Сборник идеальных эссе по обществознанию. Эта история произошла тридцать лет назад (ЕГЭ по русскому) История произошла лет 30 назад

Один из текстов в КИМах сегодня, 28.05.20154 г. на ЕГЭ по русскому языку

Как-то однажды в присутствии Ираклия Луарсабовича Андроникова я назвал известного поэта великим.
- Для великого он слишком сложен. Все великое просто и ясно. «Выхожу один я на дорогу…» - вот это великое. Вроде ничего нет, но есть все: одиночество, мироздание, надежда. «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит…»
С тех пор я отчетливо осознал, что путь в большой литературе пролегает не от простоты к сложности, а от
сложности к простоте. Ибо ясность и простота гораздо сложнее сложности, и достичь их гораздо труднее. Речь, разумеется, идет не о той простоте, которая «хуже воровства», а об истинной и высокой.
И это относится не только к литературе, искусству, но и к людям, их характерам и повадкам. О, сколько я встречал пустопорожних говорунов, которые «словечка в простоте» не скажут! Может, это отнюдь не аксиома, но опыт моих общений утверждает: амбициозность прямо пропорциональна бездарности, а обладатели Богом ниспосланных дарований чаще всего просты и доступны…
Уже писал, что мне особенно симпатичны люди, которые в любом возрасте сохраняют в себе детство. Знаменит автопортрет Пикассо, где он изобразил себя ребенком, игриво полуповисшим на спинке стула. В такой же позе мы с директором издательства «Детская литература», Сытиным тех дней, Пискуновым и увидели его, девяностолетнего, на вилле, вблизи Парижа. Константин Федотович вручил ему новые книги о живописи с репродукциями картин Пикассо.
На полу валялись рисунки, словно бумага, прикрывающая пол во время ремонта. И по ним кто-то ходил…
- Пабло, почему по вашим рисункам ходят? - не удержался Константин Федотович.
- Они ничего не стоят: они не подписаны! - ответил Пикассо фразой, которую, я потом узнал, произносил не раз в подобных ситуациях. Он, гений и умница, относился к себе как бы не очень всерьез. В отличие от бездарей и глупцов, которые относятся к себе очень серьезно.
Над столом у Агнии Барто висел листок, вырванный из ученической тетради в клеточку. А на нем рукой Юрия Гагарина было написано:
Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу.
Все равно его не брошу,
Потому что он хороший…
Когда я спросил у Юрия Алексеевича, почему он оставил Барто такой необычный автограф, Гагарин ответил:
- Потому что это были первые стихи, которые объяснили мне, трехлетнему, что нельзя быть в жизни предателем, что нельзя бросать человека в беде.
Быть может, никто не имел такой ошеломляющей прижизненной славы, как Юрий Гагарин. Я не собираюсь сравнивать его с Львом Толстым, или с Мусоргским, или с Эйнштейном… Но чтобы имя живущего человека знал весь земной шар и чтобы его встречали сотни тысяч восторженных граждан, куда бы он ни приехал?! И чтобы президенты и премьеры вручали высшие награды, в какой бы стране он ни оказался?! А сам Юрий Алексеевич сердился, когда его именовали «первым гражданином Вселенной», когда ему приписывали «завоевание» Космоса. Во-первых, ему не нравилось слово «завоевание». А во-вторых, он прекрасно осознавал, что первыми в Космос взлетели ученые. (По А.Алексину)

Ещё тексты были такие:

Ю.Яковлев

Всю ночь без сна ворочался с боку на бок, подминал под голову измятую подушку, мычал, стискивая зубы, как от боли, – не мог забыть того, что случилось днем, не исчезало острое чувство совершенного преступления, и неотступно стояли перед глазами подробности того, что произошло с ним.
Было теплое солнце, ярый субботний мартовский день сиял в Москве, везде таял сразу почерневший снег, кое-где дымились парком сухие пролысины тротуаров, везде зеркально блестели лужи на мостовых, было много прохожих, одетых уже по-весеннему. В машине стало даже жарко, тесно от солнца, блещущего на переднем стекле, на капоте, и у него тоже было легкое, свободное ощущение весны и вместе почти счастливое ожидание того, что сейчас выедет из Москвы на подсохшее в полях шоссе и через сорок минут будет в загородном доме отдыха среди двоих своих детей и жены, которых отвез на каникулы неделю назад.
После шумного, ослепительного, шелестящего шинами перекрестка свернул на тихую параллельную проспекту дорожку, не торопясь поехал по широким лужам, объезжая расколотые дворниками глыбы желтого льда, мимо стоявших по обочине заляпанных грязью машин, мимо киосков с горячим сверканием витринных стекол, мимо идущих по тротуару людей в расстегнутых плащах.
Впереди на солнцепеке у обочины увидел поддомкраченную машину; человек, без пальто, без шапки, в сером пиджаке, возился возле колеса, отвинчивая ключом гайки, и он подумал опять с удовольствием:
«Действительно, настоящая весна».
И лишь успел подумать это, заметил вывернувшегося из-за этой поддомкраченной машины щенка, он выскочил из-под ног склоненного к колесу человека, темно-коричневый, с острой веселой мордой, и бросился играющими прыжками, как-то боком навстречу его машине.
Скорость была небольшой, он мгновенно нажал на тормоз, но все-таки не сумел сразу затормозить. Машину катило по льду, и в ту же секунду щенок, все приближаясь, игриво лая, тряся смешными ушами, мелькнул под радиатором, и потом послышались там, внизу, какие-то удары, потом как будто машина проехала по чему-то твердому, ее вроде бы чуть подняло даже – и он, весь в горячем поту, наконец со всей силы затормозил, ужасаясь тому, что почувствовал, ощутил в эту минуту.
Еще не отпуская тормоз, он оглянулся и с тем же ужасом увидел щенка уже возле человека в сером пиджаке – щенок, мотаясь всем телом, казалось, жалуясь тихонько, взвизгивая, искательно тыкался острой мордой в его руки.
А он смотрел, точно скованный, на щенка, на человека в пиджаке, растерянно опустившегося перед ним на корточки, и сознавал, что совершил сейчас нечто непоправимо преступное, как убийство.
Он ясно чувствовал эти удары под машиной и ясно понимал, что щенок в горячке еще двигается, как бы извиняясь за ошибку, прося прощения, тычется мордой в руки хозяина, лижет его пальцы, а человек в пиджаке, лаская, успокаивая его, еще не знает, как ощутимо и страшно минуту назад качнуло машину на чем-то твердом.
Потом человек в пиджаке взял щенка на руки и, все продолжая гладить его длинные уши, трепать его голову, испачканную мокрой грязью, повернул бледное лицо.
– Какой же вы шофер, если не можете остановить машину? – с упреком сказал человек, подойдя. – Это же глупый щенок, понимаете вы это или нет?
Уже на тротуаре и вокруг человека с тихо поскуливающим щенком на его руках столпились люди, зло крича; кто-то постучал по капоту с тем знакомым выражением осуждения и неприязни пешехода к водителю, какое всегда бывает во время уличных катастроф, – и он, жгуче презирая себя за почти инстинктивный толчок самозащиты, сдавленным голосом выговорил:
– А вы… зачем отпускаете на дорогу щенка?..
Он плохо помнил, как выехал из Москвы на загородное шоссе, все словно подсеклось, срезалось в нем, и было до тошноты мерзко, гадко на душе от той защитительной своей фразы, звучавшей в его ушах: «А вы зачем отпускаете на дорогу щенка?»
И, глядя на дорогу, он опять с поразительной ясностью представлял того щенка с острой веселой мордой, когда тот, играя, смешно тряся ушами, бросился к машине, ощущал глухие удары под днищем и представлял, как железо било его по голове, как в смертельном испуге заметался под колесами щенок, не понимая, что произошло, почему на его игру с этой чужой машиной ему ответили такой страшной болью.
«Я убил его… Это же он в горячке выскочил потом к хозяину.

