Анализ «Макар Чудра» Горький. «Тема свободы в рассказе М

Проблема свободы всегда волновала художников слова. Именно свобода была притягательна для романтических героев. Ради нее они были готовы принять смерть. Ведь романтизм как литературное течение формировал вполне определенный канон: исключительная личность, предъявляющая миру исключительные же требования. Поэтому герой на порядок выше людей, его окружающих, поэтому общество как таковое им отвергается. Этим обусловлено и типичное одиночество героя: для него это естественное состояние, а отдушину герой находит только в общении с природой, причем чаще со стихией.

Максим Горький в своих ранних произведениях обращается к традициям романтизма , но в контексте ХХ века его творчество получает определение неоромантического .

В 1892 году в печати появился первый романтический рассказ «Макар Чудра» , в котором старый цыган появляется перед читателем в окружении романтического пейзажа: его окутывает «мгла осенней ночи» , открывающая слева безграничную степь и справа бесконечное море. Писатель дает ему возможность говорить о себе, о своих взглядах, а история Лойко Зобара и Радды, рассказанная старым чабаном, становится основным средством раскрытия образа главного героя , ведь его именем назван рассказ.

Повествуя о Радде и Лойко, Чудра говорит скорее о себе. В основе его характера лежит единственное начало, которое он считает наиболее ценным, - максимальное стремление к свободе . Для героев воля тоже дороже всего на свете. В Радде проявление гордости настолько сильно, что ее не может сломить даже любовь к Лойко Зобару: «Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя» .

Такое неразрешимое противоречие между любовью и гордостью в романтическом характере воспринимается Макаром Чудрой как абсолютно естественное, а разрешиться оно может только смертью: романтический герой не может пожертвовать ни своей безграничной любовью, ни абсолютной гордостью. Но ведь любовь предполагает смирение, самопожертвование и способность покориться любимому человеку. А этого-то как раз и не могут сделать герои легенды, рассказанной Чудрой.

Какую же оценку дает этой позиции Макар Чудра? Он считает, что только так и должен понимать жизнь настоящий человек, который достоин подражания, и только с такой позицией можно сохранить личную свободу.

Но соглашается ли автор со своим героем? Какова же авторская позиция и каковы средства ее выражения? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно отметить важную композиционную особенность ранних произведений Горького – наличие образа повествователя . На первый взгляд, это незаметный образ, ведь он не проявляет себя в каких-либо действиях. Но именно позиция этого человека, странника, который встречает на своем пути разных людей, особенно важна для самого писателя.

Практически во всех ранних романтических произведениях Максима Горького будет воплощено и негативное сознание, искажающее реальную картину бытия, и позитивное, наполняющее жизнь более высоким смыслом и содержанием. А пристальный взгляд автобиографического героя как будто выхватывает самые яркие характеры – такие, как Макар Чудра.

И пусть он довольно скептически выслушивает возражения героя-повествователя, но именно финал расставляет все точки над «и» в позиции автора. Когда рассказчик, глядя во тьму бескрайней степи, видит, как цыгане Лойко Зобар и Радда «кружились во тьме ночи плавно и безмолвно» , и никак «не мог красавец Лойко поравняться с гордой Раддой» , он и выявляет свою позицию. Да, в этих словах звучит восхищение, но думающий читатель осознает бесплодность такого кровавого исхода: даже после смерти Лойко не может стать вровень с красавицей Раддой.

В соответствии с лучшими традициями романтизма Максим Горький использовал в своем рассказе множество средств выразительности. Описывая главных героев, он пользуется гиперболой: красоту Радды можно только на скрипке сыграть, а усы Лойко легли на плечи и смешались с кудрями. Для передачи особенностей речи, особенно старого Чудры, вводит обращения, междометия, риторические восклицания.

Немалую роль играет пейзаж, но не простой, а одушевленный, где Макар управляет волнами, а море распевает мрачный, но при этом торжественный гимн паре гордых красавцев-цыган.

Рассказ «Челкаш» относится к ранним романтическим произведениям М. Горького. Он входит в цикл так называемых рассказов о босяках. Писателя всегда интересовал этот «класс» людей, образовавшийся в России в конце 19 – начале 20 века.
Горький считал босяков интересным «человеческим материалом», находящимся как бы вне общества. В них он видел своеобразное воплощение своих идеалов человека: «Я видел, что хотя они живут хуже «обыкновенных людей», но чувствуют и сознают себя лучше их, и это потому, что они не жадны, не душат друг друга, не копят денег».
В центре повествования рассказа (1895) два героя, противопоставленные друг другу. Один – Гришка Челкаш, «старый травленый волк, хорошо знакомый гаванскому люду, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор». Это уже зрелый человек, яркая и неординарная натура. Даже в толпе таких, как он, босяков, Челкаш выделялся своей хищной силой и цельностью. Недаром Горький сравнивает его с ястребом: «он сразу обращал на себя внимание своим сходством с степным ястребом, своей хищной худобой и этой прицеливающейся походкой, плавной и покойной с виду, но внутренне возбужденной и зоркой, как лет той хищной птицы, которую он напоминал».
По ходу развития сюжета мы узнаем, что Челкаш живет тем, что обворовывает судна, а затем продает свою добычу. Такие занятия и образ жизни вполне устраивают этого героя. Они удовлетворяют его потребность в чувстве свободы, риска, единении с природой, в ощущении собственной силы и неограниченных собственных возможностей.
Челкаш родом герой из деревни. Он такой же крестьянин, как и другой герой рассказа – Гаврила. Но как различаются эти люди! Гаврила молод, силен физически, но слаб духом, жалок. Мы видим, как Челкаш борется с презрением к этому «молодому телку», который мечтает о благополучной и сытой жизни в деревне, да еще и советует Григорию, как ему «получше пристроиться» в жизни.
Становится понятно, что эти совершенно разные люди никогда не найдут общего языка. Хоть они имеют одни корни, но натура их, природа совершенно различны. На фоне трусливого и слабого Гаврилы со всей мощью вырисовывается фигура Челкаша. Особенно четко этот контраст выражается в тот момент, когда герои «вышли на дело» - Григорий взял с собой Гаврилу, дав ему возможность заработать.
Челкаш любил море и не боялся его: «На море в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, - охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют - первые - остроту, вторая - цену».
Этого героя восхищал вид величественной стихии, «бесконечной и могучей». Море и облака сплетались в одно целое, вдохновляя Челкаша своей красотой, «возбуждая» в нем высокие желания.
Совсем иные чувства вызывает море у Гаврилы. Он видит его как черную тяжелую массу, враждебную, несущую смертельную опасность. Единственное чувство, которое вызывает у Гаврилы море, - страх: «Только боязно в нем».
Отличается и поведение этих героев на море. В лодке Челкаш сидел прямо, спокойно и уверенно смотрел на водную гладь, вперед, общаясь с этой стихией на равных: «Сидя на корме, он резал рулем воду и смотрел вперед спокойно, полный желания ехать долго и далеко по этой бархатной глади». Гаврила же придавлен морской стихией, она сгибает его, заставляет чувствовать себя ничтожеством, рабом: «… охватил грудь Гаврилы крепким объятием, сжал его в робкий комок и приковал к скамье лодки...»
Преодолев много опасностей, герои благополучно возвращаются на берег. Челкаш продал награбленное и получил деньги. Именно в этот момент и проявляются истинные натуры героев. Выясняется, что Челкаш хотел дать Гавриле больше, чем обещал: этот парень растрогал его своей историей, рассказами о деревне.
Нужно отметить, что отношение Челкаша к Гавриле не было однозначным. «Молодой телок» раздражал Григория, он чувствовал «чужеродность» Гаврилы, не принимал его жизненной философии, его ценностей. Но, тем не менее, ворча и ругаясь на этого человека, Челкаш не позволил себе подлости или низости по отношению к нему.
Гаврила же, этот мягкий, добрый и наивный человек, оказался совершенно иным. Он признается Григорию, что хотел убить его еще во время их поездки, чтобы заполучить себе все добычу. Позже, не решившись на это, Гаврила умоляет Челкаша отдать ему все деньги – с таким богатством он будет в деревне жить припеваючи. Ради этого герой валяется в ногах Челкаша, унижается, забывая про свое человеческое достоинство. У Григория такое поведение вызывает лишь отвращение и омерзение. И итоге, когда ситуация несколько раз меняется (Челкаш, узнав новые подробности, то отдает, то не отдает Гавриле деньги, между героями завязывается серьезная драка и так далее), Гаврила получает деньги. Он просит прощения у Челкаша, но не получает его: слишком велико презрение Григория к этому жалкому существу.
Неслучайно положительным героем рассказа становится вор и бродяга. Тем самым Горький делает акцент на том, что российское общество не дает раскрыться богатому человеческому потенциалу. Его устраивают только гаврилы с их рабской психологией и средними возможностями. Неординарным же людям, стремящимся к свободе, полету мысли, духа и души, нет места в таком обществе. Поэтому они вынуждены становиться босяками, изгоями. Автор подчеркивает, что это не только личная трагедия босяков, но и трагедия социума, лишающаяся богатого потенциала, лучших своих сил.

