Религиозное сознание в современном мире. Религия и религиозное сознание

Существующий мир неисчерпаем в своем многообразии, но он, в то же время, един в своей целостности. И религиозное сознание, и наука пред-ставляют собой отражение одной и той же объективной реальности, которая составляет, в конечном счете, единственный объект сознания. Однако объяснение мира наукой и религией в процессе истории оказывались прямо противоположными.

Главное содержание религиозного мировоззрения составляет признание сверхъестественной силы, которая творит мир и управляет им. Научному принципу детерминизма, всеобщей причинной обусловленности природных и общественных, закономерности развития материальной действительности религия противопоставляет веру в чудо, то есть явление, которое противоречит естественному ходу вещей, происходит вопреки законам природы как результат вмешательства сверхъестественного и является непостижимым для человеческого разума.

Изучая действительность, наука формирует свои положения в виде гипотез, теорий и законов. Религия формирует свои положения в виде абсолютных истин. Изменение форм ведет к изменению религий.

Истинность научных положений подтверждается чувственным восприятием, рациональным анализом, проверкой на практике. В то же время, ни одна из религий не выдерживает такой проверки, ее основные положения воспринимаются на веру.

Рациональная роль науки как способа познания неизмеримо возросла в XX в. И продолжает возрастать. Но возрастание знаний об окружающем мире не привело к автоматическому отмиранию религии, как это считалось с точки зрения просветительства. Взаимодействие науки и религии оказалось значительно сложнее. В наше время возрастает спрос не только на научные знания, а и на моральную оценку этих знаний, особенно в сфере деятельности людей, где человечество столкнулось с острыми экологическими проблемами.

В современную эпоху в теологии происходит переосмысление взаимоотношений науки и религии, соотношения знаний и религиозной веры. При этом, теологи высказывают разные точки зрения по этому поводу. Наиболее распространены богословские взгляды на сущность конфликтов между наукой и религией. Мнение о том, что причиной конфликта является сама церковь, основывается на утверждении о непонимании Священного писания, в котором Бог дал право человеку властвовать над миром и этим обязал его заниматься наукой, познавать мир.

Наиболее распространена точка зрения среди богословов о том, что виновниками конфликта выступают и наука, и религия. Здесь причина конфликта усматривается в том, что ученые и богословы переходили границы своих исследований и вторгались в среды, где они не способны выразить компетентное мнение. Ученые, изучая закономерности природы, теперь не берут на себя моральной ответственности за социальные последствия своих научных открытий. С точки зрения богословия, церковь могла бы стать «моральным арбитром» в процессе внедрения новых технологий в производство.

В современном богословии существует идея возможности дополнения религией и наукой друг друга. Исходным утверждением этой идеи является то, что научные исследования базируются на принципе причинности, а религиозные интерпретации -- на убеждении. Поскольку человеческая жизнь не поделена на сепаратные части и переживается как целостная, взаимосвязанная система, поэтому наука и религия, с точки зрения богословия, могут дополнять друг друга.

В богословии существуют и попытки отождествлять науку и религию. Основным аргументом является тезис о том, что и религия, и наука, познавая мир, используют понятия, которые являются продуктом мышления. Отрицать существование Бога на основании того, что он невидимый, -- не более ложно, по мнению теологов, чем отрицать существование элементарных частиц материи по той же причине. Поэтому наука и религия, по их мнению, тождественны.

В условиях научно-технического прогресса богословие пытается примирить науку и религию, стараясь сохранить неизменными основные религиозные догмы. Одной из форм разрешения конфликта между религией и наукой богословы считают признание, в том числе и учеными, первичности веры перед знаниями и практическим актом, приводя пример первого греха в мире и объясняя причиной утраты райского блаженства Адамом и Евой именно знания.

Идея гармонизации разума науки и религии основывается на теории так называемой двойственной истины, в соответствии с которой существует истина веры и истина разума, которые могут существовать не совпадая, без противоречий.

Тезис об особой роли церкви, религии в гуманизации научно-технического прогресса обосновывается богословами тем, что принижение религиозной веры и возвеличивание разума привело к созданию оружия массового уничтожения, исчерпанию природных ресурсов, экологическим катастрофам -- все это расплата за претензии разума. В то же время необходимо подчеркнуть, что негативные последствия научно-технического прогресса являются результатом не научных или технических процессов, социальных факторов. Сегодня человечество не может отказаться от приобретенных научных знаний, от достижений научно-технического прогресса. Предотвратить негативные последствия научно-технического прогресса можно лишь социальными средствами.

Богословский тезис о возможности существования науки и религии в научной деятельности, техническом прогрессе, теологи пытаются обосновать ссылками на религиозность некоторых ученых, в лице которых будто бы органически соединены религиозная вера и научное познание. Следует отметить, что среди ученых меньший, сравнительно с другими слоями общества, процент верующих. Ученого мы знаем и оцениваем не потому, что он верующий, а потому, что он ученый. Авторитет ученого в области науки оценивается по его вкладу именно в науку, а по характеру религиозности он ничем не отличается от обычных верующих. В вопросах научных истин между всеми учеными, в том числе и верующими, устанавливается полное единство взглядов. Ученый верующим становится не посредством науки, а вследствие воспитания в детстве, придерживается религиозных взглядов в силу традиций своих родителей, предков, домашнего окружения, соотечественников.

Во всех социально-экономических формациях религия является важным фактором освящения существующих социальных строев. С этой целью она активно используется государством, властвующими слоями общества. В классовых обществах религия является не только важной составляющей духовной культуры, но может стать и ее доминантой. В этом случае в системе ценностей духовной культуры религиозные ценности занимают главные позиции, что накладывает отпечаток на всю культуру и общественное сознание в целом.

Поскольку культура имеет, кроме культового, и некультового содержание, то соотношение между культурой и религией следует понимать как соотношение между целым и его частью. Если рассматривать религиозный культ как самостоятельно целостное явление, независимо от культуры, то правомерно допустить реальность некультурного, то есть существование такого явления, которое не связано с природой. Однако это практически невозможно, ибо сам факт допущения мысли о сверхъестественном, потустороннем является процессом интеллектуальным, сугубо человеческим, то есть культурным актом. Идея Бога возникла в сознании людей, существует как действительно человеческая идея, выраженная в культурной форме. Поэтому религия вторична, является элементом эволюции культуры.

С точки зрения религии, характер социальных отношений, жизненные успехи или неудачи зависят от того, насколько люди, общество верят в Бога, признают авторитет религии, стараются искупить грехи, выполняют ритуально-культовые предписания, какой ценой они преодолевают многочисленные искушения, движутся к духовному совершенству.

Поэтому коррупция, служебные злоупотребления, наркомания, преступность, распущенность и другие негативные явления нашей жизни являются результатом того, что люди забыли Бога, пренебрегают его заповедям. Религия убеждает, что социальные проблемы можно решить лишь с помощью морали, то есть она подменяет социальное моральным. Таким образом, социальное учение церкви базируется на доказательстве приоритетности «религиозного» над «нерелигиозным». В католицизме в сконцентрированном виде оно изложено в решениях 1-го и П-го Ватиканского соборов, энцикликах Папы римского, в православии -- в решениях Паместных и Архиерейских соборов, в протестантизме -- в документах церковных съездов и конференций по вопросам непосредственной деятельности церкви.