Как он мотал головой, как тыкался мордой в его руки, точно спасения искал!..» – думал он и стискивал зубы, морщась, потирая рукой лицо, уже не видя ни шоссе, ни талого снега, ни мокрых мартовских полей под прекрасным весенним солнцем.
Через час, приехав в дом отдыха, он не поцеловал жену, не поцеловал детей, будто потерял на это право, только долго и пристально смотрел на свою пятилетнюю дочь, взяв ее на руки, прижимая ее к себе.

В.С. Токарева "Сволочей тоже жалко"
Эта история произошла тридцать лет назад.

Мой муж обожал играть в преферанс и ходил с этой целью в генеральский дом. Недалеко от нас было выстроено «Царское село» – дома для высшего сословия. Генерала звали Касьян, а генеральшу Фаина. Фаина – действующий врач, работала в Кремлевской больнице.

Я иногда сопровождала мужа, сидела за его спиной.

Фаина восседала за столом – огромная, как сидячий бык. При этом у нее были локоны и бархатный голос.

Касьян – на десять лет моложе, красавец. Фаина отбила его у законной жены. Чем взяла? Возможно, романтическими локонами и воркующим голосом.

У меня к этому времени вышли фильм и книга. Я ходила в молодых и талантливых. Жизнь улыбалась. Но вдруг ни с того ни с сего моя дочь перестала видеть правым глазом. Ее положили в больницу с диагнозом неврит, воспаление зрительного нерва.

Моей девочке было десять лет, мы никогда до этого не расставались, и эта первая разлука явилась трагедией. Она плакала в больничной палате, а я у себя дома, на улице и в гостях.

Фаина увидела мой минор и вызвалась помочь.

На другой день мы вместе отправились в Морозовскую больницу. Глазное отделение находилось на пятом этаже, без лифта. Фаина шла, вздымая свои сто килограммов, и недовольно бурчала. Смысл ее бурчания был таков: зачем она пошла, зачем ей это надо, вечно она во что-то влезает себе во вред.

Я плелась следом и чувствовала себя виноватой.

Наконец мы поднялись на нужный этаж.

– Стойте и ждите, – приказала Фаина.

Она достала из объемной сумки белый халат, надела его и скрылась за дверью глазного отделения.

Я стояла и ждала. Время остановилось. Было не совсем понятно, зачем я ее привела. В отделении хорошие врачи. Они любили мою девочку, готовы были сделать все необходимое. Зачем эта начальница? Напугать? Но в семидесятые годы медицина была добросовестной, в отличие от сегодняшней. Напугать – значит выразить недоверие. Некрасиво. Однако цена вопроса была слишком высока: глаз. Я ждала.

Появилась Фаина. Подошла близко. Устремила на меня пронзительный взор. Буквально впилась взглядом.

– Соберитесь, – сказала она. – Выслушайте разумно. У вашей дочери опухоль мозга. Эта опухоль передавливает нерв, поэтому он не проводит зрение.

– И что теперь? – тупо спросила я.

– Операция. Надо делать трепанацию черепа и удалять опухоль.

Я понимала: она говорит что-то страшное, но до меня не доходил смысл сказанного. Я не могла совместить эти слова с моей девочкой.

– И что потом? – спросила я.

– Молите бога, чтобы она умерла. Если выживет, останется идиоткой.

Фаина замолчала. Стояла и изучала мое лицо. Мое лицо ничего не выражало. Меня как будто выключили из розетки.

– Я вам что-то должна? – спросила я.

– Ничего, – великодушно ответила Фаина. – Но поскольку я потратила на вас время, сопроводите меня в ателье. На такси. Я должна забрать норковый берет и норковый шарф.

