Чапаев и пустота краткое. Чапаев и пустота

program of essentially opposing world image disembodiment. But from the very start of his opposition to emptiness there appeared many signs showing that a conspirator against non-being did not seem so utterly devoted to the declared ideas as one might expect him to.

Key words: being, non-being, symbolism, acmeism, facets, stone, emptiness.

В. И. Демин

МИФ О ЧАПАЕВЕ В РОМАНЕ ВИКТОРА ПЕЛЕВИНА «ЧАПАЕВ

И ПУСТОТА»

Статья посвящена анализу романов Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота» и Дм. Фурманова «Чапаев». Автор рассматривает ключевые эпизоды мифа о Чапаеве в опыте соцреалистического и постмодернистского романа.

Ключевые слова: В. Пелевин, Д. Фурманов, литературный процесс 90-х гг. XX века, Чапаев.

Виктор Пелевин - один из самых обсуждаемых российских писателей, каждое новое его произведение порождает бурную дискуссию - как среди читателей, так и среди авторитетных литературных критиков. Многие из них, впрочем, склоняются к мнению, что «проект Ре^ут»1 исчерпал себя. Отношения самого писателя с критикой и критиками, высказывающимися в его адрес, - вопрос, требующий отдельного рассмотрения. Как заметил в своей статье «Технология писательской власти (О двух последних романах В. Пелевина)» М. Свердлов, «... Пелевин не любит оценки и классификации. Тем более он не любит тех, кто оценивает и классифицирует, - коллег-литераторов и, конечно, критиков»2. Не жалуя критику, Пелевин, однако, сам создает тексты, имманентно содержащие критический анализ современной ему литературы, становится своеобразным «барометром» текущего литературного процесса. Его произведения наполнены современными аллюзиями и параллелями, отсылками к продуктам массовой культуры, без знания которых зачастую трудно понять тот или иной фрагмент романа либо же повести (так, например, фрагменты романа «Чапаев и Пустота» будет затруднительно понять без знания сюжета «Терминатора» или сериала «Просто Мария»). Вместе с тем Пелевин актуализирует и другие, отнюдь не массовые пласты культурно-исторического знания. Одним из таких пластов является буддистский, постоянно присутствующий практически во всех произведениях писателя. Как отмечает Г. А. Сорокина, «.буддизм стал для автора плодотворным источником образотворчества, реализованного на основе современных реалий, представле-

1 Шайтанов 2003, 3.

2 Свердлов 2003, 33.

ний и знаковых систем. При этом происходит сближение архаичной символики и реалий современной жизни, что следует рассматривать как яркое интересное литературное и философско-культурологическое явление»3. Эзотеричность текстов Пелевина позволяет сопоставлять его романы с произведениями американского писателя, антрополога и этнографа Карлоса Кастанеды, чьим внимательным, но и ироническим читателем он является4. Еще одним средством создания интертекстуальной насыщенности произведений Пелевина является использование сказочных сюжетов. Марк Липовецкий, анализируя роман «Священная книга оборотня», выделяет три основных сказочных сюжета, присутствующих в этом тексте: сказка про Лису и Волка; аллюзии на «Аленький цветочек»; отсылки к «Крошечке-Хаврошечке»5.