Религия (от лат. religio - благочестие, набожность, святыня, предмет культа), мировоззрение и мироощущение, а также соответствующее поведение и специфические действия, которые основываются на вере в существование богов, "священного", т. е. той или иной разновидности сверхъестественного.

Выделим её элементы:

2. совокупность принципов, идей, понятий, т.е. ее учение.

3. стержень религиозной деятельности - это культ. Это обряды, богослужения, молитвы, проповеди, религиозные праздники.

4. В процессе отправления культов и всей своей религиозной деятельности люди объединяются в сообщества, называемые общинами, церквями.

Виды религий:

1. Родоплеменные примитивные древние верования. От них происходят многочисленные суеверия - примитивные верования, которые имеют много общего с религией по природе своего возникновения, но не могут быть признаны собственно религиями, так как в них нет места Богу или богам, и они не составляют целостного мировоззрения человека.

2. Национально-государственные религии , которые составляют основу религиозной жизни отдельных народов и наций (например, индуизм в Индии или иудаизм у еврейского народа).

3. Мировые религии (вышедшие за пределы наций и государств и имеющие огромное число последователей во всем мире). Общепризнано, что мировых религий три: христианство, буддизм и ислам.

Все религии можно также разделить на две большие группы: монотеистические, т.е. признающие существование единого Бога, и политеистические, поклоняющиеся множеству богов.

Христианство - великая мировая религия. Первоначально единая, по мере движения человеческой истории она разделилась на три большие ветви (конфессии): православие, католичество и протестантизм.

Христианство возникло в I веке в Палестине. В общественной, государственной и культурной жизни нашей страны христианство играло и играет по сей день исключительную роль.

Проявляется миротворческая роль, которая направлена на формирование мировоззрения. Христианство одна из мировых религий, которая максимально приспосабливается к изменяющимся условиям и продолжает оказывать большое воздействие на нравы, обычаи, личную жизнь людей, их взаимоотношения в семье.

VI в. до н.э. родилась новая религия - буддизм , ставшая самой ранней по времени появления мировой религией. Основателем учения был Сиддхартха Гаутама.

Главное открытие, сделанное Буддой, - это знаменитые четыре истины: 1. Жизнь есть страдание. 2. Существует причина страдания- стремление к наслаждению, к могуществу. 3. Путь к избавлению проходит через полное уничтожение желаний. 4. Для того, чтобы прекратить страдания и приблизиться к великой истине, необходимо твердо знать путь. Этот путь, указанный Буддой, получил название «восьмеричного пути».

Система буддизма направлена главным образом на то, чтобы регулировать поведение человека. Очень важно, что буддизм призывает одинаково ровно, доброжелательно и милосердно относиться как к добрым, так и к злым людям, в том числе к преступникам, убийцам. Соблюдать моральные принципы здесь гораздо важнее, чем поклоняться богам или Будде.

Ислам - монотеистическая мировая религия. Мухаммед - пророк ислама, направленный Богом ко всему человечеству. Каждый мусульманин имеет религиозные обязанности - предписания. Их пять.

1. Исповедовать веру в Аллаха.

2. В течение дня необходимо совершать пятикратную молитву (намаз).

3. Мусульманин должен соблюдать пост (у раза), который длится целый месяц - рамадан.

4. Мусульманин обязан платить налоги и творить милостыню для спасения собственной души (в мечеть, нищему, калеке).

5. Каждый мусульманин должен один раз в жизни совершить паломничество в Мекку (хадж) и исполнить там ряд священных обрядов.

2 ветви ислама: суннизм и шиизм. Члены некоторых исламских сект считают, что только они живут по божеским законам и правильно исповедуют свою веру. Нередко эти люди доказывают правоту жестокими методами, не останавливаясь перед террористическими актами.

К национальным религиям относятся:

Индуизм (Индия); Охватывает широкое многообразие верований и обрядов. Йога в различных её направлениях. В индуизме насчитываются сотни божеств, от мелких божков местного значения, до великих богов, чьи деяния знают в каждой индийской семье. Наиболее известны Вишну; Рама и Кришна, две формы или инкарнации Вишну; Сива (Шива); и бог-творец Брахма.

Иудаизм (Израиль); Иудаизм возникает как религия древних евреев, которые в начале 2-го тысячелетия поселились в Палестине. Данная религия знаменует собой переход от многобожия к единобожию. Богом выступает Яхве как управитель - всего мира. Основным источником является наиболее древняя часть Библии - Ветхий Завет, где излагаются нравственные нормы взаимоотношений между людьми.

Конфуцианство, даосизм (Китай); Важнейшим культом в этой религии был культ предков, легший в основу системы ценностей, в центре которой - сыновья почтительность, характеризующая китайскую культуру и до наших дней.

Синтоизм (Япония). Основана на анимистических верованиях древних японцев, объектами поклонения являются многочисленные божества и духи умерших. Основа синто - в обожествлении природных сил и явлений и поклонении им. Главным духовным принципом синто является жизнь в согласии с природой и людьми.

В ходе истории положение с религией в одной и той же стране может меняться. Яркий пример того - Россия. Во времена коммунистического строя в Советском Союзе религии как государственного института не существовало. Закрывались, а порой и разрушались церкви, запрещалось свободное вероисповедание.

Роль религии всегда необходимо рассматривать конкретно как роль данной религии в данном обществе и в определенный период. Ее роль для всего общества, для отдельной группы людей или для конкретного человека может быть различна.

В последние же годы роль религии все больше возрастает, но, к сожалению, религия в наше время - это средство наживы для одних и дань моде для других.

Билет №16.

Планирование и оценка эффективности работы пресс-служб.

Перспективное планирование. Пошаговое планирование деятельности пр- службы.

Чем быстрее мы будем реагировать на инфу СМИ, и чем быстрее мы будем давать инфу о себе, тем самым поддерживая интерес ЦА.

по срокам выполнения намечаемых задач на долгосрочное (более трех лет), среднесрочное (1...3 года), краткосрочное (недели месяцы)

В зависимости от содержания (широты, направлений деятельности и значимости) решаемых вопросов планирование разделяют на генеральное, стратегическое, оперативное (текущее, регулярное)

Генеральное планирование определяет цели и принципы деятельности на длительную перспективу. Оно всегда долгосрочное и выполняется чаше всего научными, реже проектными организациями. Примерами могу; служить, генеральные планы развития городов или сельских районов, генеральные планы освоения новых территорий.

Стратегическое планирование предполагает реализацию целей, постав ленных в генеральных планах. Оно обычно охватывает деятельность конкретной организации и определяет пути развития этой организации с точки зрения повышения ее эффективности. Такое планирование является в основном среднесрочным или долгосрочным. Как правило стратегические планы разрабатываются строительной (проектной, изыскательской) организацией применительно к своим условиям.