– Хорошо, – отозвалась я.

Мы спустились вниз. Я остановила такси, и Фаина загрузила в него весь свой живой вес.

У меня вдруг упали из рук часы и щелкнули об асфальт. Почему они оказались у меня в руке? Видимо, я их сняла. Наверное, я не отдавала отчета в своих действиях.

Я сидела возле шофера и не понимала: зачем Фаина заставила меня ехать с ней в ателье? Сообщить матери о том, что ее ребенок безнадежен, – значит воткнуть нож в ее сердце. А потом потребовать, чтобы я с ножом в сердце повезла ее в ателье… Стоимость такси – рубль. Неужели у генеральши нет рубля, чтобы доехать самой?

Мы остановились возле ателье. Фаина выбралась из машины постепенно: сначала две сиськи, потом зад, обширный, как у ямщика, а на локоны она наденет норковый берет.

Я осталась в машине, сказала шоферу:

– Обратно в больницу.

Я вернулась в глазное отделение, вызвала врача.

– У моей дочки опухоль мозга? – прямо спросила я.

– С чего вы взяли? – удивился врач. – У нее обычный неврит.

– А как вы отличаете неврит от опухоли?

– По цвету. Когда неврит, нерв красный, а когда опухоль, нерв синий.

– А у моей дочки какой цвет?

– Красный. Мы будем колоть ей нужный препарат, воспаление уйдет, зрение восстановится.

– А можно сделать рентген?

– Можно. Только зачем?

– Удостовериться, что опухоли нет.

– Если хотите…

Я не ушла до тех пор, пока врач не вынес мне рентгеновский снимок и я не убедилась воочию, что снимок чист, прекрасен и даже красив, благословенны дела твои, Господи…

Я вернулась домой без ножа в груди. Рассказала мужу. Он слушал, не прекращая смотреть по телевизору новости. Я спросила:

– Зачем она это сделала?

– Сволочь, – коротко ответил муж.

Я набрала телефон Фаины и сказала ей:

– Вы ошиблись. У моей дочери нет никакой опухоли. Обыкновенный неврит.

– Ну и пожалуйста, – ответила Фаина, как будто обиделась.

Я потом долго пыталась понять: что это было? Может быть, зависть? Но она живет лучше меня. У нее муж генерал с генеральской зарплатой и норковый берет с норковым шарфом. А у меня обычная вязаная шапка. Но скорее всего – просто сволочь, как сказал муж. Есть же такое слово – «сволочь», значит, должны быть и люди, этому слову соответствующие.

Прошло десять лет. Моя дочь выросла, набралась красоты, одинаково видела обоими глазами. Запуталась в женихах.

В один прекрасный день мы с мужем поехали на базар. В овощном ряду я углядела Фаину. С тех давних пор я с ней не общалась, хотя слышала, что недавно ее муж умер в гараже возле машины, а сын выпал из окна. Наркотики.

Фаина увидела меня и кинулась мне на грудь как близкая родственница.

Я стояла, скованная ее объятьями, и мне ничего не оставалось, как положить руки на ее спину. Спина тряслась в рыданиях. Под моими ладонями выступали ее лопатки, как крылья. Фаина не просто похудела, а высохла. Куда делись ее килограммы? Локоны превратились в старушечий пучок на затылке. Что делает с человеком горе…

Мой муж показывал мне глазами: надо идти, чего ты застряла? Но я не могла оттолкнуть Фаину вместе с ее рыданиями. Я стояла и терпела. И не просто терпела – сочувствовала. Гладила ее по спине, по плечам и крыльям.

Сволочи – тоже люди. Их тоже жалко.

И ЕЩЁ

Б.Васильев

Воспитание не профессия, а призвание, талант, дар божий. И этим благородным божьим даром была щедро наделена моя бабушка. Легкомысленная, никогда не унывающая фантазерка с детской душой, живостью и фигуркой девушки.
- Беспризорники вырвали у меня весь наш хлеб!- Элечка, все трын-трава, испанский мох. Интересно, куда же мне девать девятку треф?
- Твое легкомыслие, мама, переходит все границы. Мы не увидим хлеба до завтрашнего дня!…Мы сидим в центре Смоленска на Блонье. Я задаю бесконечные «почему», мешая бабушке насладиться французским романом. Чтобы я отвязался, она нарушает один из основополагаю-щих законов нашего дома: ничего не есть на улице. Покупается мороженое в круглых вафлях, на которых отпечатано «БОРЯ». Мы - в сладостном предвкушении: я собираюсь заняться мороженым, бабушка - наконец-то вцепиться в роман. Я уже высовываю язык, слизывая растаявшую капельку с колючего ободка вафли, как вдруг рядом оказывается маленькая оборванная девочка. Черные глазки-бусинки с наивным восторгом не отрываются от мороженого. Я ревниво хмурюсь…
- Какая прелесть! - громко объявляет бабушка, оставив роман. - Так женщины смотрят на бриллианты. А как грациозно она стоит! Боже, боже, и ты еще чего-то ждешь, Боря? Немедленно отдай этой прекрасной незнакомке мороженое, если ты - настоящий мужчина!
Это - бабушка.
…Когда-то отец увлекался копированием картин, и в одной из комнат нашего домика на Покровской горе висели «Иван-царевич на сером волке», «Аленушка», «Богатыри», что-то еще. И вот зимними вечерами мы с бабушкой уходили в ту комнату. При этом бабушка оставляла дверь в большую комнату открытой, чтобы свет керосиновой лампы падал на какую-либо из отцовских копий. Мы усаживались перед нею и…
- Ранним утром три русских богатыря выехали на разведку, - приглушенно и заманчиво начинала бабушка. - Они ехали долго, и мягкий ковыль бесшумно стлался под копытами их коней…
И васнецовские богатыри оживали в мерцающем свете. Они скакали по степи, высматривали врага, сходились с ним в жестокой рубке. И свистели стрелы, звенели мечи, ржали кони, стонали раненые…
- Ты видишь, видишь, пятеро врагов напали на одного Алешу Поповича? - горячо, убежденно спрашивала бабушка. - Ох, как ему трудно сейчас! Держись, Алеша, держись!
- Алеша! - во весь голос кричали мы оба. - Держись, Алеша!..
В упоении мы вопили на весь дом, но никто ни разу не сказал бабушке, что она забивает голову ребенку какими-то бреднями. Наоборот, когда кончалось наше «кино» - а кончалось оно неизменно победой Добра, - я врывался в большую комнату и с порога начинал восторженно рассказывать, что я только что видел, все с живейшим интересом и совершенно серьезно расспрашивали меня о битве трех богатырей или о чудесном спасении царевны.
Это - бабушка.
И все это - бабушка. Я мог бы вспоминать о ней бесконечно: она сама научила меня сочинять. Но я сочиняю на реальной основе, потому что бабушка была именно такова. Я лишь кое-что суммирую, чтобы проявить в родном мне характере черты определенного социального типа.

