живет в краснодарскомм крае, станица Усть-Лабинская.


Юрий Степанов на работе в цеху. Приютово. Башкирия

Юрий Степанов с семьей

Рядовой Степанов попал в плен в 1988 году и считался погибшим. На деле принял ислам и остался жить в Афганистане. Вернулся в Россию в 2006 с женой и сыном. Живет в Башкирии, село Приютово.

Александру (Ахмаду) Левенцу и Геннадию (Негмамаду) Цевме по 49 лет. Оба — уроженцы юго-восточной Украины (один из Луганской, второй — из Донецкой области), оба попали в Афганистан во время срочной службы. Осенью 1983 года оказались в плену, приняли ислам, женились, а после вывода советских войск осели в городе Кундуз на северо-востоке страны. Геннадий — инвалид и передвигается с трудом. Александр работает таксистом.

Брат Льва
Посол Афганистана в России Ахмад Зия МАСУД: «Война кончилась — и мы примирились»


Первое, что приходит в голову при взгляде на афганского посла: «Одно лицо!». Ахмад Зия Масуд действительно очень похож на своего всемирно известного старшего брата — Ахмада Шаха Масуда.


В свое время нынешний дипломат был вынужден бросить учебу, чтобы вместе с Пандшерским Львом участвовать в антисоветском сопротивлении. Пятнадцать лет назад, в феврале 1989-го, советские солдаты ушли из Афганистана.


С тех пор многое переменилось: режимы, люди… Теперь вчерашний моджахед Ахмад Зия МАСУД наводит мосты между Россией и своей родиной.


Вопрос — Вы вместе со своим братом Ахмадом Шахом Масудом участвовали в движении моджахедов. Что двигало вами, когда вы, совсем молодой еще человек, бросили учебу и отправились сражаться в Пандшерское ущелье?


Ответ — Советские войска вошли в Афганистан для поддержки режима, ненавистного для афганского народа. Если бы советские войска поддержали не режим, а народ, все было бы по-другому. Мы оказались бы, может, в одном лагере. К сожалению, война продолжалась. Значение ее было колоссальным: Афганистан был полностью разрушен. Разрушился и СССР (в какой-то степени — и из-за войны в Афганистане)…


Вопрос — Вы находились рядом с Ахмадом Шахом Масудом?


Ответ — Конечно. А потом, в 1983 году, он отправил меня в Пакистан — вести политическую работу.


Вопрос — У Пандшерского Льва был русский телохранитель. Правда ли это?


Ответ — Да. Это был советский солдат, попавший в плен, он принял ислам. Его звали Николай, сейчас его зовут Исламудин. Брат очень доверял ему. Он женился у нас в Пандшере, у него есть дети. На нашем языке он говорит теперь, наверное, лучше, чем на родном. Сейчас он живет на Кубани, я встречался ним, он приезжает в Афганистан.


Вопрос — Вам наверняка приходится встречаться с нашими ветеранами афганской войны, с теми, против кого вы в свое время вели борьбу. Какие чувства вы испытываете к ним — есть ли какой-то осадок в душе или вражда ушла безвозвратно в прошлое?


Ответ — Общий принцип человеческой жизни таков: есть война и есть мир. Война кончилась — и мы примирились. Мои нынешние друзья — генерал Валентин Варенников (не так давно он ездил в Кабул, выступал на юбилее в честь моего брата), генерал Ляховский, Руслан Аушев — они участвовали в афганской войне. Но война уже позади. Она была навязана и нашему, и вашему народу. Наши так называемые коммунисты представляли советскому руководству дело так, будто они пользуются народной поддержкой. И по сути дела обманули.


Вопрос — Рассказывают, что когда под натиском талибов осенью 1996-го моджахеды покидали Кабул, ваш брат предложил экс-президенту Наджибулле уйти из столицы вместе с ним — в Пандшерское ущелье. Было ли это?


Ответ — Да, Ахмад Шах Масуд несколько раз посылал своих людей к Наджибулле. Предлагал ему гарантии безопасности, более того — пообещал отправить его в любую страну, куда тот пожелает. Но Наджибулла отказался, решив, видимо, что его соплеменники пуштуны (большинство талибов были пуштунами. — А.Я.) отнесутся к нему более-менее благосклонно.


Вопрос — На протяжении нескольких лет только Масуд и его союзники по Северному альянсу вели борьбу против талибов. Однако в новых структурах власти лидеры «северян» оказались на вторых ролях. Не кажется ли это несправедливым?


Ответ — Главный вопрос — ради чего боролся Объединенный фронт (или, как его называют, Северный альянс): за окончание войны, за образование национального правительства. Мы сами отдали власть и активно участвовали в разработке Боннского соглашения. Главная цель — укрепление государственной власти, мира и безопасности. Так что никаких обид нет.


Вопрос — Президент Хамид Карзай подписал несколько недель назад новую конституцию Афганистана. Это первая за несколько десятилетий конституция, принятая демократическим путем. Какие надежды возлагаете вы на нее?


Ответ — После долгих лет войны у народа Афганистана появилась конституция, гарантирующая право на собственное государство, на свободы, на определенные правовые нормы. Разрешена многопартийность, утвержден закон о партиях. По конституции, официальное название нашего государства — Исламская Республика Афганистан. Принимаемые законодательные акты не должны противоречить принципам ислама. Но последователи любой религии — а в Афганистане живут индусы, сикхи, приверженцы различных исламских сект — могут свободно отправлять свой культ. Впервые в конституции заключен принцип: там, где большинство населения составляют шииты, все их вопросы будут решаться согласно шиитским правилам.


Вопрос — Часто можно встретить утверждение, что кабульские власти не контролируют полностью территорию страны, разделенную между местными вождями и полевыми командирами.


Ответ — Одно дело — что пишут в прессе, и другое — реальность. Люди совершенно свободно передвигаются по Афганистану. Единственная проблема — южные и юго-восточные районы, пограничные с Пакистаном. Отдельные группы экстремистов, связанных с «Аль-Кайедой» и «Талибаном», совершают там нападения. Если Пакистану удастся закрыть для них эти границы, и эта проблема будет решена.


Вопрос — Свержение режима талибов никоим образом не сказалось положительно на ситуации с наркотрафиком из Афганистана. Напротив, объем наркотиков, вывезенных из страны, увеличился. Что делается для пресечения этого зла?


Ответ — Вопрос наркотиков в настоящее время — это вопрос не только афганский, он имеет и региональный, и мировой масштаб. Нужна антинаркотическая коалиция. Главную прибыль от производства и распространения наркотиков получают не афганские крестьяне, а люди вне Афганистана. Простой крестьянин в этой ситуации не виноват: его заставляют нищета и голод, а также поощрение, идущее извне. Вот пример: основной сельскохозяйственный продукт в стране — пшеница. ООН помогает Афганистану гуманитарными поставками пшеницы. Но ооновцы покупают пшеницу не у афганских крестьян, а в других странах. А потом раздают ее в Афганистане. Такая «благотворительность» идет в ущерб афганским крестьянам. Если крестьянин производит пшеницу, он оказывается в полном убытке. Рынок перенасыщен — и его пшеницу никто не покупает. Вот он и сеет мак.