Произведение «Старуха Изергиль» было написано Максимом Горьким в 1895 году. Рассказ относится к ранним произведениям, написанных Горьким. «Старуха Изергиль» - это одно из произведений Горького, наполненное духом романтизма. Ведь Горький поправу считается первым, кто ввел романтизм в русскую литературу. Романтические произведения занимают огромное место в творчестве писателя. Композиция рассказа «старуха Изергиль» необычна. Сам Горький говорил, что «Старуха Изергиль» это одно из произведений, которое было выстроено на высшем уровне, он считал его одним из лучших своих работ. Композиция такова, что Горький пишет рассказ в рассказе, а точнее сказать три рассказа в рассказе. Произведение состоит из трех частей: легенда о Ларре, жизнь «старухи Изергиль» и легенда о Данко. Все три истории различны, но у них есть общее, и это общее состоит в том, что Горький по средствам этих «трех рассказов» ищет ответ на вопрос «о смысле жизни».
Первая часть – легенда о Ларре. Главным героем, которой является молодой человек, сын орла и обычной женщины. Он горд, свободолюбив, дерзок, эгоистичен, за эти качества он и поплатился. Считая себя лучше всех, не считаясь с мнением других людей, он не мог спокойно ужиться в обществе и поэтому совершает такой дерзкий поступок как убийство дочери одного из старейшин. За это он и получил свое наказание, самое страшное для любого человека, это изгнание из общества и бессмертие в одиночестве. Люди называют его Ларра, что означает отверженный. Поначалу Ларре нравится такой исход событий, так как он был свободолюбивым человеком, но после того как проходит некоторое количество времени главный герой понимает смысл жизни, но уже поздно он несет заслуженное наказание. Он остался бессмертным и одиноким, время иссушило его и превратило в тень, которая напоминала людям о его существовании.
Вторая часть автобиографичная. Старуха Изергиль рассказывает о своей жизни. Из ее рассказа мы узнаем, что у нее было много мужчин, и всех она любила, как ей казалось по-настоящему. Ее жизнь была насыщена путешествиями, она побывала во многих районах страны и даже за ее пределами. Она играла на чувствах людей, но в то же время имела гордость, которая была у нее на первом месте. Если она любила, то любила всем сердцем и никакие преграды на ее пути к счастью не могли ей помешать (убийство часового на посту), а если бросала то бросала полностью, безвозвратно и бесповоротно. Так же как и в легенде о Ларре Горький пытается показать нам то общее, что соединяет эти рассказы. Это смысл жизни. Старуха размышляет о судьбе, говоря при этом: « Что же тут – судьба? Каждый сам себе судьба!». Она осознает смысл жизни, это не скитание по всему свету в поисках своей любви, а спокойная тихая жизнь в какой – нибудь деревушке с мужем и детьми.
И наконец, третья часть – легенда о Данко. Главным героем легенды выступает романтический герой Данко. Он был красивым, мужественным, сильным, настоящим лидером, умеющим повести за собой народ, свободолюбивым и бескорыстным. Данко один из тех людей, которые всегда смелы, он решает помочь своему народу, он возглавляет их для того, чтобы вывести людей из дремучего леса. Дорога была нелегка, и когда весь народ взбунтовался против Данко, он вырвал свое сердце из груди для того чтобы освещать людям дорогу и дарить людям доброту и тепло, исходящее от пылающего любовью сердца. Но как только люди достигли желаемой цели то никто даже не вспомнил о умирающем Данко, который так любил народ и делал все для того чтобы народу было хорошо. Искорки, пылающие в ночи степного простора, напоминали людям о славном бескорыстном герое Данко, который видел свой смысл жизни в помощи людям.
Романтизм в произведениях Горького занимает центральную позицию. Произведение «старуха Изергиль» является одним из достояний этого направления в литературе конца 19 века. Горький полностью раскрывает свою задумку о смысле жизни. Он показывает три точки зрения, тем самым дает читателю вопрос для размышления «в чем есть смысл жизни?»


Машенька

В 1926 году вышло в свет первое прозаическое произведение Набокова - роман «Машенька». По этому поводу журнал «Нива» написал: «Себя и свою судьбу в разных вариациях Набоков, развлекаясь, неустанно вышивает по канве своих произведений. Но не только свою, хотя едва ли кто-то интересовал Набокова больше, чем он сам. Это ещё и судьба целого человеческого типа - русского интеллигента-эмигранта». Действительно, для Набокова жизнь на чужбине оказалась всё же довольно тяжёлой. Утешением становилось прошлое, в котором были светлые чувства, любовь, совсем другой мир. Поэтому роман основан на воспоминаниях. Фабулы как таковой нет, содержание разворачивается как поток сознания: диалоги действующих лиц, внутренние монологи главного героя, описания места действия перемежаются.

Главный герой романа, Лев Глебович Ганин, оказавшись в эмиграции, утратил какие-то важнейшие свойства личности. Он живёт в пансионе, который ему не нужен и не интересен, его обитатели представляются Ганину жалкими, да и сам он, как и прочие эмигранты, никому не нужен. Ганин тоскует, иногда он не может решить, что делать: «переменить ли положение тела, встать ли, чтобы пойти и вымыть руки, отворить ли окно...». «Сумеречное наважденье» - вот определение, которое даёт автор состоянию своего героя. Хотя роман относится к раннему периоду творчества Набокова и является, пожалуй, самым «классическим» из всех созданных им произведений, но характерная для писателя игра с читателем присутствует и здесь. Неясно, что же служит первопричиной: то ли душевные переживания деформируют внешний мир, то ли, напротив, уродливая действительность омертвляет душу. Возникает ощущение, что писатель поставил друг перед другом два кривых зеркала, изображения в которых уродливо преломляются, удваиваясь и утраиваясь.
Роман «Машенька» выстроен как воспоминание героя о прежней жизни в России, оборванной революцией и Гражданской войной; повествование ведётся от третьего лица. В жизни Ганина до эмиграции было одно важное событие - его любовь к Машеньке, которая осталась на родине и утрачена вместе с ней. Но совершенно неожиданно Ганин узнаёт в изображённой на фотографии женщине, жене соседа по берлинскому пансиону Алфёрова, свою Машеньку.(еще не факт его ли это Машенька вообще) Она должна приехать в Берлин, и этот ожидаемый приезд оживляет героя. Тяжкая тоска Ганина проходит, его душа заполняется воспоминаниями о прежнем: комнате в петербургском доме, загородной усадьбе, трёх тополях, амбаре с расписным окном, даже о мелькании спиц велосипедного колеса. Ганин вновь словно погружается в мир России, сохраняющий поэзию «дворянских гнёзд» и теплоту родственных отношений. Событий происходило много, и автор отбирает наиболее значимые из них. Ганин воспринимает образ Машеньки как «знак, зов, вопрос, брошенный в небо», и на этот вопрос он вдруг получает «самоцветный, восхитительный ответ». Встреча с Машенькой должна стать чудом, возвращением в тот мир, в котором Ганин только и мог быть счастлив. Сделав всё, чтобы помешать соседу встретить жену, Ганин оказывается на вокзале. В момент остановки поезда, на котором приехала она, он чувствует, что эта встреча невозможна. И уезжает на другой вокзал, чтобы покинуть город.

Казалось бы, в романе предполагается ситуация любовного треугольника, и развитие сюжета подталкивает к этому. Но Набоков отбрасывает традиционный финал. Глубинные переживания Ганина для него намного важнее, чем нюансы отношений героев. Отказ Ганина от встречи с любимой имеет не психологическую, а скорее философскую мотивировку. Он понимает, что встреча не нужна, даже невозможна, не потому, что она влечёт за собой неизбежные психологические проблемы, а потому, что нельзя повернуть время назад. Это могло бы привести к подчинению прошлому и, следовательно, отказу от самого себя, что вообще невозможно для героев Набокова.

В романе «Машенька» Набоков впервые обращается к темам, которые затем будут неоднократно появляться в его творчестве. Это тема утраченной России, выступающей как образ потерянного рая и счастья юности, тема воспоминания, одновременно противостоящего всё уничтожающему времени и терпящего неудачу в этой тщетной борьбе.

Образ главного героя, Ганина, очень типичен для творчества В. Набокова. В его произведениях всё время появляются неустроенные, «потерявшиеся» эмигранты. Пыльный пансион неприятен Ганину, потому что он никогда не заменит родину. Проживающих в пансионе - Ганина, учителя математики Алфёрова, старого русского поэта Подтягина, Клары, смешливых танцовщиков - объединяет ненужность, какая-то выключенность из жизни. Возникает вопрос: а зачем они живут? Ганин снимается в кинематографе, продавая свою тень. Стоит ли жить ради того, чтобы «вставать и ездить в типографию каждое утро», как это делает Клара? Или «искать ангажемент», как ищут его танцовщики? Унижаться, клянчить визу, объясняясь на плохом немецком языке, как вынужден это делать Подтягин? Цели, которая оправдывала бы это жалкое существование, ни у кого из них нет. Все они не думают о будущем, не стремятся устроиться, наладить жизнь, живя оним днём. И прошлое, и предполагаемое будущее осталось в России. Но признаться себе в этом - значит сказать себе правду о себе самом. После этого нужно делать какие-то выводы, но как тогда жить, как заполнять скучные дни? И жизнь заполняется мелкими страстями, романчиками, суетой. «Подтягин заходил в комнату хозяйки пансиона, поглаживая чёрную ласковую таксу, пощипывал её уши, бородавку на серой мордочке и рассказывал о своей стариковской, мучительной болезни и о том, что он уже давно хлопочет о визе в Париж, где очень дёшевы булавки и красное вино».

Связь Ганина с Людмилой ни на секунду не оставляет ощущения, что речь идёт о любви. Но это не любовь: «И тоскуя и стыдясь, он чувствовал, как бессмысленная нежность, - печальная теплота, оставшаяся там, где очень мимолетно скользнула когда-то любовь, - заставляет его прижиматься без страсти к пурпурной резине её поддающихся губ...» Была ли у Ганина настоящая любовь? Когда совсем мальчиком встретил он Машеньку, то полюбил не её, а свою мечту, придуманный им идеал женщины. Машенька оказалась недостойной его. Он любил тишину, уединение, красоту, искал гармонию. Она же была легкомысленна, тянула его в толпу. А «он чувствовал, что от этих встреч мельчает истинная любовь». В мире Набокова счастливая любовь невозможна. Она или связана с изменой, или же герои вообще не знают, что такое любовь. Индивидуалистический пафос, страх подчинения другому человеку, страх возможности его суда заставляют героев Набокова забыть о ней. Часто в основе сюжета произведений писателя любовный треугольник. Но накала страстей, благородства чувств в его произведениях найти невозможно, история выглядит пошлой и скучной.