В. Токарева предлагает своим читателям задуматься над проблемой нравственного выбора: всегда ли нужно жалеть других? ...

Раскольников создает теорию, согласно которой люди делятся на “тварей дрожащих” и тех, кто “право имеет”. С такими взглядами о нравственности и говорить-то невозможно. Герой убивает старуху-процентщицу. Впоследствии он раскаивается в содеянном. Соня Мармеладова жалеет Раскольникова несмотря на то, какой поступок он совершил. Она сделала правильно: мы действительно, видим, что главный герой изменился в лучшую сторону, осознал неверность своих поступков и классовой теории, понял, что гордость ума ведет к розни и к гибели.

Отлично подтверждает мою позицию произведение А.И. Солженицына “Матрёнин двор” . Главная героиня - Матрёна, праведница, без которой не стоит село. К ней обращаются за помощью все, кому не лень: соседи, родственники. Она никому не отказывает и не просит ничего взамен. Матрена всю жизнь живет словно не для себя, а для других. Она жалеет всех, а ее не жалеет никто. Один раз помогла, второй, третий… Люди, для которых она что-то сделала, продолжают относиться к ней по-потребительски. Я не критикую альтруизм Матрены, но, мне кажется, ее жизнь была бы лучше, полней, интересней, если бы она хоть чуточку больше заботилась о себе и о своих интересах и не потакала бы всем просьбам эгоистичных людей(порой и сволочей). Мы убеждаемся в том, что нравственные ценности необходимы каждому. Но не все способны на обладание ими... Так что не стоит жалеть тех, кто не готов менять свои “сволочистские” качества на качества достойного высоконравственного человека, иначе эти люди будут нас просто использовать.

Обновлено: 2017-08-16

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

.

Полезный материал по теме

1) Эта история произошла тридцать лет назад.
2)У меня к этому времени вышли фильм и книга. Я ходила в молодых и талантливых. Жизнь улыбалась. Но вдруг ни с того ни с сего моя дочь перестала видеть правым глазом. Ее положили в больницу с диагнозом неврит, воспаление зрительного нерва.
Моей девочке было десять лет, мы никогда до этого не расставались, и эта первая разлука явилась трагедией. Она плакала в больничной палате, а я у себя дома, на улице и в гостях.
Фаина увидела мой минор и вызвалась помочь.
На другой день мы вместе отправились в Морозовскую больницу. Глазное отделение находилось на пятом этаже, без лифта. Фаина шла, вздымая свои сто килограммов, и недовольно бурчала. Смысл ее бурчания был таков: зачем она пошла, зачем ей это надо, вечно она во что-то влезает себе во вред.
Я плелась следом и чувствовала себя виноватой.
Наконец мы поднялись на нужный этаж.
– Стойте и ждите, – приказала Фаина.
Она достала из объемной сумки белый халат, надела его и скрылась за дверью глазного отделения.
Я стояла и ждала. Время остановилось. Появилась Фаина. Подошла близко. Устремила на меня пронзительный взор. Буквально впилась взглядом.
– Соберитесь, – сказала она. – Выслушайте разумно. У вашей дочери опухоль мозга. Эта опухоль передавливает нерв, поэтому он не проводит зрение.Надо делать трепанацию черепа и удалять опухоль.
– И что потом? – спросила я.
– Молите бога, чтобы она умерла. Если выживет, останется идиоткой.
Фаина замолчала. Стояла и изучала мое лицо. Мое лицо ничего не выражало. Меня как будто выключили из розетки.
– Я вам что-то должна? – спросила я.
– Ничего, – великодушно ответила Фаина. – Но поскольку я потратила на вас время, сопроводите меня в ателье. На такси. Я должна забрать норковый берет и норковый шарф.
Мы спустились вниз. Я остановила такси, и Фаина загрузила в него весь свой живой вес.
Я сидела возле шофера и не понимала: зачем Фаина заставила меня ехать с ней в ателье? Сообщить матери о том, что ее ребенок безнадежен, – значит воткнуть нож в ее сердце. А потом потребовать, чтобы я с ножом в сердце повезла ее в ателье… Стоимость такси – рубль. Неужели у генеральши нет рубля, чтобы доехать самой?