Оперативное планирование является средством упорядочения текущей работы и включает составление месячных, декадных и недельно-суточных планов. К нему можно отнести и ежедневное (почасовое) планирование, которое ведется прорабом или мастером "устно", т.е. без составления специальных документов (графиков).

Проблема эффективности – центральная проблема управления связями с общественностью. Она возникает при планировании конкретных программ и проектов, при их обосновании, подведении итогов работы.

PR не предполагает результата "здесь и сейчас", но важно, чтобы она была и была качественной.

в работе Г.Л.Тульчинского «PR фирмы: технология и эффективность

Оценка эффективности работы PR-службы со СМИ затруднена рядом обстоятельств:

– сложность прослеживания однозначной зависимости между проводимой работой со СМИ и итогами развития бизнеса;

– динамичная смена проблемных ситуаций;

– ограниченность времени принятия управленческих решений;

– стиль руководства, обычно далекий от открытости;

– обилие правил и инструкций, лишающих PR-службу свободы действий;

– перегруженность PR-службы и других подразделений оперативной и авральной работой;

– отсутствие серьезных стимулов сотрудников PR-службы.

Чтобы демонстрация эффективности работы PR-службы не производила на руководство впечатления попыток выдать желаемое за действительное, необходимо, чтобы работники службы имели четкое представление о концептуальном содержании эффективности, ее видах и уровнях.

Виды эффективности:

Эффективность - характеристика принципиально относительная, зависящая от того, какие показатели с какими соотносятся.

Экономичность – как отношение затрат к полученным результатам;

Результативность – как отношение результата к преследовавшимся целям (Э=Р/Ц);

Целесообразность – как отношение целей к реальным потребностям, проблемам (Э=Ц/П.

Применительно к связям с общественностью легче и проще эффективность рассчитывается в сфере политического PR. Цель избирательной кампании проста - победа на выборах (или определенный процент голосов, или выход во второй тур). В случае бизнес- PR или административного менеджмента ситуация сложнее.

В бизнесе и менеджменте социальными коммуникациями проще и легче всего рассчитывается экономичность: берутся затраты - финансовые, материальные, кадровые, временные и т.п. - и делятся на единицу достигнутого результата.

Показатели эффективности:

Решение этой проблемы можно конкретизировать в следующих целевых параметрах, которые необходимо учитывать при анализе эффективности работы PR-службы:

– Повышение уровня информированности общественности о деятельности фирмы;

– Информирование общественности, способствующее продвижению новых идей и проектов;

– Уровень обеспечения руководства фирмы необходимой аналитической и прогностической информацией о состоянии общественного мнения;

– Обеспечение взаимопонимания между фирмой и ее социальной средой, исключающее неприятные неожиданности;

– Степень удовлетворенности общественности деятельностью фирмы и ее руководства;

– Оперативные контакты со СМИ, в том числе в кризисных и чрезвычайных ситуациях;

– Выход на новые сферы деятельности и контакты, формулировка новых идей и проектов, открывающих новые перспективы деятельности фирмы;

Физический (антропологический) тип, физиология (прежде всего мозг), нервная, эндокринная и прочие системы биологической и психологической сферы сапиентного человека достаточно резко отличались от тех, что были свойственны его предшественникам. Это сказалось не только на характере его жизнедеятельности, на распространении по ойкумене, но и на уровне его мышления, способностях к абстракции, к сильным эмоциям, к воображению, к установлению устойчивых логических связей, как истинных, так и ложных. Сапиентный человек, даже первобытный дикарь, – это уже человек разумный, мыслящий, способный к определенному анализу, осмыслению конкретной ситуации, практического опыта, закрепленного в регулярной деятельности. Но на чем зиждился этот анализ?

Крайне скудный запас знаний, страх перед неведомым, то и дело корректирующим эти скудные знания и практический опыт, полная зависимость от сил природы, прихотей окружающей среды и т. п. – все это неизбежно вело к тому, что сознание сапиентного человека с первых же его шагов определялось не столько вытекавшими непосредственно из опыта строго логическими причинно‑следственными связями, сколько связями эмоционально‑ассоциативными, иллюзорно‑фантастическими. Речь идет не о «мыслящем дикаре», не об «абстрактно рассуждающем индивиде». Именно в рамках коллектива, например небольшой орды в 20–50 человек, в трудовой деятельности (охота, добывание пищи, выделка орудий, оборудование жилища, поддерживание огня и т. п.), в постоянном социальном общении, в процессе семейнородовых контактов и событий (обмен женщинами и брачные связи, рождение и смерть) складывались и укреплялись примитивные первичные представления о сверхъестественных силах, повелевающих миром, о духах‑покровителях данного коллектива, о магических связях между желаемым и действительным. Становление такого рода иллюзорно‑фантастических представлений можно продемонстрировать применительно к верхнепалеолитическому сапиентному дикарю двумя важными нововведениями, характерными именно для его эпохи и отличавшими ее от эпохи досапиентных предлюдей.

Во‑первых, это практика захоронений. Пещерный сапиентный человек хоронил своих близких в специальных погребениях, причем покойники проходили через обряд определенной подготовки их к загробной жизни: тело их покрывали слоем красной охры, рядом с ними клали предметы обихода, украшения, утварь и т. п. Это означает, что хоронивший своих умерших коллектив уже имел зачаточные представления о загробном существовании. И сколь бы еще смутными ни были эти представления, из них явствует, что загробная жизнь казалась верхнепалеолитическим людям продолжением жизни земной. Другими словами, в эпоху верхнего палеолита уже сложились идеи о существовании наряду с, реальной жизнью иного мира – мира умерших и духов: считалось, что покойники могут как‑то влиять на жизнь живых (чем, в частности, и объясняется особая забота о мертвых).

Во‑вторых, это практика магических изображений в пещерной живописи, появившейся именно с началом верхнего палеолита, с возникновением сапиентного человека. Подавляющее большинство известных науке пещерных рисунков – это сцены охоты, изображения людей и животных, либо людей, ряженных в животные шкуры, а то и просто полулюдей‑полуживотных. Эти изображения свидетельствуют о том, что первобытные люди верили в существование сверхъестественных связей между людьми и животными, а также в возможность воздействовать на поведение животных с помощью магических приемов, посредством обладающих могуществом в мире духов их покойных предков, либо при помощи посредников между живыми и умершими, т. е. различного рода колдунов и шаманов.

Эти связи между людьми и животными, опосредствованные к тому же известным верхнепалеолитическому человеку культом плодородия и размножения (статуэтки женщины‑матери с подчеркнутыми половыми признаками часто встречаются на стоянках пещерных людей, раскапываемых археологами), получили в представлении первобытных коллективов на стадии их трансформации из орд в родовые группы вполне определенное религиозное осмысление. Речь идет о тотемизме.