Вопрос — Вам приходится работать с представителями афганской диаспоры, проживающими в России. Наверняка часть эмигрантов вернулась на родину, а кто-то и рад был бы вернуться, но опасается. Могут ли приверженцы старого режима вернуться в Афганистан без боязни подвергнуться там преследованиям?


Ответ — В России сейчас живет около 40-50 тысяч афганцев, примерно половина из них — в Москве. У нас самые теплые и дружественные отношения с ними. Несмотря на то что многие из них в прошлом находились на руководящих постах режима НДПА. Например, бывший министр внутренних дел г-н Гулабзой или экс-министр обороны г-н Кадыр — у нас с ними очень хорошие отношения. Все они могут совершенно свободно поехать в Афганистан. Вот вам пример: один из руководителей НДПА, бывший генерал-губернатор Кандагара г-н Улуми, вернулся на родину, создал там свою партию. Когда я встречаюсь с представителями диаспоры, я говорю: «Приезжайте, живите у меня дома». Мы ведь тоже жили в эмиграции. И боялись, что нам никогда не суждено будет вернуться домой…


Вопрос — Ведется ли ныне расследование гибели вашего брата? Кто вообще этим занимается и каковы результаты на сегодняшний день?


Ответ — Теракт, который привел к гибели Ахмада Шаха Масуда, связан с международным терроризмом. Не случайно поэтому, что следствие велось в разных странах мира, в том числе и в Афганистане. К сожалению, до сих пор эти усилия не координируются. В каждой стране ведется отдельное расследование. Мы думаем, настало время направить эти усилия в общее русло. Известно одно: это были камикадзе, действовавшие по указке «Аль-Кайеды» и «Талибана». Но повторяю: до сих пор конкретного результата, к сожалению, не достигнуто.


Андрей ЯШЛАВСКИЙ.

В начале марта российские и мировые СМИ активно пересказывали историю обнаруженного в Афганистане бывшего советского солдата, признанного пропавшим без вести более 30 лет назад. Между тем история Бахретдина Хакимова, успевшего за эти годы стать настоящим афганцем, не уникальна. С середины 2000-х годов журналисты насчитали не менее четырех подобных случаев, а по версии The Times, таких «афганцев» может быть около сотни.

Об обнаружении Бахретдина Хакимова, уроженца узбекского города Самарканд, 4 марта рассказал бывший ингушский президент Руслан Аушев. Ныне он возглавляет Комитет по делам воинов-интернационалистов - организацию, в том числе занимающуюся поиском военных, пропавших без вести во время Афганской войны 1979-1989 годов. О том, что узбек проживает в провинции Герат, сотрудники комитета знали уже довольно давно, однако встретиться с ним удалось только 23 февраля.

Хакимов, служивший в 101-м мотострелковом полку в том же Герате, пропал в сентябре 1980 года. Получив тяжелое ранение, он не смог добраться до своей части, и его подобрали и выходили местные жители. В итоге Хакимов стал членом местной полукочевой общины, старейшина которой, практиковавший лечение травами, взял его под свою опеку. Сам узбек, которого теперь зовут Шейх Абдулла и который почти начисто забыл русский язык, также занимается знахарством. Предложение встретиться со своими родственниками он воспринял с большим энтузиазмом, однако означает ли это, что он готов вернуться на родину, неизвестно.

История, вызвавшая живейший интерес журналистов со всего мира, не единственная в своем роде. Несмотря на клятвенное заверение командира советского контингента в Афганистане Бориса Громова о выводе из страны всех до одного соотечественников, на самом деле в 1989 году за Амударьей оставались более 400 советских солдат. Кто-то из них попал в плен, кто-то перешел на сторону противника добровольно, а кто-то, как Хакимов, остался из-за неудачного стечения обстоятельств. Сейчас этот список сократился до 264 имен (половина из них - россияне): часть пропавших нашли живыми и вернули домой, судьба других стала известна уже после их гибели. Но есть и такие, которые по собственной воле выбрали жизнь в Афганистане - несмотря на возможность вернуться на родину.

Одним из самых известных советских невозвращенцев стал украинец Геннадий Цевма. Его в 1991 году, через два года после окончания боевых действий, обнаружил британский журналист Питер Джувенал (Peter Juvenal), работавший на «Би-Би-Си». Уроженец города Торез Донецкой области попал в афганскую провинцию Кундуз в 1983-м в возрасте 18 лет. Через десять месяцев службы Цевме, по его словам, стало скучно, и однажды он из любопытства решил пойти посмотреть на муэдзина из близлежащей деревни, который каждое утро созывал жителей на молитву. На подходе к мечети его окружили, и он был вынужден сдаться. Встав перед выбором между принятием ислама и смертью, украинец выбрал первое. Так он стал афганцем.

Цевма, которого теперь зовут Нек Мохаммад, утверждает, что, несмотря на переход на сторону душманов, он ни разу не стрелял в бывших соотечественников. «Шесть лет под надзором, и еще заставляли стрелять в наших. Они были больные на голову и не понимали, что хорошо, а что плохо. Я говорю: „Пошли вы к чертовой матери, я не буду своих убивать“», - цитирует Цевму белорусский канал «Столичное телевидение».

В конце концов украинец получил свободу, однако возвращаться на родину побоялся: в те времена все пропавшие без вести считались предателями, которых ждал трибунал. В 1992 году российские власти организовали встречу Цевмы с отцом, которого специально привезли в Афганистан, однако бывший советский солдат был так напуган перспективой суда, что наотрез отказался возвращаться, даже несмотря на всеобщую амнистию, проведенную в конце 1980-х. В 2002 году вернуть Нека Мохаммада домой попытались уже власти Украины, однако и их усилия не увенчались успехом.

Цевма по-прежнему живет в Кундузе, у него есть жена, несколько детей. По данным на 2006 год, Нек Мохаммад работал водителем у местного ювелира, в месяц получая сто долларов. Правда, уже тогда он с трудом передвигался из-за старого ранения в ногу. А уже в 2010 году СМИ писали, что Цевма вообще почти перестал ходить - хозяйством вынужден заниматься старший сын.

Примерно столько же времени в Афганистане провел земляк Цевмы Александр Левенец, родившийся в деревне Меловадка Луганской области, а ныне известный как Ахмад. В отличие от Нека Мохаммада, Левенец, работавший в Кундузе водителем бензовоза, в 1984-м ушел к моджахедам по собственной воле - не выдержал дедовщины (по другим данным, он бежал от наказания за торговлю с местными жителями). Часть он покинул вместе с сослуживцем Валерием Кусковым. Оба сразу попали к местному полевому командиру Амирхаламу, который, по словам украинца, принял их с распростертыми объятиями. Оба беглеца без вопросов приняли ислам и сразу присоединились к боевой группе, сражавшейся с советскими войсками. Кусков вскоре погиб, Левенец же воевал до конца конфликта.

Впоследствии, как утверждает Ахмад, его пытались разыскать советские спецслужбы, но Амирхалам, считавший украинца своим родственником, отказался его выдать. Домой Левенец решил не возвращаться - вместо этого завел семью и стал работать таксистом.