Для романа «Машенька» характерны черты, проявившиеся и в дальнейшем творчестве Набокова. Это игра литературными цитатами и построение текста на ускользающих и вновь проявляющихся лейтмотивах и образах. Здесь становятся самостоятельными и значимыми звуки (от соловьиного пения, означающего природное начало и прошлое, до шума поезда и трамвая, олицетворяющих мир техники и настоящее), запахи, повторяющиеся образы - поезда, трамваи, свет, тени, сравнения героев с птицами. Набоков, говоря о встречах и расставаниях героев, несомненно, намекал читателю на сюжет «Евгения Онегина». Также внимательный читатель может найти в романе образы, характерные для лирики А.А. Фета (соловей и роза), А.А. Блока (свидания в метель, героиня в снегу). При этом героиня, чьё имя вынесено в заглавие романа, на его страницах не появилась ни разу, и реальность её существования иногда кажется сомнительной. Игра с иллюзиями и реминисценциями ведётся постоянно.

Что нужно сделать, чтобы по-новому взглянуть на мир? Пережить важное событие, побывать в неизвестном месте. Но как познакомиться с другим отношением к жизни? Рассказ Горького «Макар Чудра» решает все поставленные вопросы. Это раннее произведение писателя выходит за рамки романтической зарисовки, каким традиционно принято его считать. Данное творение имеет философский подтекст и остаётся актуальным по сей день.

«Макар Чудра» — первый рассказ молодого писателя Алексея Пешкова, который он опубликовал под псевдонимом М. Горький. Этот яркий дебют состоялся в 1892 году в газете «Кавказ». Автор работал тогда в провинциальной газете Тифлиса, а стимулом для написания стали беседы с А. Калюжным, революционером и скитальцем. Именно этот человек первым увидел в молодом сочинителе талантливого прозаика и внушал Алексею уверенность в собственных силах. Он же и помог Горькому совершить первый шаг в мир большой литературы — опубликовать произведение. Писатель был признателен Калюжному и считал его своим учителем.

Называется рассказ, как и многие другие ранние произведения Горького, по имени главного героя – старого цыгана. И оно не случайно: с греческого Макар переводится – «счастливый», а Чудра – окказионализм создателя текста, этимология которого, вероятно, восходит к слову «чудо».

Жанр и направление

Раннее творчество Горького пронизано духом романтизма: автор задаётся вопросами об идеале, о свободе, смысле жизни. Как правило, эти темы звучат в повествовании умудрённого опытом героя, а излагаются эти воспоминания ещё молодому собеседнику с несформированным мировоззрением. Так, например, в рассматриваемом произведении цыган Макар Чудра рассказывает юноше о своей судьбе, о том, что он ценит, что, по его мнению, стоит ценить.

Здесь представлен взгляд, во многом экзотичный среднестатистическому читателю: есть ли счастье в оседлой жизни? Что такое настоящая воля? В героях нет борьбы между разумом и чувством: безоговорочно предпочтение отдаётся страсти и воле. Для них стоит жить, ради них можно и умереть. Для того чтобы сформировать наиболее полное представление о направлении раннего творчества Горького, обратите внимание на .

Композиция

Главной особенностью композиции является то, что Горький в своём произведении использует приём рассказ в рассказе: молодой герой слышит из уст Чудры легенду об удалом цыгане по имени Лойко Зобар. Обрамляют эту красивую историю философские рассуждения Макара, изложенные в виде реплик. Такой способ изложения напоминает по своему характеру исповедь.

Повествование о Лойке имеет классическую трёхчастную композицию: представление героя, его характера и окружения, кульминация – главный конфликт персонажа и его романтическое разрешение в финале рассказа.

Закольцовывает произведение описание моря – невозмутимой стихии, которая символизирует свободу и вечность.

Конфликт

Главный конфликт произведения – свобода и рабство. Рассказ пронизан столкновением двух принципиально разных мировоззрений: людей кочевого образа жизни и оседлого. Именно этот конфликт становится стимулом к воспоминанию легенды о Лойке Зобаре. Одни ценят свободу, и внутреннюю, и внешнюю, что выражается в отказе от владения материальными богатствами и независимости от кого-либо. Невозможность подчиниться объясняется гордостью и чувством собственного достоинства. Любое преклонение такому человеку видится рабством, с которым вольная душа никогда не согласится.

Такое отношение к жизни привело к гибели двух молодых людей, продолжающих вызывает восхищение и после смерти. Радда призналась, что любит Лойку, но всё же свободу – больше него. Страстно любящий цыган не мог примириться с таким откровением: он не мог лишиться воли ради того, кто не может пойти на ту же жертву.

О чём?

Старый цыган Макар Чудра размышляет о бытие, свободе и предназначении человека. Он вспоминает историю об удалом Лойке Зобаре. Он был красив, силён и невероятно талантлив. Удалец позволял себе играть с женскими сердцами, потому что не находил себе ровни, той достойной девушки. Встреча с красавицей перевернула его жизнь: он понял, что счастлив может быть только обладая ею, либо – смерть. Строптивая цыганка ставит волю выше любви и предлагает своему рыцарю перед всем табором поклониться ей в ноги – покориться ей. Молодой цыган не может пойти на такое унижение перед женщиной: он решает проверить её каменное сердце на прочность своим ножом. Отец Радды платит ему тем же – так эти влюблённые соединяются на небесах.

Главные герои и их характеристика

Первым в этом рассказе перед нами предстаёт образ Макара Чудры. Чувствуется авторское восхищение этим мужчиной: писатель неоднократно апеллирует к тому, что герою уже 58 лет, но он по-прежнему сохраняет своё могучее телосложение. Его беседа с молодым человеком напоминает философский диалог самодовольного мудреца с учеником. Главный тезис Макара Чудры – ты сам себе жизнь. Лучше быть свободным от предубеждений, а не прислушиваться к мнимым наставлениям. Эталоном такой вольной и независимой личности для него является Лойко Зобар.

Этот молодой цыган был невероятно добрым и талантливым, его гордость не перерастала в гордыню: это была искренняя радость свободе, возможности наслаждаться просторами этого мира. Его преступление не было вызвано опасением, что скажут другие цыгане. Нет, это не такой персонаж. Любовь вытеснила страсть к воле, но Радда не испытывала того же чувства к Лойке, чтобы заполнить собою место былой жизни в его сердце. Молодой человек не смог пережить это горе, другого исхода быть не могло: путь унижений – не для гордого цыгана, тоска по возлюбленной – не для горячего сердца.

Темы

  • Свобода. Кочевники ценят независимость от всего материального и не понимают, как можно потратить все свои годы на бесконечную работу в поле и обустройство своего жилища. Так за весь срок, что отпущен свыше, можно и не увидеть ничего в мире, и не постичь мудрость.
  • Любовь. Для главных персонажей любовь имеет особую ценность: за неё можно убить, отдать жизнь. Всё радикально и ясно: это чувство либо на первом месте, либо его следует вырвать из сердца.
  • Природа. Она выступает как хранительница тайн познания. Лишь ей известны воля, своенравие, независимость. Пейзаж в рассказе богат символами: степь и море – свобода, обработанное поле – рабство.
  • Смысл жизни. Текст пронизывают философские размышления о поиске цели бытия: странничество или возделывание, поиск прекрасного или обыденность? Старый цыган предлагает свою точку зрения русскому юноше, и, кажется, ему удается очаровать ею молодого собеседника.
  • Проблематика

    • Свобода и рабство. Такая антитеза касается абсолютно всех тем: от любви до образа существования. На что действительно стоит потратить свою жизнь: «ходи и смотри» или останься и обустраивайся? Возможно, мировоззрение кочевника и крестьянина чужды друг другу, но всё же каждому есть, что перенять для себя.
    • Невозможность любви. Своенравная красавица не отвечает тем же чувством Лойке, но предлагает покориться. В глубине души чаровница знает, как поступит этот цыган. Можно ли говорить, что она сознательно обрекла себя на гибель, что желала умереть ради его страстной любви? Вероятно, да, ведь внутри Радды боролись две любви: к молодому человеку и к свободе, и эту битву она проиграла в пользу воли. Но была ли девушка рада такому исходу внутреннего конфликта? Едва ли. Потому она и сделала такое предложение. Лойко же не мог примириться с таким решением Радды, что подвигло его поступить именно так. Эти герои стоили друг друга: молодой цыган тоже понимал, что отец отомстит за неё – только смерть соединит горделивые сердца.
    • Смысл рассказа

      Показывая экзотичное для большинства читательской аудитории мировоззрение, Горький напоминает публике о природном, первозданном начале человека, когда он не был привязан к своему месту, дому, вещам. Позиция автора выражается в неприятии рабского отношения к жизни. Стоит помнить, что этот писатель позднее скажет: «Человек – это звучит гордо». Горького возмущает малодушие людей, их внимание к общественному мнению, бездумное следование принятым порядкам. Стоит отметить, что он не идет по пути высмеивания сложившейся ситуации. Здесь предлагается иной метод: он показывает иноверцев с абсолютно другими ценностями и предпочтениями.

      Идея «Макара…» — помнить о своей индивидуальности, не сливаться с массой. Может быть, Горький надеется, что его творение произведёт такое же завораживающее впечатление на читателя, как на молодого слушателя Макара Чудры. Тем самым в людях пробудится желание открыть для себя новую жизнь.