Тотемизм возник из веры той или иной группы людей в их родство с определенным видом животных или растений, скорее всего, первоначально именно тех, что составляли основу пищи данного коллектива. Постепенно он превратился в основную форму религиозных представлений возникающего рода. Члены родовой группы (кровные родственники) верили в то, что они произошли от предков, сочетавших в себе признаки людей и их тотема (т. е. полулюдей‑полуживотных, полулюдей‑полурастений, различного рода фантастических существ и монстров). Тотемная родовая группа обычно носила имя своего тотема и свято почитала его. Вначале почитание, видимо, не исключало, а даже предполагало употребление тотемных животных и растений в пищу; причем именно этот факт (т. е. потребление мяса тотема) мог натолкнуть на мысль о родстве человека и его тотема – ведь оба они в конечном счете состояли из одной и той же субстанции. Однако такого рода связи между людьми и тотемами относятся к глубокому прошлому, и косвенно об их существовании могут свидетельствовать лишь древние предания, как, например, сохранившиеся среди австралийских аборигенов мифы, свидетельствующие о первоначальной‑тесной связи между тотемными представлениями и охотой с ее охотничьей магией и маскировкой людей в шкуры животных.

Тотемные представления сыграли огромную роль в процессе формирования родового общества: именно они более всего способствовали отграничению группы сородичей от остальных, возникновению четкого представления о своих, т. е. принадлежавших к данному тотему, на которых строго распространялись уже выработанные веками нормы и обычаи, и чужих, не принадлежавших к этому тотему и тем самым как бы стоявших вне всех принятых норм и обычаев данного коллектива. Эта важная социальная роль тотемизма сказалась и на характере эволюции тотемистических представлений. С течением времени, по мере укрепления родовой структуры, на передний план стало выдвигаться представление о тотемном первопредке с его смешанным зооантропоморфным обликом, о тотеме как о близком родственнике, о брачных связях между человеком и его тотемным родственником. Наконец, возникло представление о реинкарнации, т. е. о возможном перевоплощении человека (в частности, умершего предка) в его тотем и обратно. Все это вело, с одной стороны, к усилению культа мертвых предков и веры в их сверхъестественные возможности, а с другой – к изменению отношения к тотему, в частности к появлению запретов на употребление тотема в пищу. Возникла система запретов‑табу, важнейший из которых относился к запрещению употреблять в пищу тотем, за исключением тех случаев, когда потребление мяса тотема носило ритуальный характер приобщения к нему и тем напоминало о древних нормах и правилах.

Возникший вместе с тотемизмом обычай табуирования стал в условиях первобытной родовой общины важнейшим механизмом регулирования социально‑семейных отношений. Так, половозрастное табу разделило коллектив на строго фиксированные брачные классы и тем самым исключило половые связи между близкими родственниками. Пищевое табу не менее строго регулировало характер пищи, которая предназначалась вождю, воинам, женщинам, детям и т. п. Ряд других табу призван был гарантировать неприкосновенность жилища или очага, регулировать правила погребения, фиксировать права и обязанности отдельных категорий членов общины. Все эти табу бывали необычайно строгими. Так, в периоды инициации, т. е. приобщения юношей и девушек к числу взрослых мужчин и женщин, табу запрещало женщинам присутствовать при мужских обрядах, а мужчинам – при женских. Некоторые вещи, принадлежавшие вождю, в том числе и пища, также подчас бывали табуированы. Исследователи приводят примеры того, как воспринималось нарушение табу.

Как‑то, уже в сравнительно недавнее время, один из племенных вождей в Новой Зеландии оставил остатки обеда, которые подобрал и съел член его племени. Когда последний узнал, что он употребил в пищу остатки трапезы вождя, что было табуировано, он стал корчиться в мучительных судорогах и вскоре умер. Примеры подобного рода далеко не единичны, причем все они свидетельствуют о том, что закрепленные в табу запреты почитались первобытным человеком в качестве священных и непреложных, нарушение которых неизбежно каралось смертью. Сам факт осознания нарушения табу парализует волю нарушителя, способность его организма к жизнедеятельности, внушает ему необходимость умереть.

Таким образом, тотемизм с его верой в обладающего сверхъестественными возможностями тотемного первопредка, с культом своих в противовес чужим, системой запретов‑табу оказался исторически одной из первых форм религиозных представлений возникающей социальной общности – родовой общины. На раннем этапе формирования человеческого общества тотемизм выполнял основные функции религии – интегрирующую, регулирующе‑контролирующую и даже в определенной степени компенсирующую. Правда, эту последнюю функцию значительно более полно выполняла в то далекое время другая ранняя форма религиозных верований и представлений – анимизм.

Анимизм – это вера в существование духов, одухотворение сил природы, животных, растений и неодушевленных предметов, приписывание им разума, дееспособности и сверхъестественного могущества. Зачатки анимистических представлений возникли в глубокой древности, возможно, еще до появления тотемистических воззрений, до формирования родовых коллективов, т. е. в эпоху первобытных орд. Однако как система достаточно осознанных и устойчивых взглядов религиозного характера анимизм формировался позже, практически параллельно с тотемизмом.

В отличие от тотемизма, ориентированного на внутренние потребности данной родовой группы, на отличия ее от других, анимистические представления имели более широкий и всеобщий характер, были понятны и доступны всем и каждому, причем воспринимались вполне однозначно. Это и естественно: первобытные люди обожествляли и одухотворяли не только грозные силы природы (небо и землю, солнце и луну, дождь и ветер, гром и молнию), от которых зависело их существование, но и отдельные заметные детали рельефа (горы и реки, холмы и леса), где, как они считали, тоже водились духи, которых следовало задобрить, привлечь на свою сторону и т. п. Даже отдельное заметное дерево, крупный камень‑валун, небольшой пруд – все это в представлении первобытного дикаря имело душу, разум, могло чувствовать и действовать, приносить пользу или вред. А раз так, то ко всем этим явлениям природы, горам и рекам, камням и деревьям следовало относиться со вниманием, т. е. приносить определенные жертвы, совершать в их честь молитвенные обряды, культовые церемонии.

Восходящая к анимизму вера в то, что души людей, прежде всего покойников, продолжают свое существование главным образом именно в бестелесной форме, служила как бы соединяющим звеном между групповыми тотемистическими и всеобщими анимистическими верованиями и обрядами. Воздавая должное душам покойных предков, первобытные люди тем самым надеялись на защиту и покровительство покойников в гигантском мире потусторонних сил.

Таким образом, анимистические и тотемистические верования и обряды сливались в практике первобытного коллектива в единый не расчленяемый комплекс, в рамках которого суровые реалии повседневного быта и нелегкой борьбы коллектива за существование находили свое отражение. Это отражение было иллюзорно‑фантастическим, причем функция приведения его в соответствие с реальной жизнью выпадала на долю магии.

Магия – это комплекс ритуальных обрядов, имеющих целью воздействовать на сверхъестественные силы для получения материальных результатов. Магия возникла параллельно с тотемизмом и анимизмом для того, чтобы с ее помощью можно было реализовать воображаемые связи с миром духов, предков, тотемов.

Выше упоминалось о теории Л. Леви‑Брюля с ее логическим и пралогическим мышлением. Опираясь на нее, можно заключить, что мышление человека (особенно первобытного) состоит из двух секторов. Один из них следует строгим законам логического мышления и каузальных связей. По мере накопления знаний о мире его значение возрастает. Второй сектор имеет иной характер: он связан с проблемами, имеющими случайный и вероятностный характер, решение которых зависит от игры случая или непознаваемых привходящих обстоятельств (будет ли дождь; удачна ли будет охота или война). Этот‑то сектор и диктовал первобытному человеку положиться на помощь сверхъестественных сил, он и породил паралогическое магическое мышление, игравшее столь заметную роль в процессе развития религиозного осмысления мира.