Я осталась в машине, сказала шоферу:
– Обратно в больницу.
Я вернулась в глазное отделение, вызвала врача.
– У моей дочки опухоль мозга? – прямо спросила я.
– С чего вы взяли? – удивился врач. – У нее обычный неврит.
– А как вы отличаете неврит от опухоли?
– По цвету. Когда неврит, нерв красный, а когда опухоль, нерв синий.
– А у моей дочки какой цвет?
– Красный. Мы будем колоть ей нужный препарат, воспаление уйдет, зрение восстановится.
Я не ушла до тех пор, пока врач не вынес мне рентгеновский снимок и я не убедилась воочию, что снимок чист, прекрасен и даже красив. Я вернулась домой без ножа в груди. Я потом долго пыталась понять: что это было? Может быть, зависть? Но она живет лучше меня. У нее муж генерал с генеральской зарплатой и норковый берет с норковым шарфом. А у меня обычная вязаная шапка.
Прошло десять лет. Моя дочь выросла, набралась красоты, одинаково видела обоими глазами. Запуталась в женихах.
В один прекрасный день мы с мужем поехали на базар. В овощном ряду я углядела Фаину. С тех давних пор я с ней не общалась, хотя слышала, что недавно ее муж умер в гараже возле машины, а сын выпал из окна. Наркотики.
Фаина увидела меня и кинулась мне на грудь как близкая родственница.
Я стояла, скованная ее объятьями, и мне ничего не оставалось, как положить руки на ее спину. Спина тряслась в рыданиях. Под моими ладонями выступали ее лопатки, как крылья. Фаина не просто похудела, а высохла. Куда делись ее килограммы? Локоны превратились в старушечий пучок на затылке. Что делает с человеком горе…
Мой муж показывал мне глазами: надо идти, чего ты застряла? Но я не могла оттолкнуть Фаину вместе с ее рыданиями. Я стояла и терпела. И не просто терпела – сочувствовала. Гладила ее по спине, по плечам и крыльям.
Таких людей, как Фаина, тоже жалко.
(По Токаревой В.С.)

Эта история произошла тридцать лет назад.

Мой муж обожал играть в преферанс и ходил с этой целью в генеральский дом. Недалеко от нас было выстроено «Царское село» – дома для высшего сословия. Генерала звали Касьян, а генеральшу Фаина. Фаина – действующий врач, работала в Кремлевской больнице.

Я иногда сопровождала мужа, сидела за его спиной.

Фаина восседала за столом – огромная, как сидячий бык. При этом у нее были локоны и бархатный голос.

Касьян – на десять лет моложе, красавец. Фаина отбила его у законной жены. Чем взяла? Возможно, романтическими локонами и воркующим голосом.

У меня к этому времени вышли фильм и книга. Я ходила в молодых и талантливых. Жизнь улыбалась. Но вдруг ни с того ни с сего моя дочь перестала видеть правым глазом. Ее положили в больницу с диагнозом неврит, воспаление зрительного нерва.

Моей девочке было десять лет, мы никогда до этого не расставались, и эта первая разлука явилась трагедией. Она плакала в больничной палате, а я у себя дома, на улице и в гостях.

Фаина увидела мой минор и вызвалась помочь.

На другой день мы вместе отправились в Морозовскую больницу. Глазное отделение находилось на пятом этаже, без лифта. Фаина шла, вздымая свои сто килограммов, и недовольно бурчала. Смысл ее бурчания был таков: зачем она пошла, зачем ей это надо, вечно она во что-то влезает себе во вред.

Я плелась следом и чувствовала себя виноватой.

Наконец мы поднялись на нужный этаж.

– Стойте и ждите, – приказала Фаина.

Она достала из объемной сумки белый халат, надела его и скрылась за дверью глазного отделения.

Я стояла и ждала. Время остановилось. Было не совсем понятно, зачем я ее привела. В отделении хорошие врачи. Они любили мою девочку, готовы были сделать все необходимое. Зачем эта начальница? Напугать? Но в семидесятые годы медицина была добросовестной, в отличие от сегодняшней. Напугать – значит выразить недоверие. Некрасиво. Однако цена вопроса была слишком высока: глаз. Я ждала.

Появилась Фаина. Подошла близко. Устремила на меня пронзительный взор. Буквально впилась взглядом.

– Соберитесь, – сказала она. – Выслушайте разумно. У вашей дочери опухоль мозга. Эта опухоль передавливает нерв, поэтому он не проводит зрение.

– И что теперь? – тупо спросила я.

– Операция. Надо делать трепанацию черепа и удалять опухоль.

Я понимала: она говорит что-то страшное, но до меня не доходил смысл сказанного. Я не могла совместить эти слова с моей девочкой.

– И что потом? – спросила я.

– Молите бога, чтобы она умерла. Если выживет, останется идиоткой.

Фаина замолчала. Стояла и изучала мое лицо. Мое лицо ничего не выражало. Меня как будто выключили из розетки.

– Я вам что-то должна? – спросила я.

– Ничего, – великодушно ответила Фаина. – Но поскольку я потратила на вас время, сопроводите меня в ателье. На такси. Я должна забрать норковый берет и норковый шарф.

– Хорошо, – отозвалась я.

Мы спустились вниз. Я остановила такси, и Фаина загрузила в него весь свой живой вес.

У меня вдруг упали из рук часы и щелкнули об асфальт. Почему они оказались у меня в руке? Видимо, я их сняла. Наверное, я не отдавала отчета в своих действиях.

Я сидела возле шофера и не понимала: зачем Фаина заставила меня ехать с ней в ателье? Сообщить матери о том, что ее ребенок безнадежен, – значит воткнуть нож в ее сердце. А потом потребовать, чтобы я с ножом в сердце повезла ее в ателье… Стоимость такси – рубль. Неужели у генеральши нет рубля, чтобы доехать самой?

Мы остановились возле ателье. Фаина выбралась из машины постепенно: сначала две сиськи, потом зад, обширный, как у ямщика, а на локоны она наденет норковый берет.

Я осталась в машине, сказала шоферу:

– Обратно в больницу.

Я вернулась в глазное отделение, вызвала врача.

– У моей дочки опухоль мозга? – прямо спросила я.

– С чего вы взяли? – удивился врач. – У нее обычный неврит.