      Интересно? Сохрани у себя на стенке!

История создания произведения Горького «Макар Чудра»

Рассказ «Макар Чудра» был опубликован в тифлисской газете «Кавказ» от 12 сентября 1892 года. Впервые автор подписался псевдонимом Максим Горький. Этим рассказом начинается романтический период в творчестве писателя. К романтическим произведениям М. Горького можно отнести также: рассказ «Старуха Изергиль», «Песню о Соколе» и «Песню о Буревестнике», поэму «Девушка и смерть» и другие произведения писателя.
В одном из писем к А.П. Чехову Горький писал: «Право же, — настало время нужды в героическом: все хотят возбуждающего, яркого, такого, знаете, чтобы не было похоже на жизнь, а было выше ее, лучше, красивее. Обязательно нужно, чтобы теперешняя литература немножко начала прикрашивать жизнь, и, как только она это начнет, — жизнь прикрасится, то есть люди заживут быстрее, ярче».
Название рассказа связано с именем главного героя. Макар Чудра — старый цыган, вдумчивый философ, знающий суть жизни, табор которого странствует по югу России.

Род, жанр, творческий метод анализируемого произведения

Цикл романтических произведений М. Горького сразу привлек к себе внимание критиков и читателей прекрасным литературным языком, актуальностью темы, интересной композицией (включение в повествование легенд и сказок). Для романтических произведений характерно противопоставление героя и действительности. Так построен и рассказ «Макар Чудра», жанровой особенностью которого является «рассказ в рассказе». Макар Чудра выступает не только в роли главного героя, но и в роли рассказчика. Такой художественный прием придает повествованию большую поэтичность и своеобразие, помогает в большей степени раскрыть представления о ценностях жизни, идеалы автора и рассказчика. Действие рассказа разворачивается на фоне бурлящего моря, степного ветра, тревожной ночи. Это атмосфера свободы. Рассказчик отводит себе роль мудрого созерцателя жизни. Макар Чудра — скептик, разочаровавшийся в людях. Много пожив и повидав, он ценит лишь свободу. Это единственный критерий, которым Макар мерит человеческую личность.

Тема романтических произведений писателя — стремление к свободе. О воле и свободе рассказывает и «Макар Чудра». В основу произведения положена поэтическая история любви Лойко и Рад-ды, рассказанная Макаром Чудрой. Герои красивой легенды не могут сделать выбор между гордостью, вольнолюбием и любовью. Страсть к свободе определяет их помыслы и поступки. В результате оба погибают.
Идея
В небольшом по объему рассказе заложены идеи свободы, красоты и радости жизни. Рассуждения Макара Чудры о жизни свидетельствуют о философском складе ума старого цыгана: «Разве ты сам — не жизнь? Другие люди живут без тебя и проживут без тебя. Разве ты думаешь, что ты кому-то нужен? Ты не хлеб, не палка, и не нужно тебя никому...». Макар Чудра говорит о стремлении к внутренней свободе, свободе без ограничений, так как только свободный человек может быть счастлив. Поэтому старый мудрый цыган советует собеседнику идти своим путем, чтобы не «загинуть даром». Единственная ценность на земле — свобода, ради нее стоит жить и умереть, так считают герои этого рассказа. Именно этим продиктованы поступки Лойко и Радды. В рассказе Горький выступил с гимном прекрасному и сильному человеку. Стремление к подвигу, поклонение силе, прославление свободы нашло отражение в рассказе «Макар Чудра».

Характер конфликта

Для старого цыгана самое главное в жизни — личная свобода, которую он никогда ни на что не променял бы. Его стремление к свободе воплощают и герои легенды, которую рассказывает Макар Чудра . Молодые и красивые Лойко Зобар и Радда любят друг друга. Но у обоих стремление к личной свободе так сильно, что даже на свою любовь они смотрят как на цепь, сковывающую их независимость. Каждый из них, признаваясь в любви, ставит свои условия, стараясь главенствовать. Это приводит к напряженному конфликту, заканчивающемуся смертью героев.

Основные герои

В рассказе одним из основных героев является старый цыган Макар Чудра. Мудрость цыгана раскрывается через переданную им легенду о влюбленных Лойко и Радде. Он считает, что гордость и любовь несовместимы. Любовь заставляет смириться и покориться любимому человеку. Макар рассуждает о человеке и свободе: «Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, и все тут!» По его мнению, человек, рожденный рабом, не способен совершить подвиг. Макар восхищается Лойко и Раддой. Он полагает, что именно так должен воспринимать жизнь настоящий человек, достойный подражания, и что только в такой жизненной позиции можно сохранить собственную свободу. Как настоящий философ, он понимает: невозможно человека научить чему-нибудь, если он сам не захочет учиться, поскольку «всякий сам учится». Вопросом на вопрос отвечает он своему собеседнику: «А ты можешь научиться сделать людей счастливыми? Нет, не можешь».
Рядом с Макаром присутствует образ слушателя, от лица которого ведется повествование. Этот герой занимает в рассказе не так уж много места, но для понимания авторской позиции, замысла и творческого метода значимость его велика. Он мечтатель, романтик, чувствующий красоту окружающего мира. Его видение мира вносит в рассказ романтическое начало, радость, дерзновенность, обилие красок: «С моря дул влажный, холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов; ...окружающая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море...».
Анализ произведения показывает, что романтическое начало заключено в героях красивой легенды — молодых цыганах, с молоком матери впитавших дух вольной жизни. Для Лойко высшей ценностью является свобода, откровенность и доброта: «Он любил только коней и ничего больше, и то недолго — поездит, да и продаст, а деньги, кто хочет, тот и возьми. У него не было заветного — нужно тебе его сердце, он сам бы вырвал его из груди, да тебе и отдал, только бы тебе от того хорошо было». Радда настолько горда, что ее не может сломить любовь к Лойко: «Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя». Неразрешимое противоречие между Раддой и Лойко — любовью и гордостью, по мнению Макара Чудры, может разрешиться только смертью. И герои отказываются от любви, счастья и предпочитают погибнуть во имя воли и абсолютной свободы.

Сюжет и композиция произведения

Путник встречает на берегу моря старого цыгана Макара Чудру. В разговоре о свободе, смысле жизни Макар Чудра рассказывает красивую легенду о любви молодой цыганской пары. Лойко Зобар и Радда любят друг друга. Но у обоих стремление к личной свободе превыше всего на свете. Это приводит к напряженному конфликту, заканчивающемуся смертью героев. Лойко уступает Радде, при всех встает перед ней на колени, что у цыган считается страшным унижением, и в тот же миг убивает ее. И сам погибает от рук ее отца.
Особенностью композиции этого рассказа является его построение по принципу «рассказ в рассказе»: автор в уста главного героя вкладывает романтическую легенду. Она помогает глубже понять его внутренний мир и систему ценностей. Для Макара Лойко и Радда — идеалы свободолюбия. Он уверен, что два прекрасных чувства, гордость и любовь, доведенные до своего высшего выражения, не могут примириться.
Другой особенностью композиции этого рассказа является наличие образа повествователя. Он почти незаметен, но в нем легко угадывается сам автор.

Художественное своеобразие

В романтических произведениях Горький обращается к романтической поэтике. В первую очередь это касается жанра. Легенды и сказки становятся излюбленным жанром писателя в этот период творчества.
Многообразна палитра изобразительных средств, которые использовал писатель в рассказе. «Макар Чудра» полон образных сравнений, точно передающих чувства и настроение героев: «...улыбка — это целое солнце», «Лойко стоит в огне костра, как в крови», «... сказала, точно снегом в нас кинула», «Он был похож на старый дуб, обожженный молнией...», «... зашатался, как сломанное дерево» и т.д. Особенностью рассказа является необычная форма диалога Макара Чудры и повествователя. В нем слышится только один голос — голос главного героя, и только из реплик этого одного говорящего мы догадываемся о реакции и ответных репликах его собеседника: «Учиться и учить, говоришь ты?» Такая своеобразная форма фраз служит автору для того, чтобы сделать свое присутствие в рассказе менее заметным.
Горький большое внимание уделяет речи своих героев. Так, например, Макар Чудра по цыганской традиции перебивает свой рассказ обращением к собеседнику, называя его соколом: «Эге! Было, сокол...», «Вон он какой был, сокол!..», «Вот она какова была Радда, сокол!..», «Так-то, сокол!..» В обращении «сокол» мы видим образ, близкий цыганскому духу, образ свободной и смелой птицы. Чудра свободно видоизменяет некоторые географические названия тех мест, по которым кочевали цыгане: «Галичина» — вместо Галиция, «Славония» — вместо Словакия. В его рассказе часто повторяется слово «степь», так как степь была основным местом жизни цыган: «Плачет девушка, провожая добра молодца! Добрый молодец кличет девушку в степь...», «Ночь светлая, месяц серебром всю степь залила...», «На всю степь гаркнул Лойко...».
Автор широко пользуется приемом пейзажных зарисовок. Морской пейзаж является своеобразным обрамлением всей сюжетной линии рассказа. Море тесно связано с душевным состоянием героев: сначала оно спокойно, только «влажный, холодный ветер» разносит «по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов». Но вот начал накрапывать дождь, ветер становился сильнее, а море рокочет глухо и сердито и распевает мрачный и торжественный гимн гордой паре красавцев цыган. Вообще в природе Горький любит все сильное, порывистое, беспредельное: беспредельную ширь моря и степи, бездонное синее небо, то игривые, то сердитые волны, вихрь, грозу с ее раскатистым грохотом, с ее сверкающим блеском.
Характерной чертой этого рассказа является его музыкальность. Музыка сопровождает все повествование о судьбе влюбленных. «О ней, этой Радде, словами и не скажешь ничего. Может быть, ее красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу, знает».