Возникнув в глубокой древности, магия сохранялась и продолжала развиваться на протяжении тысячелетий. Обычно магическими обрядами занимались специальные люди – колдуны и шаманы, среди которых, особенно в глубокой древности, видимо, преобладали женщины. Эти колдуны и шаманы, люди обычно нервного, а то и истеричного склада, искренне верили в свою способность общаться с духами, передавать им просьбы и надежды коллектива, интерпретировать их волю. Сам магический обряд приобщения к духам (шаманское камлание) состоял в том, что посредством определенных ритуальных действий, в каждом случае особых, шаман с бормотанием, пением, плясками, прыжками, со звуками бубна, барабана или колокольчика доводил себя до состояния экстаза (если обряд совершался публично, до состояния экстаза вместе с ним обычно доходили и следившие за его действиями зрители, становившиеся как бы соучастниками ритуала). После этого шаман нередко впадал в транс, ничего не видел, не слышал – считалось, что именно в этот момент и происходит его контакт с миром духов.

В глубокой древности магические обряды носили, возможно, более общий характер и были менее дифференцированы. Позже дифференциация их достигла значительных размеров. Современные этнографы, в частности С. А. Токарев, разделяют магию по методам воздействия на контактную (соприкосновение носителя магической силы – колдуна‑шамана или волшебного амулета – с объектом), инициальную (магический акт направлен на объект недосягаемый, в силу чего осуществляется лишь начало желаемого действия, конец которого предоставляется сверхъестественным силам), парциальную (опосредствованное воздействие на волосы, пищу и т. п.), имитативную (воздействие на подобие объекта). По целям воздействия магия делится на вредоносную, военную, промысловую, лечебную и др.

В целом магия как серия ритуальных обрядов была вызвана к жизни реальными потребностями общества, которые в силу определенных непредсказуемых обстоятельств бытия диктовали такого рода путь связи с миром сверхъестественных сил. Однако в то же время магия сыграла немалую роль в закреплении в сознании людей пралогического мышления, что сыграло важную роль в процессе формирования религиозного сознания. Ведь по мере развития магического мышления человеку стало казаться все более очевидным и само собой разумеющимся, что желаемый результат зависит не столько от целенаправленного действия, сколько от привходящих обстоятельств, окутанных магией сверхъестественного. А это вело к тому, что многие конкретные явления и даже отдельные предметы начинали восприниматься в качестве носителей магической силы.

Возник первобытный фетишизм, суть которого сводится к приписыванию отдельным предметам магической силы, способной влиять на ход событий и получение желаемого результата. Возникло представление о фетише как вредоносном (таковым считался труп, чем и были вызваны заботы о захоронении, табуирование трупа, обряд очищения после обряда похорон и т. п.), так и полезном.

Фетишизм проявился в создании идолов – предметов из дерева, глины и иных материалов и различного рода амулетов, талисманов. В идолах и амулетах видели опредмеченных носителей частицы того сверхъестественного могущества, которое приписывалось миру духов, предков и тотемов. С фетишами такого рода нередко имели дело колдуны‑шаманы, когда они воздействовали на подобие объекта согласно приемам контактной и имитативной магии.

Фетишизм явился как бы завершающей стадией процесса формирования всего комплекса ранних религиозных представлений первобытного человека. В самом деле, анимизм с его одухотворением природы и предков и тотемизм с его культом тех же мертвых предков и тотемов означали, что в сознании первобытных людей появилось представление о существовании наряду с миром реальных вещей мира иллюзорного, сверхъестественного, причем в рамках этого второго мира при всей бесплотности его обитателей ум первобытного человека видел ту же бесспорную реальность, что и в первом. Практически это означало, что ответственность за действия и события, не обусловленные очевидными причинно‑следственными связями и зависевшие от воли случая, первобытный коллектив возлагал на потусторонние силы сверхъестественного мира. Для общения с этим миром, привлечения его сил на свою сторону первобытные люди обращались к помощи магии, опора на которую сильно укрепила в их сознании сектор пралогического, магического мышления. И, наконец, появление фетишей показало, что магическая сила не только имеет свойство перемещаться во времени и пространстве, но и может оказаться в предметах реального мира.

Таким образом, в сознании первобытных людей в процессе становления родового общества выработался довольно четкий, стройный и обширный комплекс ранних религиозных представлений. Суть его сводилась к тому, что мир сверхъестественного с его огромными потенциями, свободной волей и магической силой является неотъемлемой и чуть ли не основной частью реального бытия человека. Именно силы этого мира регулируют законы природы и общества и поэтому должное уважение к ним – первейшая обязанность коллектива, если он хочет нормально существовать, быть обеспеченным пищей, находиться под чьей‑то защитой. Это представление о мире стало со временем само собой разумеющимся, естественным, в его русле долгие десятки тысяч лет протекала вся духовная жизнь общества – по крайней мере, до эпохи неолита, а для более отсталых народов и много позже, в отдельных случаях вплоть до наших дней.

Первобытная мифология. Комплекс верований и представлений первобытного человека, как и вся его реальная жизнь со всеми ее трудностями, проблемами и достижениями, находили свое отражение в устной традиции, которая, закрепляясь в умах и обрастая со временем фантастическими деталями, способствовала рождению мифов, возникновению первобытной мифологии.

Мифопоэтическое творчество всегда было тесно связано с духовной жизнью и религиозными представлениями людей. Это легко понять: коль скоро основой духовной жизни первобытного человека были его родство с тотемом, культ умерших предков, одухотворение мира или перенесение магической силы на идолы и амулеты, то неудивительно, что центральное место в мифологии занимали зооантропоморфные предки или обоготворенные герои, которым под силу любые чудеса. С именами так называемых культурных героев в мифах обычно ассоциировались важнейшие изобретения или нововведения, будь то добывание огня или установление форм семьи и брака, изготовление оружия и орудий труда или учреждение правил инициации. Большое место в первобытной мифологии занимали и космогонические сюжеты, т. е. предания о происхождении земли и неба, солнца и луны, растений и животных, наконец, человека. В мифах отчетливо прослеживается влияние тотемизма: духи нередко обладают волшебным свойством перевоплощаться, менять свой облик; обычным делом считаются брачные связи между человеком и животным, а то и фантастическим монстром.

В первобытной мифологии в образной форме обычно запечатлевались те важнейшие связи между жизнью и смертью, природой и культурой, мужским началом и женским, которые ранее всего осмыслялись человеком в процессе его наблюдений, изучения законов мира. Анализ этих важнейших противостояний, как и вообще основных мифологических сюжетов, является ныне одним из важных источников для реконструкции древнейших этапов истории человека, для познания тех важных закономерностей, которые были характерны для жизни первобытного человека. В частности, этот анализ позволяет ставить вопрос о той большой роли, которую играли в первобытном обществе культурные влияния и заимствования.