Схожим образом к душманам попал и уроженец Кургана Сергей Красноперов, ныне Нур Мохаммад. В 1984 году командование уличило его в продаже афганцам армейского имущества. Красноперов оказался для моджахедов ценным приобретением: он чинил периодически заедавшие пулеметы и артиллерийские орудия. В конечном итоге авторитет Нур Мохаммада оказался настолько высок, что он стал личным телохранителем одного из лидеров афганского сопротивления генерала Абдул-Рашида Дустума.

После окончания войны Красноперов также отказался возвращаться домой. Не помогла даже встреча с матерью, состоявшаяся в 1994 году. Он осел в городе Чагчаран в провинции Гор (именно там располагалась военная база, к которой он был приписан), женился и завел не меньше шести детей. Нур Мохаммад работает в местном отделении министерства энергетики и занимается ремонтом грузовиков. Единственное, что его сейчас беспокоит, - это уход американских войск. Без них, уверен бывший россиянин, в стране наступит полнейшее беззаконие и хаос.

Кадр: «Первый канал»

Довольно мало известно про Николая Выродова - еще одного украинца, перешедшего на сторону душманов. В 1981 году он поехал на войну в Афганистан добровольцем, но всего через три месяца дезертировал. По словам Выродова, на него повлиял расстрел 70 человек в афганской деревне, в том числе мирных жителей. Как и остальные «советские моджахеды», он перешел в ислам и взял местное имя - Насратулла Мохамадулла. Вскоре на специалиста-подрывника обратил внимание влиятельный полевой командир Гульбеддин Хекматияр, который сделал его своим телохранителем (впоследствии Хекматияр дважды возглавлял правительство Афганистана).

В 1996 году Выродов вернулся в Харьков, однако, не сумев приспособиться к старой жизни, снова уехал в Афганистан. По данным на 2005 год, он жил вместе с семьей в провинции Баглан, где состоял на службе в полиции.

Схожим образом развивались истории еще трех советских бойцов, однако, в отличие от их сослуживцев, все трое вернулись на родину. Самым первым среди них (в 1981 году) в Афганистан попал житель Самарской области Алексей Оленин, впоследствии Рахматулла. В плен его взяли на следующий год, в день кончины Леонида Брежнева (10 ноября 1982 года). Через несколько лет в плену он встретился с выходцем из башкирского поселка Приютово Юрием Степановым (Махибуллой), которого захватила та же группа моджахедов. Когда именно это произошло, точно неизвестно - то ли в 1986-м, то ли в 1988 году.

После войны афганские власти передали бывших пленников Пакистану. Как вспоминает Оленин, там их встретила тогдашняя премьер Беназир Бхутто, которая подарила обоим по три тысячи долларов. Примерно в 1994 году Оленин и Степанов вернулись на родину, однако оба вскоре уехали обратно в Афганистан: первый решил забрать оставленную там невесту, второй просто не выдержал смены обстановки. Окончательно в Россию в итоге вернулись оба. Правда, Оленину удалось сделать это лишь в 2004 году - помешали пришедшие к власти талибы. Примечательно, что в Афганистане он познакомился с Геннадием Цевмой, которого пытался уговорить уехать домой, но тщетно. Степанов вернулся еще позже, в 2006-м, причем долгое время он никак не мог решиться, ехать ему на родину или нет. Оба женаты на афганских женщинах.

Третий советский солдат, попавший в плен к душманам и после сумевший вернуться домой, - Николай Быстров, он же Исламуддин. Служить в Афганистан уроженец Краснодарского края уехал в 1982 году, боевики поймали его через полгода. По словам россиянина, это произошло во время похода в местный кишлак, куда его за наркотиками послали старослужащие. Как и Красноперову с Выродовым, ему довелось стать телохранителем одного из самых влиятельных полевых командиров - свою безопасность Быстрову доверил Ахмад Шах Масуд, известный под прозвищем Панджшерский лев. После войны Масуд, уже будучи министром обороны, выдал за россиянина свою дальнюю родственницу.

В Россию, по данным СМИ, Быстров вместе с семьей уехал в конце 1990-х - якобы по настоянию того же Масуда. Сейчас он является одним из самых активных участников поисковых операций, которые проводятся под эгидой Комитета по делам воинов-интернационалистов.

В ночь под новый, 1983 год в Пандшерском ущелье было непривычно тихо. Солдатам 345-го отдельного парашютно-десантного полка строго-настрого запрещены праздничные салюты и другие пиротехнические развлечения. Бойцов велено уложить спать пораньше. Недовольство личного состава по этому поводу мало занимало командира полка подполковника Павла Грачева. Обеспечить «ночь тишины» его попросил другой подполковник – давний товарищ Анатолий Ткачев, который представлял в ущелье Главное разведуправление.

Когда в Москве и Кабуле поднимали бокалы с шампанским, Ткачев с переводчиком Максом вышел за линию глинобитных дувалов на околице кишлака Анава. Они отправились в сторону территории, которую контролировали моджахеды, туда наши военные обычно выдвигались только на броне. По этому случаю советские караулы были отсюда на час отведены в тыл. О выходе Ткачева в поле не должна знать ни одна живая душа, кроме Павла Грачева, но и ему не было известно, куда и зачем направлялся разведчик. Попросили тишину – пожалуйста, снять посты – не проблема. А дальше не наше дело. Вопросы в таких делах задавать не принято.

Ткачев и Макс пошли по берегу реки Пандшер, стараясь держаться в стороне от дороги. В Афганистане поймать мину на обочине было проще простого. Через полтора километра Макс пускает красную ракету. Из-за выступа скалы в ответ взлетает зеленая. Там их ждала группа людей. Один из афганцев прочитал молитву, после чего группа отправилась дальше.

Пандшер. Резидент

Военным лидером в Пандшере был Ахмад Шах Масуд. Тридцатилетний таджик, бывший студент архитектурного факультета, исключенный из Кабульского политехнического университета за принадлежность к оппозиционному Исламскому обществу Афганистана.

Из досье ГРУ Генштаба. Секретно: «Ахмад Шах, псевдоним Масуд, что означает счастливчик. Обладает незаурядными личными и деловыми качествами. Непреклонен в достижении поставленных целей. Держит данное слово. Умный, хитрый и жестокий противник. Опытный конспиратор, скрытен и осторожен. Тщеславен и властолюбив».

Пандшерское ущелье стало головной болью советского командования уже через несколько месяцев после ввода войск. Длинная узкая полоса земли вдоль реки, со всех сторон зажатая скалами, связывает север страны с центром Афганистана. Связывает тех, кто знает тропы и перевалы. Для остальных – это непроходимые горы. В глубине ущелья, в неприступных местах находились базы подготовки и лечения боевиков, заводы по ремонту и сборке оружия, а главное – рудники, где добывали лазурит и изумруды.

Кто владеет Пандшером, тот контролирует перевал Саланг. А Саланг – ключ к Кабулу. Через него везут горючее, боеприпасы, продукты и медикаменты. И по этой артерии почти ежедневно отряды моджахедов из ущелья наносили удары по снабженческим колоннам 40-й армии. Горели грузовые и наливные автомобили, гибли люди. В Пандшере было проведено девять наступательных операций. Но установить над ущельем контроль так и не удалось. Либо предупрежденные кем-то боевики и мирные жители покидали кишлаки за несколько часов до нанесения ударов, либо умелые действия моджахедов не позволяли частям и подразделениям 40-й армии ворваться в ущелье. В Пандшере сложилось даже подобие линии фронта. 345-й опдп развернул здесь двадцать застав. Они держали под контролем вход в ущелье. Но не более того. Дальше начиналась вотчина моджахедов.