Значение произведения

Роль М. Горького в литературе XX в. трудно переоценить. Его сразу заметили Л.Н.Толстой и А.П.Чехов, В.Г.Короленко, одарив молодого автора своим дружеским расположением. Значение художника-новатора было признано новым поколением писателей, широкой читательской массой, критикой. Произведения Горького всегда находились в центре полемики между сторонниками разных эстетических направлений. Горького любили люди, чьи имена внесены в священный список создателей русской культуры.
Истоки романтических произведений будто ясны. Отсутствующее в реальности воспето в легендах. Не совсем так В них писатель вовсе не отказался от главной для себя сферы наблюдений — за противоречивой человеческой душой. Романтический герой включен в среду несовершенных, а то и трусливых, жалких людей. Мотив этот усилен от лица сказителей, которых слушает автор: цыгана Макара Чудры, бессарабки Изергиль, старика татарина, передающего сказание «Хан и его сын», крымского чабана, поющего «Песню о Соколе».
Романтический герой впервые задуман как спаситель людей от их же слабости, никчемности, сонного прозябания. О Зобаре сказано: «С таким человеком ты и сам лучше становишься». Вот почему возникают образы-символы «огненного сердца», полета, битвы. Величавые сами по себе, они еще укрупнены «участием матери-природы». Она украшает мир голубыми искрами в память о Данко. Реальное море внимает «львиному реву» легендарных волн, несущих призыв Сокола.
Встреча с небывалой гармонией чувств и деяний зовет к постижению сущего в каких-то новых измерениях. Таково подлинное влияние легендарного героя на личность. Об этом нужно помнить и не подменять содержание романтических произведений Горького однозначным призывом к социальному протесту. В образах Данко, Сокола, как и в гордых возлюбленных, молодой Изергиль, воплощены духовный порыв, жажда красоты.
Горького больше волновали раздумья, каков есть и каким должен стать человек, чем тот реальный путь, который лежит к будущему. Грядущее рисовалось полным преодолением исконных духовных противоречий. «Верю, — писал Горький И.Е. Репину в 1899 г., — в бесконечность жизни, а жизнь понимаю как движение к совершенствованию духа <...>. Нужно, чтобы интеллект и инстинкт слились в гармонии стройной...» Жизненные явления воспринимались с высоты общечеловеческих идеалов. Потому, видимо, Горький сказал в том же письме: «...я вижу, что никуда не принадлежу пока, ни к какой из наших «партий». Рад этому, ибо — это свобода».
(По книге ЛА. Смирновой «Русская литература конца XIX — начала XX века», М.: Просвещение, 1993)

Точка зрения

Это интересно

В сентябре 1892 года в тифлисской газете «Кавказ» появилось первое печатное произведение Горького — «Макар Чудра». Этому рассказу суждено было открыть все собрания сочинений Максима Горького и стать, по словам И. Груздева, «рубежом в русской литературе». Из истории создания этого произведения известно, что оно было написано на Кавказе, в квартире Калюжного, в период, когда молодой Алексей Максимович вел активную пропаганду среди тифлисских рабочих. Хотя Горький и рассматривал это произведение как свой первый неуверенный шаг на пути литератора, но всегда подчеркивал, что началом «литературного бытия» своего считает создание «Макара Чудры».
О раннем творчестве М. Горького имеется солидная литература, однако самостоятельность и оригинальность горьковского литературного дебюта явно недооценивается исследователями. Обычно о рассказе «Макар Чудра» говорится скороговоркой, попутно, только как о первом печатном слове художника. Конкретный историко-литературный анализ «Макара Чудры», сопоставление его с произведениями 80-90-х гг., рисующими народную жизнь, заставляют думать, что это не простая проба пера, а голос будущего буревестника революции. Уже в первом своем произведении М. Горький выводит людей из народа, продолжая и развивая лучшие традиции прогрессивной русской литературы. В рассказе «Макар Чудра» он также прибегает к историческим параллелям, к воскрешению забытых народнической беллетристикой подлинных героических подвигов, к воспеванию сильных и смелых духом.
Макар Чудра вспоминает о своем старом друге солдате Даниле, герое венгерской революции 1848 года, который «с Кошутом воевал вместе». По рассказу Чудры перед нами вырисовывается неподкупный и смелый человек, бросивший в лицо всесильного пана дерзкие, полные ненависти и презрения и вместе с тем собственного достоинства слова в ответ на предложение помещика продать ему красавицу Радду: «Это только паны продают всё, от своих свиней до своей совести, а я с Кошутом воевал и ничем не торгую». В основу рассказа положена легенда о смелых и сильных людях. Легенда передается через уста бывалого свидетеля-рассказчика в форме дружеской беседы с самими писателями. Действие рассказа переносится на юг, на берег моря; и мгла холодной осенней ночи, которая окружала героев, не так беспросветна. Она порою от костра «вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море».
Макар Чудра прожил интересную жизнь: «А я, вот смотри,— говорит он собеседнику,— в пятьдесят восемь лет столько видел, что коли написать всё это на бумаге, так в тысячу таких торб, как у тебя, не положишь. А ну-ка, скажи, в каких краях я не был? И не скажешь. Ты и не знаешь таких краев, где я бывал». «...Эге, сколько я знаю!» — восклицает старый цыган. Слова Макара — не пустое хвастовство, он действительно много знает. Макар хотя и чувствует красоту и прелесть жизни, но сам скептически относится к труду. Идеалы его неопределенны и противоречивы. Он лишь настоятельно советует Горькому не останавливаться на одном месте: «иди, иди — и всё тут»; «как день и ночь бегают, гоняясь друг за другом, так и ты бегай от дум про жизнь, чтобы не разлюбить ее». Не обладая ясным сознанием, он не знает, не видит выхода для человека-раба: «...Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, всю жизнь раб, и всё тут! Что он с собой может сделать? Только удавиться, коли поумнеет немного». Макар не видит выхода для человека-раба, но он твердо знает одно — рабства не должно быть, ибо рабство — бич жизни. Он не верит в силы раба, но он верит в силу свободы. О великой силе свободной личности и повествует он в своей легенде о красавице Радде и Лойко Зобаре. Не разделит ни с кем своего счастья Лойко Зобар, и не уступит своей воли, своей свободы красавица Радда. Сильные, смелые, красивые, гордые, они сеют вокруг себя радость и наслаждаются ею, ценя выше всего свободу, выше любви, выше самой жизни, ибо жизнь без свободы — не жизнь, а рабство. Не жалеет Макар и красок, чтобы обрисовать своих героев. Уж если усы у Лойко, то непременно до плеч, «очи, как ясные звезды горят, а улыбка — целое солнце, ей богу!»— божится старый Чудра. Хорош Лойко Зобар, но еще лучше красавица Радда. Старый цыган даже не знает слов, которые могли бы описать красоту ее. «Может быть, ее красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу, знает»,— уверяет Макар. Радда — смелый и гордый человек. Бессильным и смешным оказался перед Раддой всесильный пан. Старый магнат бросает к ногам красавицы деньги, готов на всё за один поцелуй, но гордая девушка не удостоила его даже взглядом. «Кабы орлица к ворону в гнездо по своей воле вошла, чем бы она стала?» — ответила Радда на все домогания пана и тем вывела его из игры. Вольна была Радда в любви и счастлива. Но не о любви ее главная печаль, и не в любви ее счастье. Она говорит Лойко Зобару: «Видала я молодцов, а ты удалей и краше их душой и лицом. Каждый из них усы себе бы сбрил — моргни я ему глазом, все они пали бы мне в ноги, захоти я того. Но что толку? Они и так не больно-то удалы, а я бы их всех обабила. Мало осталось на свете удалых цыган, мало, Лойко. Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя». И она гибнет счастливая, смелая, гордая и непобедимая.
Анализ произведения показывает, что цыгане в рассказе активны и деятельны. Сам Макар — непосредственный участник событий. Он в восхищении от своих героев, готов следовать за ними, как и другие в таборе. Ему импонируют сильные, смелые люди, способные не ждать счастья из чужих рук, а бороться за него.
(По статье И.К. Кузьмичева «Рождение Буревестника»
(«Макар Чудра» М. Горького)

Голубков ММ. Максим Горький. — М., 1997.
Овчаренко А.И. Максим Горький и литературные искания 20 столетия. — М., 1978.
О творчестве Горького. Сборник статей под ред. И.К. Кузьмичева. — Горький: Горьковское книжное издательство, 1956.
Смирнова Л А Русская литература конца XIX — начала XX века. — М.: Просвещение, 1993.
Стечкин НЯ. Максим Горький, его творчество и значение в истории русской словесности и в жизни русского общества. — СПб., 1997.