Нет ни одного народа, который не знал бы религии, и, следовательно, возникновение и развитие религиозных представлений как таковых, вне зависимости от их конкретного смыслового наполнения, связано с какими-то социально-психологическими свойствами или потребностями человека, которые так или иначе удовлетворяются различными вариантами конкретных религий. В этом смысле и принято говорить о религиозном сознании как об одной из форм общественного сознания. Понятие религиозной формы общественного сознания, таким образом, подчеркивает тот факт, что наличие религиозных представлений соответствует духовным потребностям человека, но вместе с тем объективность самих потребностей еще не означает объективности, истинности тех религиозных средств, с помощью которых эти потребности исторически удовлетворяются. Религия была центральной формой общественного сознания в течение более чем двух тысячелетий вплоть до эпохи Просвещения, в которой сначала философия, а затем наука и этика стали составлять ей своего рода конкуренцию. Так возник атеизм как учение, направленное на опровержение религиозных взглядов, продолжающих глубоко воздействовать на культуру вплоть до настоящего времени. Атеизм – это не самостоятельная форма общественного сознания, но как бы общественно санкционированный противовес религиозному сознанию.

Сущностью религиозного сознания является иллюзорное удвоение мира, т.е. признание наряду с реальным, природным и социальным бытием второго, потустороннего мира, в котором, согласно всем мировым религиям, находят или найдут свое идеальное разрешение все тревожащие человеческий дух противоречия земного бытия. Атрибутом религиозного сознания выступает специально культивируемый нравственно-эмоциональный акт – акт веры . Вера – свойство человеческого сознания, проявляющееся не только в религиозной, но и во многих других формах сознания (например, вера в идеалы в любом типе мировоззрения). Спецификой религиозной веры является не сам факт ее существования, но то обстоятельство, что именно она принимается здесь за основополагающий духовный акт, именуемый «религиозным опытом».

Центральный объект религиозной веры – идея бога, главная и самоценная идея, из которой выводится все остальное содержание религии. Идея бога для основной массы верующих всегда была не столько философским или вообще рациональным принципом, объясняющим, например, происхождение мира от божественного первотолчка, сколько такой идеей, которая прежде всего связывалась с нравственной сферой, с проблемой смысла человеческой жизни. Согласно религиозным воззрениям, если человек осуществил в себе акт веры, т.е. принял идею существования бога, то он тем самым придал смысл своей собственной жизни, преодолел ее стихийность и бесследность, обосновал идею добра и справедливости. Бог для религиозного сознания – это, вопреки всему несовершенству земной жизни, гарант непременного торжества светлых начал в извечных антиномиях зла и добра, несправедливости и справедливости, вседозволенности и нравственности. Верующий в бога будет жить «по-божески», безверие же, с этой точки зрения, равносильно утрате всех высоких нравственных начал и потому ведет к растерянности и нигилизму.

Религиозное сознание в своем обобщенном смысле направлено на удовлетворение потребности человека в системе абсолютных и непререкаемых нравственных ценностей, которых необходимо придерживаться, в придании смысла отдельному человеческому существованию, в гарантии так или иначе восторжествующей справедливости. Вместе с тем религия дает иллюзорное удовлетворение этих потребностей и, по существу, снимает с человека бремя сознательной ответственности за окружающую реальность, способствуя в принципе пассивно-созерцательному отношению к жизни.

По мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, религиозное сознание самоустранится тогда, когда будет достигнуто «действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом».

Религиозное сознание является одной из старейших форм общественного сознания, и совершенно очевидна подчиненность его конкретным общественно-историческим условиям. Религиозное сознание соответствовало объективным потребностям человеческого духа. Эти духовные потребности должны быть удовлетворены. Стремление отвергнуть религию должно было сопровождаться созданием такой системы общечеловеческих ценностей, которая могла бы заменить человеку соответствующие духовные, религиозные потребности. Религия выражала не только страх человека перед грозными и непонятными силами, господствующими в повседневной жизни. В религиозных обрядах, заклинаниях, жертвоприношениях люди пытались служить сверхъестественным силам и в некоторой степени управлять ими. Кроме того, с помощью религии закреплялись нормы поведения человека. Религия служила средством достижения социальной стабильности. Религия не случайное явление в культуре человечества, а закономерно возникшая, исторически и социально обусловленная форма осознания человечеством окружающего мира и самого себя. Религия является отражением (хотя и фантастически) окружающей действительности, поэтому она развивается и изменяется одновременно с изменением самой жизни. В современной философии различают три ступени в истории религии: 1) религия, опирающаяся на свое божество в природных силах (бог Солнца, бог Земли и т.п.); 2) религия, признающая всемогущего "Бога-господина", требующая повиновения ему; сюда же относится и религия как простая мораль без Бога; 3) религия искупления, возникающая из чувства греховности. Религиозное сознание как элемент в структуре религии взаимосвязано с другими ее элементами: религиозной деятельностью, отношениями и организациями.

Религиозное сознание специфично. Ему присуще прежде всего вера, эмоциональность, символичность, чувственная наглядность, соединение реального содержания с иллюзиями, диалогичность (диалог с Богом), знание религиозной лексики, воображение, фантазия. Религиозное сознание отличается тем, что наряду с признанием реальной жизни, в нем сохраняется иллюзорное удвоение мира, вера в продолжение духовной жизни после прекращения жизни земной, вера в потусторонний мир. Доказать логично существование этого мира невозможно, поэтому религиозное сознание основано на вере. Вера - это интегративная часть религиозного сознания. Она не нуждается в подтверждении истинности религии со стороны разума или чувств. Религиозная вера означает необходимость соответствующего поведения и деятельности и надежду на сверхъестественную добродетель благодаря милости Бога. В религиозной вере основной объект - это идея бога, на ней основано содержание религии. Для верующих идея бога является решением проблемы смысла жизни человека и нравственной опорой, стремлением выделить в жизни светлые и добрые начала. Искренне верующие люди стремятся жить, соблюдая общечеловеческие моральные нормы. В религиозном сознании утвержден определенный идеал, подкрепляемый верой в него. Этот идеал – Бог. Религиозный долг человека заключается в смирении перед Богом, в устремленности к нему как к идеалу, а для этого нужно от- казаться от своей человеческой воли и не перечить воле Божественной, смиренно делать дело, к которому приставлен, и как можно меньше рассуждать.

В большинстве случаев господствующая религия выступает в союзе с государством, с политической властью. Религия - явление конкретно-историческое. Она может исчезнуть лишь тогда, когда не будет потребности в ней, когда будут уничтожены общественные отношения, порождающие веру в сверхъестественные силы и необходимость сохранения этой веры

Сергей Хоружий

"Целый хор возвестит вам, что вера и свобода мысли - два взаимно исключающиеся понятия... Почему же, однако, так думают? А потому, что все понятия извратились и сбились". Юрий Самарин

1. Дабы ответы не были простым журналистским словоблудием, необходимо выстроить концептуальный контекст и каркас. Сами вопросы не задают его. Они отсылают к архаичным парадигмам и плохо артикулированы; но ясно, что в центре выдвигаемой проблематики - религиозное сознание: его природа, его ситуация в России и в мире и его отношения с творческим сознанием.