Советское командование такая ситуация не устраивала. Как стабилизировать ситуацию в Пандшере? Ответ на этот вопрос приказали дать подполковнику ГРУ Анатолию Ткачеву. Летом 1982 года его направили в ущелье. Начальство каждый день требовало от подполковника рецепт нейтрализации Масуда. Вопрос о физической ликвидации отпал сразу. Абсолютная поддержка местного населения не позволяла застать Ахмад Шаха врасплох.

Если врага нельзя уничтожить, можно попытаться сделать его другом. Масуд подходил для этой роли. Он не был фанатичным исламистом, не замечен в жестоком обращении с пленными, торговле оружием и наркотиками. Меньше других полевых командиров зависел от материальной помощи из-за границы. Каждый пандшерец, в каком бы уголке земного шара он ни жил, отдавал на джихад десять процентов дохода, а месторождения драгоценных камней обеспечивали возможность закупки оружия на Ближнем Востоке. Масуд не испытывал патологической ненависти к русским, война не была самоцелью. Это средство заставить чужеземцев уйти из Афганистана и на этом начать строить собственную политическую карьеру.

Ткачев начинает искать подходы к Масуду. Одновременно с ним из Кабула в Пандшер прибывает большая группа активистов Народно-демократической партии Афганистана. Ее цель – пропагандистская работа с местным населением. Дехкане должны вернуться к своим полям. Полуразрушенные безлюдные кишлаки – плохая агитация за новый строй в Афганистане. Срабатывала карусель войны. Моджахеды из кишлака обстреливали советскую колонну, ее командир вызывал вертолеты или артиллерийскую поддержку. Жители покидали дома и прятались в горах. Многие уезжали в Кабул и даже в Пакистан.

Активистов возглавлял Мердод Пандшери, экономист по образованию. Каждый вечер седой советник, как прозвали Ткачева афганцы, приглашал Мердода к себе на чай. Оба хорошо говорили на английском и обнаружили немало тем для бесед. Оба понимали, что перемирие позволило бы обеспечить безопасность советских частей. В ответ не будет ударов по кишлакам и крестьяне вернутся домой. И однажды Ткачев задал вопрос в лоб.

Из интервью Анатолия Ткачева автору: «Есть ли какая-нибудь возможность вступить в контакт с Ахмад Шахом?». Он спросил: «Кому?». Я говорю: «Мне». Он на меня так посмотрел удивленно, говорит: «Не знаю». Я говорю: «Ну давай попробуем». «А не боишься ли ты?». Я говорю: «Ну если попробовать… Тут что? Попробовать все можно, чего бояться-то?».

Это была личная инициатива подполковника. Подобные действия без санкции руководства могли стоить ему как минимум погон.

Разработка. Базарак

В столицу Афганистана прилетает из Москвы начальник ГРУ Генштаба генерал Петр Ивашутин. Ткачев докладывает ему о возможности установления контактов с Масудом. Генерал в принципе согласен, ему надоело стоять на ковре на Старой площади по поводу каждого успешного рейда моджахедов. Его окружение цепляется за идею вручить Масуду сувенир, начиненный взрывчаткой. Генерал предложение отвергает, но требует от Ткачева любой ценой добиться, чтобы Масуд сложил оружие и вышел из игры. Подполковник спорит, пытаясь доказать, что если враг не разбит, капитулировать он не станет. К счастью, Ивашутин относился к числу тех генералов, которые умели слушать. Но он категорически запрещает Ткачеву проводить встречу на территории Масуда. Только на нейтральной земле. С большим трудом разведчик убеждает его, что в Пандшере нет нейтральных земель, а кроме того, афганцы никогда не тронут гостя в своем доме, даже если это их противник. Генерал уступает.


Фото: Андрей Анохин

Но моджахедам не должно быть известно, кого представляет Ткачев, он не уполномочен подписывать никаких договоров. Только устное джентльменское соглашение. Афганцы не нападают на русских, русские не обстреливают кишлаки. Соглашение, что называется, с открытой датой. До первого выстрела.

Ткачев возвращается в Пандшер. Начинается кропотливая работа с посредниками. Ключевой фигурой в подготовке переговоров становится Мердод Пандшери. В Афганистане нередко один брат воевал за Масуда, а другой служил в ХАДе, службе безопасности кабульского режима, которая на Масуда охотилась, что не мешало им встречаться в Пандшере у семейного очага. Такие люди и навели мосты для будущих переговоров. Масуд узнал, что русские заинтересованы во встрече с ним.

Ткачев пишет письмо Масуду, в котором просит о встрече, цель – возможность заключения перемирия. Письмо несет Дауд, верный человек, помощник Мердода. Через два дня он возвращается. Письменного ответа пока нет, но на словах лидер моджахедов передал, что готов обсудить возможность встречи. Только перед этим просит прибыть к нему Мердода Пандшери. Это неудивительно. Масуд опасался попасть в ловушку. Его много раз пытались ликвидировать. На аэродроме в Баграме постоянно дежурили два штурмовика, готовые нанести удар по месту пребывания Масуда. Правда, узнать, где находится это место, никак не удавалось.

Масуд мог пойти на контакт только с человеком, которого хорошо знал. А Мердод был его товарищем детства. И Пандшери отправляется в ставку Масуда через минные поля, рискуя каждую секунду попасть под огонь русских или моджахедов. Его не было три дня. И три дня подполковник не находил себе места.

Мердод вернулся не с пустыми руками. Масуд прислал Ткачеву запечатанное письмо, в котором пишет, что согласен на встречу в половине десятого утра первого января 1983 года в доме Тазмутдина, неподалеку от его родного кишлака Базарак. И он лично гарантирует абсолютную безопасность седому советнику.

Четырнадцать километров до Базарака шли молча больше четырех часов.

К полуразрушенному дому Тазмутдина пришли к утреннему намазу. Жарко натопленная печь, чай с хлебом и медом и безукоризненная вежливость хозяев говорили о том, что их принимают как гостей, а не как парламентеров врага. Сопровождавшие афганцы отправились навестить родных. Русским предложили немного поспать.

В комнате остались Ткачев с Максом и трое моджахедов с автоматами. Охрана не только не сомкнула глаз до самого рассвета, но и не присела.

Из мебели в комнате только ковры, на которых гостям и предстояло скоротать остаток ночи. Ткачева поразило, что при всей скромности обстановки им постелили белоснежные простыни и свежие одеяла. Но сон к подполковнику не шел. Он обдумывал предстоящую встречу. Утром появились хозяева с извинениями от Масуда. Он немного задерживался, но просил не садиться без него завтракать. Снова чай и ничего не значащие разговоры о погоде и детях. И русские, и афганцы напряжены до предела.