– А как вы отличаете неврит от опухоли?

– По цвету. Когда неврит, нерв красный, а когда опухоль, нерв синий.

– А у моей дочки какой цвет?

– Красный. Мы будем колоть ей нужный препарат, воспаление уйдет, зрение восстановится.

– А можно сделать рентген?

– Можно. Только зачем?

– Удостовериться, что опухоли нет.

– Если хотите…

Я не ушла до тех пор, пока врач не вынес мне рентгеновский снимок и я не убедилась воочию, что снимок чист, прекрасен и даже красив, благословенны дела твои, Господи…

Я вернулась домой без ножа в груди. Рассказала мужу. Он слушал, не прекращая смотреть по телевизору новости. Я спросила:

– Зачем она это сделала?

– Сволочь, – коротко ответил муж.

Я набрала телефон Фаины и сказала ей:

– Вы ошиблись. У моей дочери нет никакой опухоли. Обыкновенный неврит.

– Ну и пожалуйста, – ответила Фаина, как будто обиделась.

Я потом долго пыталась понять: что это было? Может быть, зависть? Но она живет лучше меня. У нее муж генерал с генеральской зарплатой и норковый берет с норковым шарфом. А у меня обычная вязаная шапка. Но скорее всего – просто сволочь, как сказал муж. Есть же такое слово – «сволочь», значит, должны быть и люди, этому слову соответствующие.

Прошло десять лет. Моя дочь выросла, набралась красоты, одинаково видела обоими глазами. Запуталась в женихах.

В один прекрасный день мы с мужем поехали на базар. В овощном ряду я углядела Фаину. С тех давних пор я с ней не общалась, хотя слышала, что недавно ее муж умер в гараже возле машины, а сын выпал из окна. Наркотики.

Фаина увидела меня и кинулась мне на грудь как близкая родственница.

Я стояла, скованная ее объятьями, и мне ничего не оставалось, как положить руки на ее спину. Спина тряслась в рыданиях. Под моими ладонями выступали ее лопатки, как крылья. Фаина не просто похудела, а высохла. Куда делись ее килограммы? Локоны превратились в старушечий пучок на затылке. Что делает с человеком горе…

Мой муж показывал мне глазами: надо идти, чего ты застряла? Но я не могла оттолкнуть Фаину вместе с ее рыданиями. Я стояла и терпела. И не просто терпела – сочувствовала. Гладила ее по спине, по плечам и крыльям.

Сволочи – тоже люди. Их тоже жалко.

Странности любви

В молодости мы дружили: я и Лялька.

У Ляльки был парень Руслан. Они встречались уже семь лет, но Руслан не делал предложения. Его что-то останавливало. Я догадывалась, что именно.

Руслан – из профессорской семьи, интеллектуал, очкарик, писал стихи, заведовал отделом в молодежном журнале.

Лялька – все наоборот. Ее родители перебрались в Москву из глухой деревни. Папаша пил, мать работала швеей-мотористкой. Лялька едва окончила десять классов, книг не читала, учиться не хотела. Смотрела по телевизору мультики.

Что в ней привлекало? Молодость (двадцать пять лет) и совершенство форм. У нее была идеальная фигура. Ничего лишнего. Лялька замечательно двигалась. Смешливая, все ей было смешно. А когда танцевала – было на что посмотреть.

Если кто-то танцевал рядом с Лялькой, в ресторане, например, то выглядел как кувалда.

Я любила Ляльку за то, что с ней было легко и весело. Мы постоянно хохотали, без причины. Но не потому, что дуры, а так совпадали. Я видела Ляльку и сразу начинала радоваться жизни.

Лялька в этот период была занята тем, что «дожимала» Руслана. Она его любила, а он – тянул резину. Лялькина мать возмущалась: «Плюнь! Я бы на его ссала в тридцать три вилюльки».

Что такое вилюлька, я не знаю, но тоже говорила Ляльке:

– Женятся или сразу, или никогда.

Все кончилось тем, что Лялька нашла себе другого. Этот другой сделал предложение через два дня после знакомства. Он имел какое-то отношение к балету – то ли танцевал, то ли преподавал. Было понятно, почему он повелся на Лялькину хрупкость и грацию. Он привык видеть красивое женское тело.

Книги писательницы - многотомная энциклопедия житейской мудрости [видео]

Изменить размер текста: A A

Десятки фильмов сняты по ее произведениям. Федерико Феллини, прочитав ее книгу, сказал: «Какое доброе дарование. Она воспринимает жизнь не как испытание, а как благо».

А она сама - будто это все не про нее. «Раньше я была тщеславной... А теперь нет». Она легко признается, что не была кристально верна мужу и это взаимно: «Вы знаете, муж от меня никогда не уходил. Герои моих личных романов меня бросали, бывало. И я переживала. Но не сильно, потому что дома-то все в порядке...»

Проиграли обе: и жена, и любовница

Но все-таки был в ее жизни роман, который она переживала сильно. Его героем был режиссер Георгий Данелия . Соперницей - гражданская жена Данелия актриса Любовь Соколова . Об этом треугольнике много судачили. Особенно после фильма «Мимино», над которым Токарева и Данелия работали вместе (как и над многими другими). В общем, посудачили и забыли. Георгий Николаевич остался в семье. А несколько лет спустя вдруг ушел от Соколовой к третьей - юной студентке ВГИКа Галине. Как это часто бывает: мужчина испытывает страсть к любовнице, а к жене - не менее сильное чувство вины. И - увы - уходит к совсем новой женщине. Четверть века спустя Галина признавалась в одном из интервью, что Соколова отреагировала спокойно: «Люба собрала вещи и переехала в квартиру на Соколе. Сцену закатила Виктория Токарева... Узнав, что Георгий Николаевич женится на мне, она кричала ему: «У нее есть сын! Она еще та штучка! В конце концов она некрасивая!» О годах знакомства с Данелия Виктория рассказывала журналистам, не скупясь на комплименты его таланту и обаянию. А о расставании с ним - всегда молчок. Видимо, эта история засела ржавым гвоздем в сердце писательницы. И недавно Виктория Самойловна решила вырвать этот «гвоздь»: написала повесть «Дерево на крыше», в которой довольно крепко приложила некоторых участников драмы.