Итак - религиозное сознание и его ситуация сегодня. Тема о них актуальна: и нынешняя реальность и, в еще большей мере, встающие перспективы явственно говорят о необходимости их нового понимания. Эпоха является рубежной сразу во многом, но можно уверенно утверждать, что самые глубокие и решающие - антропологические перемены. Если прежде бытие человечества было привычно описывать как процесс социально-исторических изменений, довлеющих над антропологическими, - ныне это становится все более невозможным. Начал крупно меняться сам человек, все больше он уже не субстрат, а субъект, герой разыгрывающихся перемен, и антропологическая динамика, убыстряясь, делается ведущим фактором. Но каковы ее природа, масштаб, пределы? Осмысление этой новой, неведомой динамики выдвигает в центр проблему Антропологической Границы: границы самого рода и способа существования человека, области, где начинают меняться сами конститутивные признаки, предикаты этого способа.

Антропологическая Граница - непростой концепт. Понятно, что дискурс границы должен говорить нечто и об Ином, за-граничном; дискурс Антропологической Границы должен выстраиваться в мета-антропологической перспективе. И здесь пред нами - пресловутая ontologische Differenz, различие между онтическим и онтологическим, сущим и бытием. Рисуется ли мета-антропологическая перспектива онтической или онтологической, конституируется ли за-граничное человеку в сущем или же в бытии? Ответ: и то, и другое. Онтическая Граница заведомо существует, человеку онтически за-граничны - опыт безумия, опыт трансгрессии. Внимания к ним в наше время довольно; дискурс онтической Границы усиленно развивают психоанализ и примыкающие течения мысли. Но это - не вся Граница. Существует человеческий опыт, в котором Граница служит предметом устремления, испытуется, достигается как граница бытийная, рубеж трансформации фундаментальных предикатов наличного образа бытия. Именно он занимает нас. Ибо дискурс, в котором Антропологическая Граница тематизируется как граница онтологическая, и есть дискурс религиозного сознания. Иными словами, религиозное сознание может быть определено как сознание (устроение, строй сознания), наделенное онтологической, или мета-антропологической (что в нашем контексте синонимично), перспективой.

Религиозное сознание развертывается как многообразие дискурсов, выстраивает разветвленную икономию: в богословии, философии, мистике, культе, духовной практике… В рамках этой икономии оформляется "вера", конституируется "Церковь". Определив религиозное сознание "в дискурсе энергии", энергийно и деятельностно, как тип стратегии, мы должны переосмыслить эти феномены также в данном дискурсе. Что есть "вера"? - следование "верующей стратегии": такой, которая адекватна присущим мета-антропологической перспективе особым типам энергийной организации - синергийному строю, в словаре Православия, или синергетическому режиму, в лексике науки ("адекватна" означает: ориентирована к ним, но, вообще говоря, не обязательно уже и принадлежит им). В эссенциализирующем дискурсе, обычном для европейского мышления, "веру" свели к субстанциальным содержаниям, отождествили с произвольным принятием неких недоказуемых положений; но даже когда вера сама резюмирует себя в некоем Credo, на вид - именно наборе эссенциальных постулатов, - Credo не случайно носит название "Символ веры": это отнюдь не сама вера, а то, что ее символизирует, система ее символических знаков. Аналогично, "Церковь" здесь выступает как реализация интерсубъективности в мета-антропологической перспективе. Последнее вносит принципиальные отличия от интерсубъективности обычной. Интерсубъективность, осуществляемая в онтологической тематизации Антропологической Границы, сталкивается с проблемой целостности и полноты и в тематизации этих предикатов осмысливает себя как апорийную (ср. выявление апорий целостности в экзистенциальной аналитике) мета-эмпирическую пан-субъективность. Как таковая, она конституирует уже не просто диалогическое бытие-общение или коммуникационное пространство, но род бытия-общения, соединяющий черты Церкви мистической и Церкви исторической. Это онтологически тематизированная интер-пан-субъективность оказывается близка концепту соборности в его изначальной разработке у Хомякова.

2. Таков приблизительный каркас или, если угодно, ризома религиозного сознания. Вопросы касаются ее отношений с началами свободы, культуры, творчества; и эти начала, как видно из постановки, все мыслятся в оппозиции к ней, как ее иное. Однако такое понимание - с этого необходимо начать - не только не обязательно, но примитивно и устарело, отвечая давно отжившей просвещенческой парадигме. Устарелость, даже опасность этого взгляда - в двух основных чертах: он отвечает мышлению идеологическому и бинарному, стоящему, как первобытное сознание, на бинарных оппозициях и дихотомиях реальности. Задача деидеологизации и деконструкции таких структур актуальна для всех сфер сознания и культуры, равно религиозных и внерелигиозных. Набросанный подход "дискурса энергии" - один из путей к тому; он чужд идеологичности и бинарности с самого начала. Религиозное сознание в своей истинной природе не идеологично, а стратегично, оно не осуществляет функций диктата, не действует как "ограничитель свободы", но устанавливает конкретные отношения своих дискурсов с любым из дискурсов вне своей сферы - как отношения практик, типов энергийного устроения; и в таких отношениях критерии близости или чуждости, совместимости или несовместимости не идеологичны, но антропологичны, личностны и операционны. Как, скажем, давно известный факт трудной совместимости, напряжения в отношениях религиозного сознания с актерским искусством, лицедейством, коренится отнюдь не в идеологии, а в глубоких отличиях личностных стратегий. Есть и еще одно важное напряжение. Чистая и максималистская самореализация религиозного сознания - духовная практика. Это дискурс или стратегия особого рода, холистическая "практика себя", осуществляющая по-ступенчатую организацию и претворение всего комплекса человеческих энергий в упомянутый синергийный строй. Для такого тотального дискурса его сочетание, совместимость с любым другим есть проблема: и это - ведомое издревле напряжение, взаимная инаковость и полярность "подвига", "монастыря" - и "мира", "духовного" и "мирского". Напряжение это должно быть плодотворным, как будящее "мир" указание на "иное миру", но может оказываться и деструктивным…