Масуд. Соглашение

Без двадцати десять вошел порученец Масуда и сказал, что через пять минут Амирсаиб (полководец) будет здесь. Все эти пять минут афганцы стояли по стойке «смирно». Русским не оставалось ничего иного, как последовать их примеру. Авторитет Масуда в Пандшере был непререкаем, несмотря на то, что в боевых действиях с автоматом в руках участия он лично не принимал. Сдержанные манеры и привычка говорить спокойно, немного вкрадчиво ничем не выдавали харизматического лидера. Лишь глаза постоянно заставляли собеседника держаться на дистанции. Они всегда оставались холодными – даже когда Ахмад Шах шутил. Это автор неоднократно ощущал на себе во время встреч с Масудом. Недаром в ущелье его называли Пандшерский лев.

Ахмад Шах по афганскому обычаю дважды обнял подполковника. Начался традиционный восточный обряд вступительной беседы. Погода, здоровье. Затем хозяин пригласил позавтракать: мол, серьезный разговор на пустой желудок не получится. Трое подростков расстелили ковер, который служил столом. За завтраком говорили в основном о родителях и детях. Смешивать еду и дела здесь не принято. Затем Масуд пригласил Ткачева в сад, дав понять, что пора приступать к основной части встречи. Только сейчас подполковник увидел, что часть дома разрушена снарядом.

Не дожидаясь реакции Ткачева на его слова, Масуд начал говорить сам: «Если вы приехали уговаривать нас сдаться, лучше не тратить зря время. Меня каждый день бомбят такими предложениями посланцы Кабула. Они то предлагают мне почетные должности, то грозят стереть в порошок. Но, как видите, я до сих пор здесь и неплохо себя чувствую. Мы родились в этом ущелье и никуда отсюда не уйдем. Я буду воевать до тех пор, пока не уйдете вы».

Выслушав Масуда, Ткачев произнес только одну фразу: «Я хочу предложить вам мир. Хотя бы на некоторое время». Масуд с минуту помолчал и сказал, «Давайте вернемся в дом».

Из интервью Хаджи Хасмутдина, сотрудника разведки Масуда, автору: «Когда потери с обеих сторон стали очень большими, Масуд собрал шуру (совет старейшин) и вынес вопрос о переговорах. Все, как один, сказали «да». Но о полном окончании войны речь не шла. Только перемирие».

В доме Ткачеву хватило двух минут, чтобы изложить предложение советской стороны. Его он помнил наизусть, поскольку никаких записей вести не разрешалось. Проект состоял из двух пунктов – моджахеды не нападают на наши гарнизоны и колонны, а 40-я армия не наносит артиллерийских и авиационных ударов по кишлакам. Все было предельно просто. На бумаге ничего не фиксируется. Любой стихийный огневой контакт подводит под соглашением черту. Война может возобновиться в любой момент.

Масуд соглашается с предложением о прекращении огня, но выдвигает свои условия. Последнее слово должно остаться за ним. Русским предложено вывести свои батальоны из пандшерских кишлаков Анава и Руха, оставив только небольшой гарнизон у самого входа в ущелье. Ткачев не может брать на себя подобные обязательства. Он честно говорит об этом Масуду. Тот согласен подождать, пока седой советник доложит ситуацию в Кабуле и в Москве. На этом первая встреча завершилась. Через некоторое время подполковник возвращается. Согласие получено. Перемирие скрепляется только рукопожатием. Почти весь 1983 год в Пандшере не стреляли.

Впоследствии подполковник был награжден орденом Красной Звезды. Весьма скромная награда за спасенные человеческие жизни. Мердоду Пандшери повезло меньше. Его обвинили в предательстве дела народной революции и после жестоких истязаний по распоряжению Наджибуллы бросили в тюрьму. Там он провел семь лет.

Ни мира, ни войны

Больше с глазу на глаз ни Ткачев, ни его коллеги с Масудом не встречались. Ахмад Шах набирал политический вес, и контакты с русскими могли ему навредить в глазах правоверных мусульман. Но запущенная машина перемирия продолжала, пусть и с перебоями, работать. По приказу из Москвы советские войска не раз предпринимали попытки взять ущелье под контроль. Как правило, безуспешные. Временами казалось, что мы ведем бой с тенью. Солдаты и офицеры полагали, что все дело в предательстве афганских союзников.

Но кровь в ущелье продолжала литься. Те немногие командиры с обеих сторон, которые знали или догадывались о договоренностях, не могли обеспечить мира. Советское командование проводило наступательные операции, моджахеды ожесточенно сопротивлялись.

В 1988 году начинается вывод войск. Масуд дает понять, что не будет препятствовать беспроблемному уходу советских частей. Наши разведчики координируют действия с людьми Ахмад Шаха.

Казалось, окончание войны будет не столь кровопролитным, как ее начало. Но в январе 1989 года в Кабул прилетает Эдуард Шеварднадзе. Он сообщает о решении Политбюро нанести удар по Салангу и его окрестностям. В Кремле уверены, что в последние дни перед окончательным уходом 40-й армии Масуд якобы нанесет коварный удар ей в спину. Командующий группировкой генерал Варенников и посол Воронцов уговаривают Шеварднадзе отказаться от операции «Тайфун», так ее назвали в Генштабе. Это приведет к неоправданным жертвам среди мирного населения и надолго испортит отношения с афганцами. Шеварднадзе непреклонен. Его поддерживает Наджибулла. Он надеется, что удар вызовет реакцию моджахедов, круговерть войны запустится вновь и советские войска вынуждены будут остаться. В конце января удар был нанесен. Разрушено несколько десятков кишлаков. Погибли более тысячи мирных жителей. Тела убитых детей афганцы поставили в снегу перед глазами покидающих их страну советских солдат. Масуд отдал приказ в русских не стрелять. До окончания войны оставалось меньше месяца.

Масуд похоронен на высоком холме на окраине своего родного кишлака Базарак. Недалеко от дома, где он встречался с Ткачевым. Ахмад Шах после этих встреч воевал еще двадцать лет. Сначала с другими полевыми командирами за контроль над Кабулом. Потом с талибами, которые за два года сумели разгромить сильную, хорошо вооруженную армию моджахедов. За два часа до того как талибы ворвались в столицу, он приезжает к своему заклятому врагу Наджибулле и предлагает вывезти его из осажденного города. Наджибулла отказывается. Вскоре он примет мучительную смерть от рук религиозных фанатиков. Масуд уходит на север страны и обороняет там последний очаг сопротивления талибам. И здесь судьба вновь сводит его с русскими. Теперь мы уже не партнеры по переговорам, а союзники. Россия снабжает созданный Масудом Северный альянс оружием. И кто знает, как развивались бы события в Афганистане, если бы не взрыв бомбы, замаскированной под аккумулятор видеокамеры, в ставке Масуда в 2001 году.