С моря дул влажный, холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, желтые листья и бросали их в костер, раздувая пламя; окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море и прямо против меня — фигуру Макара Чудры, старого цыгана,— он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас. Не обращая внимания на то, что холодные волны ветра, распахнув чекмень, обнажили его волосатую грудь и безжалостно бьют ее, он полулежал в красивой, сильной позе, лицом ко мне, методически потягивал из своей громадной трубки, выпускал изо рта и носа густые клубы дыма и, неподвижно уставив глаза куда-то через мою голову в мертво́ молчавшую темноту степи, разговаривал со мной, не умолкая и не делая ни одного движения к защите от резких ударов ветра. — Так ты ходишь? Это хорошо! Ты славную долю выбрал себе, сокол. Так и надо: ходи и смотри, насмотрелся, ляг и умирай — вот и все! — Жизнь? Иные люди? — продолжал он, скептически выслушав мое возражение на его «так и надо».— Эге! А тебе что до этого? Разве ты сам — не жизнь? Другие люди живут без тебя и проживут без тебя. Разве ты думаешь, что ты кому-то нужен? Ты не хлеб, не палка, и не нужно тебя никому. — Учиться и учить, говоришь ты? А ты можешь научиться сделать людей счастливыми? Нет, не можешь. Ты поседей сначала, да и говори, что надо учить. Чему учить? Всякий знает, что ему нужно. Которые умнее, те берут что есть, которые поглупее — те ничего не получают, и всякий сам учится... — Смешные они, те твои люди. Сбились в кучу и давят друг друга, а места на земле вон сколько,— он широко повел рукой на степь.— И всё работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь, как человек пашет, и думаешь: вот он по капле с потом силы свои источит на землю, а потом ляжет в нее и сгниет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умирает, как родился,— дураком. — Что ж,— он родился затем, что ли, чтоб поковырять землю, да и умереть, не успев даже могилы самому себе выковырять? Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб — как только родился, всю жизнь раб, и все тут! Что он с собой может сделать? Только удавиться, коли поумнеет немного. — А я, вот смотри, в пятьдесят восемь лет столько видел, что коли написать все это на бумаге, так в тысячу таких торб, как у тебя, не положишь. А ну-ка, скажи, в каких краях я не был? И не скажешь. Ты и не знаешь таких краев, где я бывал. Так нужно жить: иди, иди — и все тут. Долго не стой на одном месте — чего в нем? Вон как день и ночь бегают, гоняясь друг за другом, вокруг земли, так и ты бегай от дум про жизнь, чтоб не разлюбить ее. А задумаешься — разлюбишь жизнь, это всегда так бывает. И со мной это было. Эге! Было, сокол. — В тюрьме я сидел, в Галичине. «Зачем живу на свете?» — помыслил я со скуки,— скучно в тюрьме, сокол, э, как скучно! — и взяла меня тоска за сердце, как посмотрел я из окна на поле, взяла и сжала его клещами. Кто скажет, зачем он живет? Никто не скажет, сокол! И спрашивать себя про это не надо. Живи, и все тут. И похаживай да посматривай кругом себя, вот и тоска не возьмет никогда. Я тогда чуть не удавился поясом, вот как! — Хе! Говорил я с одним человеком. Строгий человек, из ваших, русских. Нужно, говорит он, жить не так, как ты сам хочешь, а так, как сказано в божьем слове. Богу покоряйся, и он даст тебе все, что попросишь у него. А сам он весь в дырьях, рваный. Я и сказал ему, чтобы он себе новую одежду попросил у бога. Рассердился он и прогнал меня, ругаясь. А до того говорил, что надо прощать людей и любить их. Вот бы и простил мне, коли моя речь обидела его милость. Тоже — учитель! Учат они меньше есть, а сами едят по десять раз в сутки. Он плюнул в костер и замолчал, снова набивая трубку. Ветер выл жалобно и тихо, во тьме ржали кони, из табора плыла нежная и страстная песня-думка. Это пела красавица Нонка, дочь Макара. Я знал ее голос густого, грудного тембра, всегда как-то странно, недовольно и требовательно звучавший — пела ли она песню, говорила ли «здравствуй». На ее смуглом, матовом лице замерла надменность царицы, а в подернутых какой-то тенью темно-карих глазах сверкало сознание неотразимости ее красоты и презрение ко всему, что не она сама. Макар подал мне трубку. — Кури! Хорошо поет девка? То-то! Хотел бы, чтоб такая тебя полюбила? Нет? Хорошо! Так и надо — не верь девкам и держись от них дальше. Девке целоваться лучше и приятней, чем мне трубку курить, а поцеловал ее — и умерла воля в твоем сердце. Привяжет она тебя к себе чем-то, чего не видно, а порвать — нельзя, и отдашь ты ей всю душу. Верно! Берегись девок! Лгут всегда! Люблю, говорит, больше всего на свете, а ну-ка, уколи ее булавкой, она разорвет тебе сердце. Знаю я! Эге, сколько я знаю! Ну, сокол, хочешь, скажу одну быль? А ты ее запомни и, как запомнишь,— век свой будешь свободной птицей. «Был на свете Зобар, молодой цыган, Лойко Зобар. Вся Венгрия, и Чехия, и Славония, и все, что кругом моря, знало его,— удалый был малый! Не было по тем краям деревни, в которой бы пяток-другой жителей не давал богу клятвы убить Лойко, а он себе жил, и уж коли ему понравился конь, так хоть полк солдат поставь сторожить того коня — все равно Зобар на нем гарцевать станет! Эге! разве он кого боялся? Да приди к нему сатана со всей своей свитой, так он бы, коли б не пустил в него ножа, то наверно бы крепко поругался, а что чертям подарил бы по пинку в рыла́ — это уж как раз! И все таборы его знали или слыхали о нем. Он любил только коней и ничего больше, и то недолго — поездит, да и продаст, а деньги, кто хочет, тот и возьми. У него не было заветного — нужно тебе его сердце, он сам бы вырвал его из груди, да тебе и отдал, только бы тебе от того хорошо было. Вот он какой был, сокол! Наш табор кочевал в то время по Буковине,— это годов десять назад тому. Раз — ночью весенней — сидим мы: я, Данило солдат, что с Кошутом воевал вместе, и Нур старый, и все другие, и Радда, Данилова дочка. Ты Нонку мою знаешь? Царица-девка! Ну, а Радду с ней равнять нельзя — много чести Нонке! О ней, этой Радде, словами и не скажешь ничего. Может быть, ее красоту можно бы на скрипке сыграть, да и то тому, кто эту скрипку, как свою душу, знает. Много посушила она сердец молодецких, ого, много! На Мораве один магнат, старый, чубатый, увидал ее и остолбенел. Сидит на коне и смотрит, дрожа, как в огневице. Красив он был, как черт в праздник, жупан шит золотом, на боку сабля, как молния сверкает, чуть конь ногой топнет, вся эта сабля в камнях драгоценных, и голубой бархат на шапке, точно неба кусок,— важный был господарь старый! Смотрел, смотрел, да и говорит Радде: «Гей! Поцелуй, кошель денег дам». А та отвернулась в сторону, да и только! «Прости, коли обидел, взгляни хоть поласковей»,— сразу сбавил спеси старый магнат и бросил к ее ногам кошель — большой кошель, брат! А она его будто невзначай пнула ногой в грязь, да и все тут. — Эх, девка! — охнул он, да и плетью по коню — только пыль взвилась тучей. А на другой день снова явился. «Кто ее отец?» — громом гремит по табору. Данило вышел. «Продай дочь, что хочешь возьми!» А Данило и скажи ему: «Это только паны продают все, от своих свиней до своей совести, а я с Кошутом воевал и ничем не торгую!» Взревел было тот, да и за саблю, но кто-то из нас сунул зажженный трут в ухо коню, он и унес молодца. А мы снялись, да и пошли. День идем и два, смотрим — догнал! «Гей вы, говорит, перед богом и вами совесть моя чиста, отдайте девку в жены мне: все поделю с вами, богат я сильно!» Горит весь и, как ковыль под ветром, качается в седле. Мы задумались. — А ну-ка, дочь, говори! — сказал себе в усы Данило. — Кабы орлица к ворону в гнездо по своей воле вошла, чем бы она стала? — спросила нас Радда. Засмеялся Данило, и все мы с ним. — Славно, дочка! Слышал, господарь? Не идет дело! Голубок ищи — те податливей.— И пошли мы вперед. А тот господарь схватил шапку, бросил ее оземь и поскакал так, что земля задрожала. Вот она какова была Радда, сокол! Да! Так вот раз ночью сидим мы и слышим — музыка плывет по степи. Хорошая музыка! Кровь загоралась в жилах от нее, и звала она куда-то. Всем нам, мы чуяли, от той музыки захотелось чего-то такого, после чего бы и жить уж не нужно было, или, коли жить, так — царями над всей землей, сокол! Вот из темноты вырезался конь, а на нем человек сидит и играет, подъезжая к нам. Остановился у костра, перестал играть, улыбаясь, смотрит на нас. — Эге, Зобар, да это ты! — крикнул ему Данило радостно. Так вот он, Лойко Зобар! Усы легли на плечи и смешались с кудрями, очи, как ясные звезды, горят, а улыбка — целое солнце, ей-богу! Точно его ковали из одного куска железа вместе с конем. Стоит весь, как в крови, в огне костра и сверкает зубами, смеясь! Будь я проклят, коли я его не любил уже, как себя, раньше, чем он мне слово сказал или просто заметил, что и я тоже живу на белом свете! Вот, сокол, какие люди бывают! Взглянет он тебе в очи и полонит твою душу, и ничуть тебе это не стыдно, а еще и гордо для тебя. С таким человеком ты и сам лучше становишься. Мало, друг, таких людей! Ну, так и ладно, коли мало. Много хорошего было бы на свете, так его и за хорошее не считали бы. Так-то! А слушай-ка дальше. Радда и говорит: «Хорошо ты, Лойко, играешь! Кто это сделал тебе скрипку такую звонкую и чуткую?» А тот смеется: «Я сам делал! И сделал ее не из дерева, а из груди молодой девушки, которую любил крепко, а струны из ее сердца мною свиты. Врет еще немного скрипка, ну, да я умею смычок в руках держать!» Известно, наш брат старается сразу затуманить девке очи, чтоб они не зажгли его сердце, а сами подернулись бы по тебе грустью, вот и Лойко тож. Но — не на ту напал. Радда отвернулась в сторону и, зевнув, сказала: «А еще говорили, что Зобар умен и ловок,— вот лгут люди!» — и пошла прочь. — Эге, красавица, у тебя остры зубы! — сверкнул очами Лойко, слезая с коня.— Здравствуйте, браты! Вот и я к вам! — Просим гостя! — сказал Данило в ответ ему. Поцеловались, поговорили и легли спать... Крепко спали. А наутро, глядим, у Зобара голова повязана тряпкой. Что это? А это конь зашиб его копытом сонного. Э, э, э! Поняли мы, кто этот конь, и улыбнулись в усы, и Данило улыбнулся. Что ж, разве Лойко не стоил Радды? Ну, уж нет! Девка как ни хороша, да у ней душа узка и мелка, и хоть ты пуд золота повесь ей на шею, все равно, лучше того, какова она есть, не быть ей. А, ну ладно! Живем мы да живем на том месте, дела у нас о ту пору хорошие были, и Зобар с нами. Это был товарищ! И мудр, как старик, и сведущ во всем, и грамоту русскую и мадьярскую понимал. Бывало, пойдет говорить — век бы не спал, слушал его! А играет — убей меня гром, коли на свете еще кто-нибудь так играл! Проведет, бывало, по струнам смычком — и вздрогнет у тебя сердце, проведет еще раз — и замрет оно, слушая, а он играет и улыбается. И плакать и смеяться хотелось в одно время, слушая его. Вот тебе сейчас кто-то стонет горько, просит помощи и режет тебе грудь, как ножом. А вот степь говорит небу сказки, печальные сказки. Плачет девушка, провожая добра молодца! Добрый молодец кличет девицу в степь. И вдруг — гей! Громом гремит вольная, живая песня, и само солнце, того и гляди, затанцует по небу под ту песню! Вот как, сокол! Каждая жила в твоем теле понимала ту песню, и весь ты становился рабом ее. И коли бы тогда крикнул Лойко: «В ножи, товарищи!» — то и пошли бы мы все в ножи, с кем указал бы он. Все он мог сделать с человеком, и все любили его, крепко любили, только Радда одна не смотрит на парня; и ладно, коли бы только это, а то еще и подсмеивается над ним. Крепко она задела за сердце Зобара, то-то крепко! Зубами скрипит, дергая себя за ус, Лойко, очи темнее бездны смотрят, а порой в них такое сверкает, что за душу страшно становится. Уйдет ночью далеко в степь Лойко, и плачет до утра его скрипка, плачет, хоронит Зобарову волю. А мы лежим да слушаем и думаем: как быть? И знаем, что, коли два камня друг на друга катятся, становиться между ними нельзя — изувечат. Так и шло дело. Вот сидели мы, все в сборе, и говорили о делах. Скучно стало. Данило и просит Лойко: «Спой, Зобар, песенку, повесели душу!» Тот повел оком на Радду, что неподалеку от него лежала кверху лицом, глядя в небо, и ударил по струнам. Так и заговорила скрипка, точно это и вправду девичье сердце было! И запел Лойко:

Гей-гей! В груди горит огонь,
А степь так широка!
Как ветер, быстр мой борзый конь,
Тверда моя рука!

Повернула голову Радда и, привстав, усмехнулась в очи певуну. Вспыхнул, как заря, он.

Гей, гоп-гей! Ну, товарищ мой!
Поскачем, что ль, вперед?!
Одета степь суровой мглой,
А там рассвет нас ждет!
Гей-гей! Летим и встретим день.
Взвивайся в вышину!
Да только гривой не задень
Красавицу луну!

Вот пел! Никто уж так не поет теперь! А Радда и говорит, точно воду цедит: — Ты бы не залетал так высоко, Лойко, неравно упадешь, да — в лужу носом, усы запачкаешь, смотри.— Зверем посмотрел на нее Лойко, а ничего не сказал — стерпел парень и поет себе:

Гей-гоп! Вдруг день придет сюда,
А мы с тобою спим.
Эй, гей! Ведь мы с тобой тогда
В огне стыда сгорим!

— Это песня! — сказал Данило.— Никогда не слыхал! такой песни; пусть из меня сатана себе трубку сделает, коли вру я! Старый Нур и усами поводил, и плечами пожимал, и всем нам по душе была удалая Зобарова песня! Только Радде не понравилась. — Вот так однажды комар гудел, орлиный клекот передразнивая,— сказала она, точно снегом в нас кинула. — Может быть, ты, Радда, кнута хочешь? — потянулся Данило к ней, а Зобар бросил наземь шапку, да и говорит, весь черный, как земля: — Стой, Данило! Горячему коню — стальные удила! Отдай мне дочку в жены! — Вот сказал речь! — усмехнулся Данило.— Да возьми, коли можешь! — Добро! — молвил Лойко и говорит Радде: — Ну, девушка, послушай меня немного, да не кичись! Много я вашей сестры видел, эге, много! А ни одна не тронула моего сердца так, как ты. Эх, Радда, полонила ты мою душу! Ну что ж? Чему быть, так то и будет, и... нет такого коня, на котором от самого себя ускакать можно б было!.. Беру тебя в жены перед богом, своей честью, твоим отцом и всеми этими людьми. Но смотри, воле моей не перечь — я свободный человек и буду жить так, как я хочу! — И подошел к ней, стиснув зубы, сверкая глазами. Смотрим мы, протянул он ей руку,— вот, думаем, и надела узду на степного коня Радда! Вдруг видим, взмахнул он руками и оземь затылком — грох!.. Что за диво? Точно пуля ударила в сердце малого. А это Радда захлестнула ему ременное кнутовище за ноги, да и дернула к себе,— вот отчего упал Лойко. И снова уж лежит девка не шевелясь, да усмехается молча. Мы смотрим, что будет, а Лойко сидит на земле и сжал руками голову, точно боится, что она у него лопнет. А потом встал тихо, да и пошел в степь, ни на кого не глядя. Нур шепнул мне: «Смотри за ним!» И пополз я за Зобаром по степи в темноте ночной. Так-то, сокол!» Макар выколотил пепел из трубки и снова стал набивать ее. Я закутался плотнее в шинель и, лежа, смотрел на его старое лицо, черное от загара и ветра. Он, сурово и строго качая головой, что-то шептал про себя; седые усы шевелились, и ветер трепал ему волосы на голове. Он был похож на старый дуб, обожженный молнией, но все еще мощный, крепкий и гордый своей силой. Море шепталось по-прежнему с берегом, и ветер все так же носил его шепот по степи. Нонка уже не пела, а собравшиеся на небе тучи сделали осеннюю ночь еще темней. «Шел Лойко нога за ногу, повеся голову и опустив руки, как плети, и, придя в балку к ручью, сел на камень и охнул. Так охнул, что у меня сердце кровью облилось от жалости, но все ж не подошел к нему. Словом горю не поможешь — верно?! То-то! Час он сидит, другой сидит и третий не шелохнется — сидит. И я лежу неподалеку. Ночь светлая, месяц серебром всю степь залил, и далеко все видно. Вдруг вижу: от табора спешно Радда идет. Весело мне стало! «Эх, важно! — думаю,— удалая девка Радда!» Вот она подошла к нему, он и не слышит. Положила ему руку на плечо; вздрогнул Лойко, разжал руки и поднял голову. И как вскочит, да за нож! Ух, порежет девку, вижу я, и уж хотел, крикнув до табора, побежать к ним, вдруг слышу: — Брось! Голову разобью! — Смотрю: у Радды в руке пистоль, и она в лоб Зобару целит. Вот сатана девка! А ну, думаю, они теперь равны по силе, что будет дальше! — Слушай! — Радда заткнула за пояс пистоль и говорит Зобару: — Я не убить тебя пришла, а мириться, бросай нож! — Тот бросил и хмуро смотрит ей в очи. Дивно это было, брат! Стоят два человека и зверями смотрят друг на друга, а оба такие хорошие, удалые люди. Смотрит на них ясный месяц да я — и все тут. — Ну, слушай меня, Лойко: я тебя люблю! — говорит Радда. Тот только плечами повел, точно связанный по рукам и ногам. — Видала я молодцов, а ты удалей и краше их душой и лицом. Каждый из них усы себе бы сбрил — моргни я ему глазом, все они пали бы мне в ноги, захоти я того. Но что толку? Они и так не больно-то удалы, а я бы их всех обабила. Мало осталось на свете удалых цыган, мало, Лойко. Никогда я никого не любила, Лойко, а тебя люблю. А еще я люблю волю! Волю-то, Лойко, я люблю больше, чем тебя. А без тебя мне не жить, как не жить и тебе без меня. Так вот я хочу, чтобы ты был моим и душой и телом, слышишь? — Тот усмехнулся. — Слышу! Весело сердцу слушать твою речь! Ну-ка, скажи еще! — А еще вот что, Лойко: все равно, как ты ни вертись, я тебя одолею, моим будешь. Так не теряй же даром времени — впереди тебя ждут мои поцелуи да ласки... крепко целовать я тебя буду, Лойко! Под поцелуй мой забудешь ты свою удалую жизнь... и живые песни твои, что так радуют молодцов-цыган, не зазвучат по степям больше — петь ты будешь любовные, нежные песни мне, Радде... Так не теряй даром времени,— сказала я это, значит, ты завтра покоришься мне как старшему товарищу юнаку. Поклонишься мне в ноги перед всем табором и поцелуешь правую руку мою — и тогда я буду твоей женой. Вот чего захотела чертова девка! Этого и слыхом не слыхано было; только в старину у черногорцев так было, говорили старики, а у цыган — никогда! Ну-ка, сокол, выдумай что ни то посмешнее? Год поломаешь голову, не выдумаешь! Прянул в сторону Лойко и крикнул на всю степь, как раненный в грудь. Дрогнула Радда, но не выдала себя. — Ну, так прощай до завтра, а завтра ты сделаешь, что я велела тебе. Слышишь, Лойко! — Слышу! Сделаю,— застонал Зобар и протянул к ней руки. Она и не оглянулась на него, а он зашатался, как сломанное ветром дерево, и пал на землю, рыдая и смеясь. Вот как замаяла молодца проклятая Радда. Насилу я привел его в себя. Эхе! Какому дьяволу нужно, чтобы люди горе горевали? Кто это любит слушать, как стонет, разрываясь от горя, человеческое сердце? Вот и думай тут!.. Воротился я в табор и рассказал о всем старикам. Подумали и решили подождать да посмотреть — что будет из этого. А было вот что. Когда собрались все мы вечером вокруг костра, пришел и Лойко. Был он смутен и похудел за ночь страшно, глаза ввалились; он опустил их и, не подымая, сказал нам: — Вот какое дело, товарищи: смотрел в свое сердце этой ночью и не нашел места в нем старой вольной жизни моей. Радда там живет только — и все тут! Вот она, красавица Радда, улыбается, как царица! Она любит свою волю больше меня, а я ее люблю больше своей воли, и решил я Радде поклониться в ноги, так она велела, чтоб все видели, как ее красота покорила удалого Лойку Зобара, который до нее играл с девушками, как кречет с утками. А потом она станет моей женой и будет ласкать и целовать меня, так что уже мне и песен петь вам не захочется, и воли моей я не пожалею! Так ли, Радда? — Он поднял глаза и сумно посмотрел на нее. Она молча и строго кивнула головой и рукой указала себе на ноги. А мы смотрели и ничего не понимали. Даже уйти куда-то хотелось, лишь бы не видать, как Лойко Зобар упадет в ноги девке — пусть эта девка и Радда. Стыдно было чего-то, и жалко, и грустно. — Ну! — крикнула Радда Зобару. — Эге, не торопись, успеешь, надоест еще...— засмеялся он. Точно сталь зазвенела,— засмеялся. — Так вот и все дело, товарищи! Что остается? А остается попробовать, такое ли у Радды моей крепкое сердце, каким она мне его показывала. Попробую же,— простите меня, братцы! Мы и догадаться еще не успели, что хочет делать Зобар, а уж Радда лежала на земле, и в груди у нее по рукоять торчал кривой нож Зобара. Оцепенели мы. А Радда вырвала нож, бросила его в сторону и, зажав рану прядью своих черных волос, улыбаясь, сказала громко и внятно: — Прощай, Лойко! я знала, что ты так сделаешь!..— да и умерла... Понял ли девку, сокол?! Вот какая, будь я проклят на веки вечные, дьявольская девка была! — Эх! да и поклонюсь же я тебе в ноги, королева гордая! — на всю степь гаркнул Лойко да, бросившись наземь, прильнул устами к ногам мертвой Радды и замер. Мы сняли шапки и стояли молча. Что ты скажешь в таком деле, сокол? То-то! Нур сказал было: «Надо связать его!..» Не поднялись бы руки вязать Лойко Зобара, ни у кого не поднялись бы, и Hyp знал это. Махнул он рукой, да и отошел в сторону. А Данило поднял нож, брошенный в сторону Раддой, и долго смотрел на него, шевеля седыми усами, на том ноже еще не застыла кровь Радды, и был он такой кривой и острый. А потом подошел Данило к Зобару и сунул ему нож в спину как раз против сердца. Тоже отцом был Радде старый солдат Данило! — Вот так! — повернувшись к Даниле, ясно сказал Лойко и ушел догонять Радду. А мы смотрели. Лежала Радда, прижав к груди руку с прядью волос, и открытые глаза ее были в голубом небе, а у ног ее раскинулся удалой Лойко Зобар. На лицо его пали кудри, и не видно было его лица. Стояли мы и думали. Дрожали усы у старого Данилы, и насупились густые брови его. Он глядел в небо и молчал, а Нур, седой, как лунь, лег вниз лицом на землю и заплакал так, что ходуном заходили его стариковские плечи. Было тут над чем плакать, сокол! ...Идешь ты, ну и иди своим путем, не сворачивая в сторону. Прямо и иди. Может, и не загинешь даром. Вот и все, сокол!» Макар замолчал и, спрятав в кисет трубку, запахнул на груди чекмень. Накрапывал дождь, ветер стал сильнее, море рокотало глухо и сердито. Один за другим к угасающему костру подходили кони и, осмотрев нас большими, умными глазами, неподвижно останавливались, окружая нас плотным кольцом. — Гоп, гоп, эгой! — крикнул им ласково Макар и, похлопав ладонью шею своего любимого вороного коня, сказал, обращаясь ко мне: — Спать пора! — Потом завернулся с головой в чекмень и, могуче вытянувшись на земле, умолк. Мне не хотелось спать. Я смотрел во тьму степи, и в воздухе перед моими глазами плавала царственно красивая и гордая фигура Радды. Она прижала руку с прядью черных волос к ране на груди, и сквозь ее смуглые, тонкие пальцы сочилась капля по капле кровь, падая на землю огненно-красными звездочками. А за нею по пятам плыл удалой молодец Лойко Зобар; его лицо завесили пряди густых черных кудрей, и из-под них капали частые, холодные и крупные слезы... Усиливался дождь, и море распевало мрачный и торжественный гимн гордой паре красавцев цыган — Лойке Зобару и Радде, дочери старого солдата Данилы. А они оба кружились во тьме ночи плавно и безмолвно, и никак не мог красавец Лойко поравняться с гордой Раддой.