A priori религиозное сознание более свободно, чем внерелигиозное; de facto оно часто оказывается менее свободным. Оно более свободно, ибо, обладая мета-антропологической перспективой, обладает принципиально иным, несравнимым диапазоном самореализации. Но есть постоянная опасность соскальзывания в эссенциальный дискурс - опредмечивание веры, институционализация Церкви - и тогда оно превращается в сознание, в дурном смысле, догматическое, один из самых несвободных типов сознания. Что же до "культуры", "творчества", "творческого сознания", то прежде чем выяснять отношение к ним религии, неплохо заметить, что сегодня они очень нуждаются в выяснении отношений сами с собой. Оппозиция Религия - Культура отвечала реальности и выражала постановку проблемы в мире до Первой мировой войны - равно на Западе и в России, где Серебряный век посвятил сей проблеме без счета сборников, вечеров и чтений в пользу недостаточного студенчества и увечных воинов. С тех пор утекло много чернил, еще больше - крови. "Культуру" больше не произносят с придыханием - разве что если в редакции "Знамени". "Культура - трухлявая голова", - сказал Андрей Белый еще тогда же. "Я не люблю этого напыщенного слова", - сказал Пастернак в 50-х. Потом оправдания для напыщенности стало еще меньше, трухлявости - еще больше. Сегодня первая проблема культуры - не в отношениях с религиозным сознанием, а в глубоком распадном процессе ее самосознания. Сама семантика сдвинулась, единственное число обратилось в пустой звук, flatus vocis, а есть культуры и практики - нац, секс, крими и всех прочих меньшинств, практики трансгрессии, культуры грибов, бактерий… - и согласно верховному правящему принципу P.C., все культуры равны, но некоторые - на данный момент феминизма и трансгрессии - заметно равнее. Перевернув эллинскую тетрактиду, квадрат начал античного космоса, постмодерн утверждает квадрат концов: Смерть Бога - Смерть Субъекта - Конец Истории - Конец Текста. Понятно, что в этой серии смертей заложено и много еще других; и в полный набор кончин следует включить и Смерть Творчества. Как весь постмодернистский дискурс, такие тезисы вовсе не без натяжек, не без эпатажной риторики - и все же в некой сути они не ложны.

Старые оппозиции не помогают понять этот повальный мор. Кончина творчества, равно как и все прочие, не вызвана кознями религиозного сознания. Надо вернуться к сказанному вначале: эпоха переживает радикальные тектонические сдвиги, где речь не просто о смене "культурной парадигмы" или "общественной формации". За всеми социальными и политическими структурами, за направлениями и парадигмами культуры лежит то, что прежде виделось как субстрат, недвижный сам по себе, меняющийся лишь от "перемен наверху": сам человек. Он не феномен и не ноумен, не "базис" и не "надстройка", он - фокус реальности и ее нексус, начало связи. Этот фокус реальности и стал меняться. Человек тронулся - и с ним сдвинулись, поехали все уровни, этажи и крыши. Антропологическая динамика приобретает приоритет над социальной и над культурной: настает тысячелетие Самого Человека. Мы здесь не можем обсуждать сущность этой динамики, антропологического сдвига, захватывающего все - соматику, психику, перцепции, интеллект, - но мы можем увидеть их вектор: разумеется, он направлен к Антропологической Границе. Опыт Границы занимает все больше места в опыте человека. Граница испытуется, обследуется все упорней, пристрастней, пристальней; и мы понимаем, что весь ансамбль смертей постмодерна - также часть этого процесса, плод стремленья к Границе.

Итак, ведущими становятся практики или стратегии Границы. Они троякого рода: виртуальные стратегии (Граница как виртуальная, недовоплощенная реальность) - стратегии Бессознательного (онтическая Граница, или сфера "безумия") - религиозные стратегии (онтологическая, или мета-антропологическая Граница). И это они будут разыгрывать меж собой всю партию Третьего Тысячелетия. В их сочетании и взаимодействии приобретают новый облик все формы самоосуществления человека; и Творчество и Религия заново устанавливают отношения, неся совместную службу на Границе. Расхождение и напряжение между ними сохранится: будучи отрефлексированы как граничные стратегии, они по-прежнему - разные стратегии уже потому, что творчество вовсе не связывает себя лишь с онтологическою Границей и не ориентирует себя сугубо в мета-антропологическую перспективу. Однако принципиальную разницу составляет то, что их отношения заведомо не будут бинарною оппозицией, перейдя из идеологической в диалогическую парадигму. Пройдя в постмодернизме чрез смерть, творчество вбирает опыт также и онтологической Границы, и не взирает уже на "иное миру" как на новые ворота; известное сходство с парадигмой Духовной практики имеет уже то "рождение читателя", что обретается в "смерти автора". И эта диалогичность отношений творческого и религиозного сознания - решающее условие не-катастрофичности антропологической динамики: того, чтобы Человек, тронувшись, тронулся не в безумие и ничто, но в пространство новой жизни и разума.

3. В нашем обсуждении мы пока совсем не касались русских особенностей - и это оправданно, поскольку особенности не столь кардинальны (к тому же, концептуализуя сферу религиозного сознания, мы отчасти ориентировались именно на православный тип религиозности). Все общие черты, главные элементы религиозной ситуации и проблематики те же, и русская реальность лишь добавляет к ним свои детали и колорит: колорит болезненной остроты, более резкой кризисности всех процессов и всех конфликтов. Имманентная черта самого способа жизни, самовоспроизведения духовной традиции - борьба охранительной и обновительной тенденций, "консерватизма" и "модернизма". Эта борьба - наиболее зримый фактор религиозной ситуации момента, фактор сам по себе естественный, неизбежный и здоровый. К нему добавляются, однако, два других фактора: всесторонний глубокий кризис - власти, экономики, социокультурной сферы, а также крайняя недоразвитость самой религиозной жизни, еще вчера насильственно низводившейся тоталитаризмом до двоицы примитивных форм, институт отправления обрядов плюс сервильная иерархия. В итоге оба полюса, и "консерватизм", и "модернизм", представлены в убогих версиях, вызывающих стыд за духовную историю страны. Далее: снова не только русской чертой является то, что "консерватизм" выступает сегодня, прежде всего, в форме анти-экуменизма, и анти-экуменизм испытывает явный рост и подъем. Здесь Русская Церковь и Россия следуют в русле общеправославной тенденции; и хотя есть и внутренние факторы, стимулирующие ее, она выражена у нас не столь резко, как в Сербии или даже Греции.

Но сильно ли связаны эти особенности с нашей темой? Ошибкой было бы пойти по напрашивающемуся пути, сочтя "консерватизм" косной препоной для творческого сознания и "модернизм" - светлою отдушиной для него. Нет спору, нынешнее русское охранительство охотно запретило бы все, что когда-либо запрещали или только хотели запретить Катков, Победоносцев и А. П. Толстой вместе взятые; однако и "модернизм" не выдвинул ровно ничего творческого, оставаясь подражателен и поверхностен. Как всегда, подлинная духовная задача - вне ущербной бинарности, и ее суть сегодня тоже ясна: это - восстановление аутентичной интеллектуальной традиции Православия, "Восточнохристианского дискурса". Основанный на классической патристике и аскетической антропологии, развитый в энергийном богословии Византии, этот дискурс не был перенесен на Русь - что стало одной из главных причин фатальной слабости и неорганичности религиозной культуры в России, разрыва между Православием и просвещением. Однако в диаспоре русской мыслью и Церковью была блестяще начата его современная разработка, что выявила богатство и актуальность заложенной в нем модели человека, созвучность ее многим выводам современного опыта. Успешно начатый труд должен быть продолжен на русской почве; и здесь, в этом продолжении, творческое и религиозное сознание могут сообща отыскивать путь к осмыслению тех сдвигов, что ныне совершаются в таинственном фокусе реальности: в человеке.

Г. И. Успенский. Полн. собр. соч. в 14 томах - М.,
1949.- Т. 8.- С. 385, 388 ("Волей-неволей").