Кроме названных трех пластов интертекстуальности, можно выделить и еще один: это отсылки к классическим произведениям литературы (Шекспир, Кальде-рон, Достоевский, Толстой). Постоянно используя материалы как массовой, так и элитарной культуры, Пелевин встраивает цитаты в совершенно иной контекст, тем самым обыгрывая на тематическом и идейном поле те произведения, из которых они заимствованы. Приемом интертекстуальной пародической игры писатель воспользовался также в одном из своих самых известных произведений, романе «Чапаев и Пустота». Это произведение представляет собой в некотором роде цитатную мозаику, сложенную из различных фрагментов. В предисловии Пелевин отсылает читателя к рассказу Борхеса «Сад расходящихся тропок» (в романе «Чапаев и Пустота» - «Сад расходящихся Петек»; своеобразный намек на психическое состояние Петра Пустоты, но также и на «фрактальность»6 романа самого Пелевина) и к стихотворению Николая Олейникова «Бублик» (в романе - «Черный бублик»). Пелевин смешивает, пусть и иронично, два пласта: пласт постмодернистской культуры и пласт культуры советской - тем самым, уравнивая их в контексте своего произведения. Уже здесь можно увидеть двойственность, которая является свойством романной действительности: действие происходит в абсолютной Пустоте (здесь, вероятно, «Пустота» выступает и как абстрактное философское понятие, и как определенный «топос» - сознание пациента психиатрической лечебницы Петра Пустоты), распадающейся на два временных пласта - революционный, после свержения власти царя, и постсоветский. Аллюзиями на постсоветскую действительность наводнена «современная» половина романа. Пелевин обращается к фильму Джеймса Кэмерона «Терминатор», к популярному в 1993-1994 годах в России сериалу «Просто Мария», к реалиям эпохи «первоначального накопления капитала» (у Пелевина в романе появляются и неудачливые предприниматели, и «новые русские»). Одним из наиболее явно присутствующих в тексте романа культурных артефактов является текст романа Дмитрия Фурманова «Чапаев» (1923) и кинофильм, созданный братьями Васильевыми на основе этого произведения.

Чапаев является для советской и постсоветской культуры одним из самых ярких и привлекательных образов. Подобный неподдельный интерес вызван, ве-

3 Сорокина 2007, 343.

4 Шохина 2006.

5 Липовецкий 2008, 650-652.

6 Пронина 2003, 5-30.

роятно, тем, что Чапаев представляет собой амбивалентный образ, схему, матрицу, реализовать которую можно по-разному - и на разных культурных уровнях. Если в советскую эпоху Чапаев приходил к читателю в первую очередь через роман Фурманова (1923) и порожденные им тексты1 и фильм братьев Васильевых (1934), то сегодня, когда соцреалистический роман утратил свою популярность, Чапаев становится героем серийных игровых квестов. Советская культура достаточно активно эксплуатировала образ Чапаева, постоянно множа полудокументальные повести для читателей взрослого возраста, переложения чапаевской биографии для детей и подростков. Интересно отметить, что в советской культуре и литературе в отношении Чапаева возникает явление, свойственное скорее массовой культуре и комиксам о супергероях - сегодня мы его назвали бы «прикве-лом», то есть рассказом о событиях, предшествующих основной части. Вместе с тем несомненно, что весь этот официальный корпус текстов о Чапаеве, «чапаевский эпос» является одним из средств идеологической обработки, в то время как народное творчество, анекдоты, отталкиваясь от официальной догмы, творило свою, неофициальную историю героя. Впрочем, ни официальная, ни неофициальная версии, разумеется, не ставили перед собой задачу прояснить исторический фон, мотивы действий Чапаева - то есть все то, что является объектом научного, исторического исследования.

Роман Фурманова был одним из знаковых произведений для своей эпохи. Связано это, вероятно, с реализацией в тексте произведения идеологических установок, насаждаемых партийным аппаратом. Американская славистка Катерина Кларк, основываясь на «официальных речах, произносимых на съездах советских писателей»7, составила «Официальный список образцовых романов» соцреализма, куда, помимо произведений Федора Гладкова, Максима Горького, Николая Островского и многих других, был включен «Чапаев» Фурманова. Рассматривая это произведение в контексте эпохи соцреализма, Кларк, используя современный аналитический инструментарий, отмечает, что «романы соцреализма тяготеют к формам популярной литературы и, как большинство подобный литературных образований, - к формульности. Это делает целесообразным их сопоставление с такими видами формульной литературы, как детективы или романы с продолжениями»8. Советский роман, по Кларк, является «хранилищем мифов»9 и ритуалом10, участвует в создании большевистской идеологии. В числе основополагающих черт романа эпохи соцреализма, Кларк выделяет еще одну важную их черту: агиографичность, восходящую к предшествующей литературной традиции. Установление непосредственных генеалогических связей между христианской и советской литературой является темой отдельного исследования, считает Кларк, но нельзя не отметить, что между обеими этими литературами существуют определенные сходства: клише, штампы, формулы. Так, «если в качестве предмета изображения выбираются реальные исторические фигуры, детали их жизни упрощаются, приукрашиваются или даже игнорируются, чтобы при-

7 Кларк 2002, 223.