Романтическая ночь у моря, горит костёр, старый цыган Макар Чудра рассказывает писателю историю про вольных цыган. Макар советует беречься любви, ибо полюбив, человек теряет волю. Подтверждением этого является быль, рассказанная Чудрой.

Был на свете Лойко Зобар, молодой цыган. Венгрия, Чехия и Словения знали его. Ловкий был конокрад, многие хотели убить его. Любил он только коней, деньги не ценил, мог отдать каждому, кто нуждался.

В Буковине стоял цыганский табор. У Данилы-солдата была дочь Радда - красавица, словами не сказать. Много сердец разбила Радда. Один магнат любые деньги кидал к её ногам, просил выйти за него замуж, но Радда ответила, что орлице не место в вороньём гнезде.

Однажды в табор приехал Зобар. Красивый он был: «Усы легли на плечи и смешались с кудрями, очи, как ясные звезды, горят, а улыбка - целое солнце. Точно его ковали из одного куска железа с конём.» Заиграл он на скрипке, и многие заплакали. Радда похвалила скрипку Зобара, хорошо он играет. А тот ответил, что скрипка его сделана из груди молодой девушки, а струны из её сердца свиты. Радда отвернулась, сказав, что врут люди, когда говорят об уме Зобара. Подивился тот острому языку девушки.

Зобар загостил у Данилы, легли спать, а наутро он вышел с тряпкой, повязанной на голове, сказал, что конь его зашиб. Но все поняли, что это Радда, подумали, что разве не стоит Лойко Радды? «Ну, уж нет! Девка как ни хороша, да у ней душа узка и мелка, и хоть ты пуд золота повесь ей на шею, всё равно, лучше того, какова она есть, не быть ей!»

Жил в то время табор хорошо. И Лойко с ними. Мудр был, как старик, а на скрипке играл так, что сердце замирало. Если бы Лойко захотел, то люди бы жизни за него отдавали, так его любили, только Радда не любила. А он полюбил её крепко. Окружающие смотрели только, знали, «коли два камня друг на друга катятся, становиться между ними нельзя - изувечат».

Однажды спел Зобар песню, всем она понравилась, только Радда посмеялась. Данило хотел проучить её кнутом. Но Лойко не позволил, попросил отдать её ему в жены. Данило согласился: «Да возьми, коли можешь!» Лойко подошёл к Радде и сказал, что полонила она его сердце, что берёт он её в жены, но она не должна перечить его воле. «Я свободный человек и буду жить так, как хочу». Все подумали, что смирилась Радда. Она обвила кнутом ноги Лойко, дёрнула, и упал Зобар как подкошенный. А она отошла и легла на траву, улыбаясь.

Убежал в степь Зобар, а Макар за ним следил, как бы парень над собой что не сделал сгоряча. Но Лойко лишь сидел неподвижно три часа, а потом к нему пришла Радда. Лойко хотел ударить её ножом, но она приставила к его лбу пистолет и сказала, что мириться пришла, любит его. А ещё сказала Радда, что волю любит больше, чем Зобара. Она обещала Лойко жаркие ласки, если он согласится перед всем табором поклониться ей в ноги и поцеловать правую руку, как у старшей. Крикнул Зобар на всю степь, но согласился на условия Радды.

Вернулся в табор Лойко и сказал старикам, что заглянул в своё сердце и не увидел там прежней вольной жизни. «Одна Радда там живёт». И он решил исполнить её волю, поклониться ей в ноги, поцеловать её правую руку. И ещё сказал, что проверит, такое ли у Радды крепкое сердце, как она хвалится.

Все и догадаться не успели, а он воткнул в её сердце нож по самую рукоятку. Радда вырвала нож, заткнула рану своими волосами и сказала, что ждала такую смерть. Данило поднял нож, отброшенный Раддой в сторону, рассмотрел его да и воткнул в спину Лойко, прямо против сердца. Лежит Радда, зажимая рукой рану, а у ног её раскинулся умирающий Лойко.

Писателю не спалось. Он смотрел на море, и, казалось, что видит он царственную Радду, а за ней по пятам плывёт Лойко Зобар. «Они оба кружились во тьме ночи плавно и безмолвно, и никак не мог красавец Лойко поравняться с гордой Раддой».