Рассказ о судьбе кубанца НИКОЛАЯ БЫСТРОВА, бывшего советского военнопленного в Афганистане и бывшего телохранителя Шаха Масуда. http://afg-hist.ucoz.ru/photo/po_tu_storonu/nikolaj_islamuddin/108-0-1049 Детство и юность Николай Быстров провел на Кубани, молодость - в горах Афганистана. Вот уже 18 лет он снова на родине - если считать родиной то место, где ты родился. А если родина там, где ты стал самим собой, то Исламуддин Быстров потерял ее безвозвратно - как миллионы россиян потеряли в 1917 году свою Россию. Нет больше того Афганистана, в котором солдат Николай Быстров стал моджахедом Исламуддином, где он обрел веру и товарищей, где он женился на прекрасной женщине, где у него был могущественный покровитель, который доверял ему свою жизнь, и где у его собственной жизни был смысл - в верности и в служении. «Вы, наверное, на жену захотите посмотреть? - спрашивает Быстров по телефону. - Она же у меня афганка». Жена-афганка, на которую обычно приезжают «смотреть», представляется тихой и пугливой женщиной в шароварах и платке, подающей чай гостям и быстро исчезающей на кухне. Но Одыля меньше всего похожа на тех женщин, которых мы привыкли видеть в репортажах из Афганистана. В квартире на Рабочей улице Усть-Лабинска меня встречает веселая и уверенная в себе красавица в красной атласной блузке и узких брюках, с макияжем и бижутерией. Двое сыновей играют в компьютерную стрелялку - я вижу, как на экране мигают контуры раненых солдат в камуфляже. Дочь идет на кухню заваривать чай, а мы садимся на диван, покрытый белым леопардовым плюшем. «Мы тоже двоих успели уложить, - Быстров начинает рассказ о своем афганском плене: армейские “деды” отправили его в самоволку в ближайший кишлак за продуктами, а моджахеды устроили засаду. - Но мне повезло, что я попал к Ахмаду Шаху Масуду, в партию “Джамет-Ислами”. Другая партия, “Хезб-ислами”, хотела меня отобрать, была перестрелка, семь человек между ними погибло”. Одыля закидывает ногу на ногу, обнаруживая на щиколотке блестящую подвеску, и с вежливым равнодушием готовится слушать боевые истории мужа. “Я вообще не знал, кто такой Шах Масуд, - говорит Быстров. - Прихожу, а они там сидят в своих афганских шароварах, в чалмах, плов едят на полу. Я захожу раненый, грязный, перепуганный. Выбрал его, перехожу толпу прямо через стол (а это же грех!), здороваюсь, а меня сразу за руку хватают. “Откуда ты его знаешь?” - спрашивают. Говорю, я его не знаю, просто увидел человека, который выделяется среди других». Ахмад Шах Масуд по прозвищу «панджшерский лев» - лидер самой влиятельной группы моджахедов и фактический правитель северных территорий Афганистана - отличался от других моджахедов некоторыми странностями. Например, он любил читать книги и предпочитал лишний раз не убивать. Собрав пленных из разных районов, он предложил им вернуться на родину или перебраться на Запад через Пакистан. Почти все решили идти в Пакистан, где вскоре и погибли. Быстров заявил, что хочет остаться с Масудом, принял ислам и вскоре стал его личным охранником. Мальчишек прогнали из комнаты - только младший иногда совершает набеги за конфетами. Дочь Катя вернулась с кухни с чашкой зеленого чая, Одыля кидает в чай сухой имбирь и отдает мне. Интересуюсь, читает ли она, что пишут про мужа. «Политика меня не интересует, - говорит Одыля на хорошем русском, но с заметным акцентом. - У меня же дети! Мне интересно, как готовить вкусную еду, воспитывать детей и делать ремонт». Быстров продолжает: «Масуд же не простой человек: он лидером был. Я русский, а он мне доверял. Все время с ним был, в одной комнате спал, с одной тарелки ел. Меня спрашивали: может, ты за какую-нибудь заслугу получил его доверие? Какая глупость. Я заметил, что Масуд не любил тех, кто шестерит. И никогда не убивал пленных». Услышав суждение о благородном Масуде, Одыля перестает скучать и вступает в беседу: «У Масуда были причины, чтобы не убивать. Я же работала офицером, обменивала пленных». Одыля - таджичка из Кабула. В 18 лет она пошла работать - была, как она говорит, «и парашютистом, и машинистом», поступила на службу в Министерство безопасности. «Масуд вот что неправильно делал: мы ему четыре человека давали, а он нам - только одного, - говорит она. - Другие лидеры оппозиции тоже меняли, потому пленных и не убивали, чтобы своих спасти. А если, например, какой-нибудь генерал, большой человек в плен попадал, то мы отдавали за него десять пленных». Николай подтверждает ее слова: «Они просили обмен с моджахедами и за одного своего отдавали четырех наших». Я начинаю путаться, сколько было «наших», один или все-таки четыре, и Одыля поясняет: «Я афганка, была на стороне правительства, а он, русский, на стороне моджахедов. Мы коммунисты, а они - мусульмане». Когда Одыля организовывала обмен пленных, а Николай, ставший Исламуддином, ходил с Шахом Масудом по Панджшерскому ущелью, Быстровы еще не были знакомы. В 1992 году моджахеды захватили Кабул, президентом стал Бурхануддин Раббани, а министром обороны - Шах Масуд. Одыля рассказывает, как некий моджахед, ворвавшись вместе с другими в министерство, потребовал, чтобы она немедленно переоделась: «Я жила свободно. Ни паранджи, ни платка у меня не было. Короткая юбка, одежда без рукавов. Пришли моджахеды и сказали: “Одевай штаны”. Я говорю: “Откуда у меня штаны?!” А он свои снимает и отдает - у него снизу другие были, типа лосин. И платок, говорит, быстрее одевай. Но у меня не было платка, поэтому они дали шарф, который сами носят на шее. Потом я иду по городу, а пули сыплются со всех сторон, прямо возле ног падают…» После того как власть поменялась, Одыля продолжала работать в министерстве, но однажды к ней пристал какой-то мужчина, и она ударила его ножом. «Начальник сказал, что отправит меня в Россию, чтобы я больше никого не ранила. Мол, там хороший закон, ты не сможешь никого убить. Я говорю, не надо, я люблю Афганистан и свой народ. Он же меня за руку схватил, мне надо было с ним идти?!» - «Нож при себе всегда носила», - гордо комментирует Быстров, но, видя мое недоумение, поясняет: взял за руку - значит, хотел увезти. Одыля продолжает: «Начальник мне и говорит: “Давай тогда замуж выходи”. Я говорю, выйду, если найду хорошего человека. Он спрашивает: “Какого человека ты хочешь?” - “Того, кто никогда не будет меня бить и будет делать все, что я хочу”». Одылю перебивает Николай: «Ни фига себе! Ты мне таких условий не ставила!» Одыля спокойно парирует: «Я просто рассказала, какая у меня была мечта. И начальник сказал, что у него есть такой человек. “Он каждый день за тобой следит, так что веди себя нормально. Закрой ноги и шею, потому что он очень сильно верит, пять раз в день молиться ходит”». Я на мгновенье отрываюсь от старших Быстровых. Рядом с отцом сидит, не шелохнувшись, дочь Катя: она впервые слышит историю знакомства родителей. Слишком набожный, по меркам кабульцев, моджахед Исламуддин на первой же встрече так напугал Одылю, что они не смогли договориться: «Он на меня смотрел как лев, меня