8 Там же, 9.

9 Там же, 19.

10 Там же, 23.

близить героя к идеалу»11. Подобное «упрощение», схематизация как сюжетных линий, так и мотивов поведения персонажей позволяет актуализировать мифологическое сознание. Чапаев в романе Фурманова - изначально заданная актанта, герой, о чем автор не переставая упоминает на страницах книги: он носитель «магического, удивительного имени»12, олицетворяющий «все неудержимое, стихийное, гневное протестующее»13, герой, о котором пели «восторженные гимны, воскуряли фимиам, рассказывали про его же чапаевскую непобедимость»14. Одним из ключевых слов романа Фурманова является слово «поход», которое отсылает читателя к рыцарскому роману, хроникам крестового похода; Фурманов пишет о своих героях: «Сражались героями, умирали как красные рыцари»15. Целью похода Чапаева и его соратников является обретение нового царства: «Чувствовалось приближение целой эпохи, новой полосы, большого дня, от которого начнется новое, большое расчисление...»16, а основным вопросом становится: «...быть или не быть тогда Советской России?»17. Особого внимания заслуживает в романе Фурманова речь Чапаева и производимый ею эффект на слушателей. Речь начдива исполнена неявного, сакрального смысл, уловить который не всегда удается, однако героям романа доподлинно известно, что он существует: «- Икспла-таторы, - выговорил с трудом Чапаев... - Оружием-то оружием, - встряхнул головой Чапаев, - да воевать трудно, и то бы что... - Федор не понял, к чему Чапай это сказал, по почувствовал, что тут надо разуметь что-то особое под этими словами»18 и далее: «Кой-где произносил он «речи». Эффект и успех были обеспечены: дело было не в речах, а в имени Чапаева. Это имя имело магическую силу, - оно давало знать, что за «речами», быть может, бессодержательными и ничего не значащими, скрываются значительные, большие дела.»19. Речь Чапаева, темная и непонятная - это речь оракула, проводника высших сил, поддающая множеству трактовок, речь власти. Рассматривая роман Виктора Пелевина в соотнесении с «Чапаевым» Фурманова, можно сказать, что Пелевин уравнивает дискурс власти с галлюцинаторным бредом Григория Котовского - еще одного мифологического персонажа гражданской воны. Чапаев в романе Фурманова - персонаж во многом мифологический, искупающий становление новой власти, нового царства своей жертвой; примечательно, что гибнет он в реке, своеобразном мифологическом пространстве. Вольно или невольно, но Фурманов актуализирует мифологическую матрицу в сознании советского читателя, гибелью Чапаева узаконивая становление нового государства.

Пелевин в своем романе опирается на узловые эпизоды романа Фурманова, инкорпорирует их практически без изменений в свой текст, тем самым обыгрывая

11 Там же, 49.

12 Фурманов 1985, 25.

13 Там же, 57.

14 Фурманов 1985, 93-94.

15 Там же, 165.

16 Там же, 118.

17 Там же, 124.

18 Там же, 62.

19 Там же, 101.

Примечательна сцена на вокзале, перед отправкой поезда, в обоих романах. У Фурманова читаем: « - Я вам скажу на прощанье, товарищи, что мы будем фронтом, а вы, например, тылом, но как есть одному без другого никак не устоять. Выручка, наша выручка - вот в чем главная теперь задача (...) А ежели у вас тут кисель пойдет - какая она будет война?»20. Почти дословно этот фрагмент у Пелевина: «Как есть одному без другого никак не устоять. А ежели у вас кисель пойдет - какая она будет война?»21. В этой сцене Пелевин вводит в действие автора романа «Чапаев» Дмитрия Фурманова:

«Кто-то дернул меня за рукав. Похолодев, я обернулся и увидел короткого молодого человека с жидкими усиками, розовым от мороза лицом и цепкими глазами цвета спитого чая.

Ф-фу, - сказал он.

Что? - переспросил я.

Ф-фурманов, - сказал он и сунул мне широкую короткопалую ладонь»22.