О «Дереве на крыше»: я обрабатываю сюжеты головой

Прочитала? Как тебе?

- Как всегда, прекрасно. А у героини «Дерева на крыше» был реальный прототип? (Я намекаю на Любовь Соколову - прототип главной героини.)

Была такая женщина.

- Известная актриса?

Может быть. Но ничего не скажу.

Сейчас Токарева наотрез отказывается обсуждать детали своих отношений с Данелия и его семьей. А когда-то, в 98-м году, в интервью одному питерскому изданию она почти один в один пересказала несколько эпизодов из «Дерева на крыше».

Мы начали с ним работать... (Сценарий по повести «День без вранья» Токарева с Данелия дорабатывали вместе, так и познакомились. - Авт.)

- Не сразу стал целоваться?

Нет, не в первый день, где-то на десятый. Сначала мы терпели. Данелия такой ярко талантливый был тогда, что мы садились работать, и мне казалось, будто тучи раздвигаются, выходит солнце и все вокруг заливает радостным светом. Мы заканчивали - солнце пряталось за тучи, и все вокруг опять становилось серым и неинтересным. Это такая штука - не каждый талант тебе подходит, пусть даже он трижды талант. А мы тогда смотрели на мир одними глазами. Вы уж поверьте, в моей жизни много всего было, но те пятнадцать дней - определенно самые счастливые, такие ослепительно солнечные, что просто с ума сойдешь».

«Данелия был тогда под сильным влиянием мамы. Она сказала: работать с Викой - это хорошо. Когда я к ним приходила - это был праздник, праздник. Мне все так радовались, запекали для меня индейку в духовке. Люба Соколова, жена Данелия, спрашивала меня: ты какое мясо больше любишь - белое или черное? Черное - это ноги, а белое - грудь. Мне-то казалось, что белое должно считаться хорошим, а черное - похуже. И я скромно говорила: мне черное, пожалуйста. Оказалось, что ноги - деликатес».

Меня обычно спрашивают: где вы берете сюжеты? Я говорю так: беру в окружающей действительности, но обрабатываю головой. То есть пишу не все, что вижу. Я создаю нечто из той истории, которую могу наблюдать. Писатель - он немножечко проповедник. Но чтобы пастве не было скучно, надо писать интересно. Ведь что такое творчество писательское? Это инстинкт передачи информации.

Жена не стена

- Эту книгу можно назвать самой биографической?

Писателю свойственно эксплуатировать свою жизнь. Моя душа распылена во всех книгах.

- А вот главный герой (прототип - Георгий Данелия. - Авт.). Вы очень тонко и точно описываете состояние мужчины, который мечется между чувством и долгом. У меня такое было с папой.

Ну какая женщина без мужчины? Как можно писать о женщине и не писать о мужчине? Это невероятно.

- А у вас никогда не было мысли развестись, начать новую жизнь?

Ой, вы знаете, эти мысли, конечно, посещали и меня, и моего мужа. Мы, конечно, хотели какой-то иногда иной участи. Но он не нашел никого лучше, чем я. И я не нашла никого лучше.

- Вы очень рано вышли замуж и всю жизнь вместе.

Да. Мне было 18, и я влюбилась. Чего думать! Я жила в Ленинграде . А он туда приехал в командировку к нашей знакомой, и эта знакомая сказала маме: «Пускай твоя дочка в театр его сводит...» И вот мы увидели друг друга... Ой, какой он был красивый! Когда он поднял на меня свои синие, огромные глаза... А у него еще были брюки-дудочки. И ботинки, «на манке» это называется... такой каучук... Я даже не поверила своим глазам! Такая роскошь! Ботинки «на манке», большие глаза... Тарзанистый такой... Любовь с первого взгляда!

- А у него тоже? Он тоже с первого взгляда?

Может быть. Я в ранней молодости себе очень нравилась. Не знаю, была ли я красивой, но я всегда на себя смотрела. Когда шла по улице, я смотрела на отражение в витринах. А когда сидела дома, я всегда поворачивала шею и смотрела в зеркало. Ну, мне было 18 лет. Я, наверное, была готова к любви. Природа в молодости дает шансы... Вот я его увидела, обомлела и вышла замуж. А если бы еще там подождала лет пять - семь, уже стала бы перебирать. Я бы уже перестала быть глупой.

- Зато у вас дочь-красавица, внуки теперь...

Зато! Зато у меня книги! А вы все какие-то глупости!

- Я тоже влюбилась в 16, но замуж испугалась.

А теперь вам сколько?

Вы знаете что... Я так скажу: по моему опыту хорошие девушки, они сидят и чего-то выжидают. Они ждут, что им на дом явится большая любовь. А другие, такие глубоководные акулы, у которых зубы в три ряда, эти плавают в своих водах и выкусывают что им надо... Если вы будете сидеть и ждать, вам никто ничего на дом не пришлет! Хотя черт его знает! Вдруг пришлет? Но мужчинам нравятся женщины с личной инициативой. Когда она идет на него как таран. Часто мужчинам некогда и неохота ухаживать. И они не уверены в себе. А тут подходит к тебе: сиськи как орудия вперед выставит - и прямым напором! Вот и вы так попробуйте. Сразу замуж выйдете!

- Я один раз попробовала, у меня не получилось. Я решила, что уж лучше не буду... Противно.

Противно... В крайнем случае можно родить от первого попавшегося. Непьющего.