это убивало». Быстров вспоминает: «Я же женщин столько лет не видел, в кишлаках они в паранджах ходят и прячутся все время. А она такая высокая, на каблуках, красивая... Пришла, я сижу напротив нее, а у нее ноги ходуном ходят. А потом я как начал возить ей подарки! Просто засыпал ее подарками». Одыля почти возмущена: «Когда человек хочет жениться, он обязан засыпать подарками!» Николай быстро соглашается, и Одыля продолжает: «Вот у меня выходной, я выхожу на крышу, смотрю, а в нашем дворе стоит машина крутая, и окна у нее черные. Иду на работу - и там она стоит. Мне сказали, что это машина Ахмада Шаха Масуда. Боже мой, кто Шах Масуд, а кто я? Очень боялась». - «Это была машина министерства обороны. Бронированная, - поясняет Николай. - Я в ней сидел, пока она по крышам лазила». - «Это судьба так соединяет», - заключает Одыля. Невесту для своего Исламуддина нашел сам Масуд. Одыля оказалась его дальней родственницей по линии отца. Подробностей их родственных связей мы никогда не узнаем, достаточно того, что отец Одыли был родом из Пандшерского района, а значит, из того же племени, что и Масуд, и, следовательно, его родственник. Одыля не сразу поняла, что преследовавший ее на бронированном автомобиле министерства обороны моджахед Исламуддин когда-то был русским Николаем. Он хорошо выучил не только фарси, на который то и дело переходит в разговоре с женой, но и повадки моджахедов. Пришлось только волосы красить, чтобы местные не раскусили его происхождения и не убили. «Глаза голубыми оставались», - говорит Одыля. «Да, я блондин. А там был среди чужих, - соглашается Быстров. - А знаете, кто мне зубы делал? Арабы! Если бы они знали, что я русский, убили бы сразу». Коммунистка вышла замуж за моджахеда, и гражданская война в отдельно взятой семье закончилась. Масуд забыл про коммунистов и начал воевать с талибами. Он стал национальным героем Афганистана и настоящей телезвездой, любимцем иностранных политиков и журналистов. Чем больше людей стремилось пообщаться с Масудом, тем больше было работы у Исламуддина: он отвечал за личную безопасность, досматривал всех гостей независимо от ранга, отбирал оружие и часто вызывал их недовольство своей дотошностью. Масуд посмеивался, но порядок, заведенный верным Исламуддином, нарушать никому не позволял. Слух о том, что Масуда охраняет русский, дошел и до российских дипломатов и журналистов. Они то и дело спрашивали Быстрова, не хочет ли он вернуться домой. Масуд готов был его отпустить, но Исламуддин, только что получивший красавицу-жену и статус личного охранника министра обороны, возвращаться не собирался. «Если б не женился, не вернулся бы», - говорит Одыля. «Точно», - кивает Быстров. Пока я глотаю третью чашку зеленого чая с имбирем, они рассказывают, как переехали в Россию. Одыля забеременела, но однажды оказалась рядом с пятиэтажным домом в тот момент, когда он был взорван. Она упала на спину, от падения неродившийся ребенок умер, а Одыля попала в больницу с сильными повреждениями и кровопотерей. «Знаете, как я ей кровь искал? Кровь у нее редкой группы. Кабул бомбят, никого нет, а мне кровь надо. Я как раз с работы в больницу иду с автоматом, она там лежит, а я говорю: “Эй вы, если она умрет, я вас всех перестреляю!” У меня же автомат на плече был». Одыля снова недовольна: «Ну ты же обязан был это сделать, я же твоя жена!» Николай опять соглашается. После травмы врачи запретили жене беременеть в ближайшие пять лет. Тяжелее всех эту новость переживала ее мать, которая была старше Одыли всего на четырнадцать лет. Мать сказала ей, что не нужно слушать врачей, мол, все и так будет хорошо. И Одыля снова забеременела. Учитывая военное положение и отсутствие условий, врачи не гарантировали хорошего исхода и выдали направление в Индию, где у пациентки были шансы выносить и родить ребенка - их старшую дочь Катю. Она по-прежнему здесь и слушает наш разговор, не произнося ни слова. Одыля показывает на Быстрова: «Это был 1995 год, в это время как раз умерла его мать, но мы об этом тогда еще не знали. Я пришла домой с этим направлением, и мы стали думать, куда ехать». Николай был готов переехать в Индию, но Одыля решила, что ему пора повидать родных, и предложила вернуться в Россию. «Он же на свадьбе клятву давал, что не увезет меня. Так по закону положено, - говорит Одыля. - Но это же судьба». Она думала, что родит в России ребенка и приедет обратно. Вскоре после их отъезда власть захватили талибы, и оставшиеся в Кабуле родственники Одыли попросили ее не возвращаться. «Афганистан - сердце мира. Захвати сердце, и ты захватишь весь мир, - Одыля превращается в настоящего оратора, как только речь заходит о талибах. - Но всякий, кто придет на нашу землю, тот штаны намочит и уйдет. Ну что, победили, когда русских выгнали? А русские победили, когда в Афганистан пришли? А американцы?» Слушая список Одыли, Николай спотыкается на русских и начинает спорить: «Скажи честно, Советский Союз победил бы, если бы остался. Моджахеды, которые воевали против правительства и Советского Союза, теперь жалеют, потому что им больше никто не помогает». Одыля отмахивается и продолжает свой пламенный курс истории Афганистана: «Потом талибы пришли, но и они не победили. И никогда не победят. Потому что воюют против народа, и у них нечистая душа. Они красили в черный цвет окна, ходили по домам и ломали детские игрушки, как будто это грех. Если ребенок не мог молиться, они прямо на глазах у родителей стреляли ему в голову. Я по интернету смотрю, какие они жестокие люди. Я понимаю: вера. Я тоже верующая. Но показывать ее зачем? Ты докажи, что ты мусульманин!» Одыля коверкает некоторые русские слова, и мусульманин у нее становится «мусульмоном», а Краснодар - «Краснодором». Одыля ничего не знала о России, когда Быстровы решили покинуть Афганистан. «Я однажды увидела письмо мужу из России и удивилась, как такое можно читать. Как будто муравьев окунули в чернила и заставили бегать по бумаге», - рассказывает она. Скоропостижно поменяв Кабул на Кубань, беременная Одыля попала в станицу Некрасовскую под Усть-Лабинском. Она рассказывает про паспортистку, которую раздражала иностранка, не говорящая по-русски. Возраст Одыли по российскому паспорту больше биологического на пять лет: она была согласна на любую цифру, лишь бы скорее уйти из паспортного стола. И про то, как трудно было адаптироваться к климату, природе или еде. «У нас в Кабуле был зоопарк, в котором жила одна свинья, - говорит она, произнося “зоопарк” как “зоопорк”. - Это была единственная свинья на весь Афганистан, и я считала ее диким животным, экзотическим, как тигр или лев. И вот мы переехали в Некрасовскую, я была беременна, встала ночью в туалет, а во дворе свинья хрюкает. Бегу домой испуганная, русские спрашивают Ислама: "Что она там увидела?" А я в ответ хрюкаю! Страшно было очень». Когда прошел бытовой шок, наступила очередь шока культурного. «Меня все раздражало, - говорит Одыля. - Дома ты просыпаешься под "Аллах Акбар", тебе и будильник не