Интересен не только факт введения этого персонажа в роман, но и наличие

у него речевых нарушений, которые пропадают только тогда, когда Фурманов начинает говорить с трибуны: «Говорил он уже не заикаясь, а плавно и певуче»23. Пелевинский Чапаев, рассуждая с Петром о смысле своей непонятной речи, произнесенной с трибуны, говорит: «Знаете, Петр, когда приходится говорить с массой, совершенно неважно, понимаешь ли сам произносимые слова. Важно, чтобы их понимали другие. Нужно просто отразить желание толпы. Некоторые достигают этого, изучая язык, на котором говорит масса, а я предпочитаю действовать напрямую. Так что, если вы хотите узнать, что такое «зарука», вам надо спрашивать не у меня, а у тех, кто стоит сейчас на площади»24.

Таким образом, Пелевин дискредитирует как речь фурмановского героя в частности, так и речь всей советской власти в целом, дискредитирует речь как инструмент власти.

В этом же эпизоде интересно впечатление от толпы, «революционной массы»: насколько оно восторженно у Фурманова, настолько же оно гнетуще у Пелевина. У Фурманова, в романе «Чапаев»: «Федор обвел глазами и не увидел концов черной массы, - они, концы, были где-то за площадью, освещенной в газовые рожки. Ему показалось, что за этими вот тысячами, что стоят у него на виду, тесно примыкая, пропадая в густую тьму, стоят новые, а за теми - новые тысячи, и так без конца. В эту последнюю минуту он с острой болью почувствовал вдруг, как любима, дорога ему черная толпа, как тяжело с ней расставаться»25. У Пелевина: «Было тяжело смотреть на этих людей и представлять себя мрачные маршруты их судеб. Они были обмануты с детства, и, в сущности, для них теперь ничего не изменилось из-за того, что теперь их обманывали по-другому, но топорность, издевательская примитивность этих обманов - и старых, и новых - поистине была бесчеловечна. Чувства и мысли стоящих на площади были так же уродливы,

20 Там же, 10.

21 Пелевин 2003, 99.

22 Там же, 98.

23 Там же, 100.

24 Там же, 101.

25 Фурманов 1985, 9.

как надетое на них тряпье, и даже умирать они уходили, провожаемые глупой клоунадой случайных людей»26.

Второй значимой сценой, позаимствованной Пелевиным у Фурманова, является эпизод в поезде. Он также подвергается ироническому переосмыслению, высвечивающему бессмысленность и идеологизированность фурмановского текста. У Фурманова читаем: «По теплушкам книжная читка гудит, непокорная скрипит учеба, мечутся споры галочьей стаей, а то вдруг песня рванет по морозной чистоте - легкая, звонкая, красноперая:

Мы кузнецы - и дух наш молод, Куем мы счастия ключи. Вздымайся выше, наш тяжкий молот, В стальную грудь сильней стучи, стучи, стучи!!

И на черепашьем ходу вагонном, перемежая и побеждая ржавые песни колес, - несутся над равнинами песни борьбы, победным гулом кроют пространство»27.

У Пелевина в аналогичном эпизоде: «Действительно, сквозь грохот вагонных колес пробивалось довольно красивое и стройное пение. Прислушавшись, я разобрал слова:

Мы кузнецы - и дух наш Молох, Куем мы счастия ключи. Вздымайся выше, наш тяжкий молот, В стальную грудь сильней стучи, стучи, стучи!!

Странно, - сказал я, - почему они поют, что они кузнецы, если они ткачи? И почему Молох - их дух?

Не Молох, а молот, - сказала Анна.

Молот? - переспросил я. - А, ну разумеется. Кузнецы, потому и молот. То есть потому, что они поют, что они кузнецы, хотя на самом деле они ткачи. Черт знает что»28.

В этом эпизоде Пелевин цитирует не только Фурманова, но и раннего себя: «. человек чем-то похож на этот поезд. Он точно так же обречен вечно тащить за собой из прошлого цепь темных, страшных, неизвестно от кого доставшихся в наследство вагонов. А бессмысленный грохот этой случайной сцепки надежд, мнений и страхов он называет своей жизнью»29 - цитата отсылает одновременно к повести «Желтая стрела» и к небольшому эссе «Мост, который я хотел перейти».