- Пойди найти этого непьющего... И неженатого.

Ничего, жена не стена!

Мужа-режиссера не заставишь мыть посуду!

- А муж кто по профессии?

Что-то связанное с металлами. Он очень хороший специалист. И я бы не хотела быть за писателем или режиссером. У нас, во-первых, было бы соперничество, соревнование. Во-вторых, я не могла бы выйти за среднего писателя. Мне нужно, чтобы Габриэль Гарсия Маркес или Юрий Нагибин, или какой-нибудь такой...

- Штучный товар.

Да. А если бы он был такой штучный товар, то он не стал бы со мной жить ни одной минуты. Я, например, терпеть не могу посуду мыть. Значит, он должен был бы. А я не представляю, чтобы Маркес пошел посуду мыть. Мне очень хорошо сказал один знакомый: «У тебя такой прочный брак, потому что у вас с мужем совпадают недостатки». Достоинства, они совпадают во всех случаях, как первая группа крови с любой другой группой. А вот когда совпадают недостатки, вот это и есть залог долгой жизни.

- Но он же у вас красивый... Не трудно с таким?

Смотря как он к своей внешности относится. Мой муж относится спокойно. А потом дочь моя очень похожа на него, и она тоже очень красивая. Извините, что я так говорю.

- Ну а чего ж не сказать, если правда.

Но, понимаете, еще имеют значение гены - из какой семьи мужчина. Если его родители разводились, если у него есть манера соскакивать, то он соскочит. Это у него в генах. Как о себе говорит Кончаловский: во мне есть ген неверности. У него что-то было жен восемь, а про детей он иногда по телефону узнавал. По автоответчику ему сказали, что у него уже ребенку 16 лет. Так человек генетически устроен. Поэтому всегда надо смотреть, из какой семьи, кто папа, мама. И вот когда папа, мама, знаете, как в старые времена, вот эта верность для них - религия.

- В общем, в семье нужна стабильность?

Не знаю... Стабильность - скучно. У Олеши есть такой роман «Ни дня без строчки». А я знаю людей, которые не живут без любви. Ни дня без любви. Постоянно быть влюбленным. В мужа, так в мужа. А не в мужа, так не в мужа. От стабильности тоже с ума сойдешь. Не знаю, я состояние влюбленности обожаю. Совершенно по-другому кровь бежит. «Подвиг силы беспримерной готов хоть счас для вас вершить». Это Пушкин .

Феллини слышал шаги Командора...

- Кстати, вы были лично знакомы с Федерико Феллини. Он пригласил вас в гости. Я читала «Римские каникулы». Как вас выпустили-то в Италию? В советское время.

Нет, мы ехали уже после перестройки. Но и до перестройки я была в Италии , об этом моя повесть «Сентиментальное путешествие». Я написала, как у нас в группе один парень сбежал.

- А как же недоглядели эти самые в галстучках...

А он для того, чтобы им глаза замазать, стал за мной ухаживать. Якобы он увлечен, и они решили, что он увлечен, никуда не денется! Оказывается, он совершенно не был увлечен. Он просто хотел убежать! И так меня использовал в своих целях.

- А Феллини как вам?

После того как мы с ним познакомились, он через полгода умер. Он был, во-первых, старик. А во-вторых, мне казалось, что он слышал вот эти шаги Командора... Он шаркал и смотрел впереди себя... Это ощущалось...

Тодоровский был прекрасным зятем!

- Вы всегда хвалили зятя Валерия Тодоровского, а теперь они с вашей дочерью развелись....

От него мне остались двое внуков. Сам он личность харизматическая. Он очень хорошо говорит и очень умный. И это все передалось детям. Они очень харизматические, умные и красивые. Я думаю, что большего мне не мог бы сделать ни один человек! Оставить качественных, классных, породистых внуков. Понимаете? А что касается функции зятя, то зять вообще величина переменная. Сейчас один зять, а потом, глядишь, другой зять... Другой тоже очень симпатичный. Поэтому никаких сожалений нет, отношения просто перешли в новое качество. Сейчас я его хвалю еще больше. Он оказался поразительно порядочным человеком и так роскошно развелся, что, как говорят, дай бог каждому.

Во-первых, интеллигентно. Во-вторых, он никого не забыл. Тащит всех материально.

Понимаете ли, все плохое он унес с собой, а все замечательное оставил. И занимается детьми гораздо лучше, чем тогда. Сейчас у него есть время на них. И потом идея этого развода все-таки принадлежит не ему.

О коллегах

Без таланта ничего не будет. Хоть с утра до ночи сиди. А иногда даже не знаешь, что в тебе этот талант есть, а он потом - раз, и возникнет. Как Толстая говорила, она в 37 лет села, опустила голову и стала писателем.

- Ну Дарья Донцова в сорок с чем-то.

Она мне очень мила сама по себе, она очень нежный человек, очень доброжелательный, с ней поговоришь, так жить хочется, но читать не могу. Хотя я очень рада за нее, за то, что она так плодотворно работает. Вы знаете что: юмор - это вообще главное. В человеке есть два основных качества - ум, который хорошо бы, чтобы был. На всякий случай. И юмор. Вот это тоже свойство ума. Есть такое слово - остроумие. Просто ум и острый ум. Но у меня-то большого ума нет.

- Ну прямо...

Вы знаете, есть серьезные интеллектуалы, писатели. Я к ним не отношусь. Я дружу с Улицкой. Я не могу сказать, что я с ней часто общаюсь, но каждый раз, когда ее вижу, я счастлива. Потому что она человек талантливый, благородный и умный. Юмора больше у меня, а ума больше у нее. Я независтливая.

x HTML-код

Виктория Токарева: От стабильности в отношениях тоже можно сойти с ума. Виктория Токарева ответила на вопросы читателей 22 апреля во время видео-трансляции.