нужен. Все живут дружно, и ты не чувствуешь, что рядом чужие люди. Никто никогда не закрывает двери на замок, а если какой-то человек падает на улице, все бегут его спасать - это совсем другие отношения. А как русские за столом сидят? Наливают, наливают, наливают, потом напиваются и начинают песни петь. Мы поем песни, но только на свадьбах и других праздниках - не за столом же! Ну я понимаю, другая культура. Пока ты научишься этому всему, нелегко». «Я из столицы, а ты из кишлака!» - то и дело говорит Николаю Одыля. Тот усмехается. Для Быстрова адаптация тоже оказалась непростой задачей: за 13 лет отсутствия он так прочно врос в Афганистан, а его родина так сильно изменилась, что вместо возвращения он получил, наоборот, эмиграцию. Из родственников на Кубани осталась только сестра. Ни работы, ни денег Быстровы найти сразу не смогли. Помог Руслан Аушев и Комитет по делам воинов-интернационалистов: им подарили квартиру, потом предложили подработку. Николай на полгода снова превращался в Исламуддина, чтобы по заказу Комитета заниматься поисками останков пропавших без вести бывших «афганцев», а также живых, тех, кто, как и он сам, превратились за эти годы в настоящих афганцев. Сегодня известно о семи таких людях. У них сложившаяся жизнь, жены, дети и хозяйство, возвращаться на родину никто из них не собирается, и «нечего им в России делать», говорит Быстров. Впрочем, тут же спохватывается и излагает миссию Комитета: «Но, конечно, наша задача - всех вернуть». Полгода в Афганистане заканчивались, и наступали месяцы без денег и работы. Устраиваться заново каждые полгода, чтобы потом снова увольняться и ездить в командировки, невозможно, поэтому последние четыре года Быстров в Афганистан не ездит. Он работает на одну из самых заметных афганских общин в России - краснодарскую. Разгружает фуры с игрушками, которыми те торгуют. Работа тяжелая и «не по возрасту», но другую искать пока не собирается. Мечтает, чтобы работа на Комитет стала постоянной, но у Комитета пока нет такой возможности - было время, когда у него вообще не находилось денег на экспедиции в Афганистан. И, пока никто не сделал ему достойного предложения, Быстров, говорящий на фарси и пушту, знакомый со всеми полевыми командирами Северного Альянса и прошедший за Масудом весь Афганистан пешком, предпочитает грузить игрушки. Кажется, кроме зарплаты, краснодарские афганцы дают ему ощущение связи со второй, более значимой родиной. «Я с Афганистаном связан», - просто говорит он. Пока Николай ездил в командировки по заданию Комитета, Одыля сидела дома с тремя детьми, торговала на рынке бижутерией, работала парикмахером и маникюршей. За это время она подружилась со всеми соседями, но частью сообщества так и не стала. «Я не хожу в Россию. Я хожу в больницу, в школу и домой, - говорит она. - Кто-то из земляков меня спрашивает: “Как ты там в России, язык выучила, ездишь везде?” Ты что, говорю, я вообще никуда не хожу и ничего не видела». В прошлом году в их доме появился компьютер с интернетом, и Одыля восстановила постоянную связь с родными и с Афганистаном. Она постоянно общается по скайпу и в социальных сетях, ходит на форумы, где публикует свои мысли с помощью «гугл-переводчика». Одыля френдит меня в «Фейсбуке», и моя лента тут же покрывается поэтическими цитатами на фарси, фотоколлажами с розами и сердцами и изображениями блюд афганской кухни. Иногда там появляются фоторепортажи о нищих афганских детях или портреты Масуда. Но того Афганистана «золотого века», в который Быстровы хотели бы вернуться, больше не существует. Того, в котором женщина может разбираться в политике, но предпочитать домашнее хозяйство, быть мусульманкой, но носить короткие юбки, делать ремонт в квартире и постить в сетях поэзию на фарси. Они складывают такой Афганистан из кусочков воспоминаний, домашней афганской кухни, картинок с цитатами из Корана, развешанных по стенам их усть-лабинской квартиры. Живя в замкнутом мире между школой, поликлиникой и рынком и в виртуальном мире социальных сетей, Одыля не знает русского слова «мигрант» и не чувствует никаких угроз в адрес своей мусульманской семьи. «Наоборот, мусульман все должны любить. Мы никого не обижаем, - говорит она. - Если кто-то сказал плохое слово, нам нельзя его повторять. Ну, если руку на тебя поднимают, ты, конечно, должен защищаться». С самого начала дети воспитывались так, чтобы, не теряя родительской религии, вписываться в местную культуру и говорить без акцента. Их младший сын Ахмад танцует в детском казачьем ансамбле, средний сын Акбар только что закончил музыкальную школу, а Катя учится в медицинском колледже. Одыля собирается оформлять им афганское гражданство, но не хочет раньше времени учить их своему языку. Зато недавно дети начали изучать арабский по скайпу с учителем из Пакистана. «Потому что, если ты не умеешь читать Коран, то зря ты вообще его учишь, - говорит Одыля. - Надо же понимать, что означает фраза “Ла лахи ила ллахи уа-Мухаммаду расуулу ллахи”» («Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммад его пророк». - Прим. ред.). С момента их переезда в Россию прошло восемнадцать лет. Два года назад у Одыли умерла мать. Вскоре после этого ее собственное здоровье стало ухудшаться: ее преследовали головные боли, частые обмороки. Хороших врачей, ради которых они когда-то покинули родину, в Усть-Лабинске нет, а платные приемы в Краснодаре Быстровым не по карману. В прошлом году с помощью Комитета Одыля съездила в Москву на обследование. Врачи, помимо прочих хворей, диагностировали депрессию и рекомендовали съездить на родину, но Быстров пока не решается ее отпускать. В этом году они всей семьей собираются впервые доехать до моря - ехать примерно 160 километров. 9 сентября 2001 года, за два дня до теракта в Нью-Йорке, к Масуду пришли очередные люди с телекамерами. Исламуддин к тому моменту уже шесть лет жил в России. Журналисты оказались смертниками, и Масуд взорвался. Для Быстрова его смерть оказалось главной в жизни трагедией. Он часто говорит журналистам, что если бы не уехал, то смог бы предотвратить смерть Масуда. Впрочем, если бы не Масуд, то Николай не женился бы на Одыле и не уехал. Вероятно, его бы вообще убили вскоре после пленения. Выходит, национальный герой Афганистана, с его нехарактерным для моджахедов гуманизмом, собственноручно лишил историю счастливого конца. Не только свою собственную, но и историю страны, которая теперь почти полностью находится под контролем талибов. На следующий день после нашей первой встречи краснодарские работодатели срочно вызвали Быстрова разгружать фуру, и он лишился единственного выходного на неделе. Мне пора было улетать, поэтому остаток разговора мы провели по скайпу. Спрашиваю, кто убил Масуда. Он мотает головой и делает знаки руками: мол, знаю, но не скажу. Напоследок прошу Одылю сфотографировать мужа и прислать фотографии. «Она в компьютерах лучше разбирается, чем я, - снова заглядывает в скайп жены Быстров. - Я только убивать умею». Наталья Конрадова