Путешествие героев романа Фурманова по степи находит отражение в небольшом очерке «Ночные огни». Описанная здесь атмосфера таинственности, «чертовщины», «заколдованности» использована Пелевиным в его описании путешествия барона Юнгерна и Петра Пустоты в Валгаллу30.

Явной перекличкой с романом Фурманова является эпизод с представлением, спектаклем. У Фурманова: «.пригласили на. спектакль. Что-то необычное. Назавтра такое серьезное дело, тут рядом окопы противника, - и вдруг

26 Пелевин 2003, 99.

27 Фурманов 1985, 14.

28 Пелевин 2003, 109-110.

29 Там же, 110.

30 Пелевин 2003, 267-268; Фурманов 1985, 248-250.

спектакль!»31. У Пелевина: «Сегодня будет своего рода концерт - знаешь, бойцы будут показывать друг другу всякие... э-э... штуки, кто что умеет»32. Восторженное внимание Фурманова в «Чапаеве и Пустоте» сменяется иронией и отвращением: «Конь с двумя х... ми - это еще что. Сейчас перед вами выступит рядовой Страминский, который умеет говорить слова русского языка своей жопой и до освобождения народа работал артистом в цирке. Говорит он тихо, так что просьба молчать и не ржать»33.

Герои романа Фурманова движутся от одного степного города к другому; маршрут можно проследить по оглавлению: многие главы названы по ключевым точкам маршрута Чапаева и его дивизии («Уральск», «Александров-Гай», «В Бу-гуруслан», «До Белебея», «Уфа»). В романе «Чапаев и Пустота» Анна и Петр, сидя в кафе «Сердце Азии», обсуждают положение на фронте. Пелевин иронизирует:

«- А скажите, Анна, какая сейчас ситуация на фронтах? Я имею в виду общее положение.

Честно говоря, не знаю. Как сейчас стали говорить, не в курсе. Газет здесь нет, а слухи самые разные. Да и потом, знаете, надоело все это. Берут и отдают какие-то непонятные города с дикими названиями - Бугуруслан, Бугульма и еще... как его... Белебей. А где это все, кто берет, кто отдает - не очень ясно и, главное, не особо интересно»34.

Ключевой сценой во всех четырех художественных текстах, посвященных Чапаеву, является эпизод его гибели - Чапаев тонет в Урале. В романе Фурманова знак, обозначение, слово равно означаемому, Урал - это река, в которой трагически тонет комдив. Чапаев выполнил свою функцию. У Пелевина мотив смерти Чапаева обыгрывается. Во-первых, Урал у него - это «условная река абсолютной любви», в которой нельзя ни погибнуть, ни утонуть. Пелевин меняет модус повествования, более того, если у Фурманова с гибелью главного героя повествование завершается, то у Пелевина роман продолжается.

Если роман Фурманова является мифом, мифологическим, «тоталитарным сказанием», по выражению Михала Гловиньского35, то Виктор Пелевин, используя мифы о Чапаеве и о советской действительности, инкорпорируя в свой роман фрагменты соцреалистического произведения, создает одновременно и свой миф, и «антимиф», демифологизируя образ легендарного начдива Василия Чапаева.

ЛИТЕРАТУРА

Гловиньский М. 1996: «Не пускать прошлого на самотек». «Краткий курс ВКП(б)» как мифическое сказание // НЛО. 22, 142-160.

Кларк К. 2002: Советский роман: история как ритуал. Екатеринбург.

Липовецкий М. 2008: Паралогии: Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х годов. М.

Пелевин В. О. 2003: Чапаев и пустота. М.

31 Фурманов 1985, 256.

32 Пелевин 2003, 337.

33 Там же, 343.

34 Там же, 154.

35 Гловиньский 1996, 144.

Пронина Е. 2003: Фрактальная логика Виктора Пелевина // ВЛ. 4, 5-30. Свердлов М. 2003: Технология писательской власти (О двух последних романах В. Пелевина) // ВЛ. 4, 31-47.

Сорокина Г. А. 2007: Буддийские коннотации в повести В. Пелевина «Желтая стрела» // Литература ХХ века: итоги и перспективы изучения / Н. Н. Андреева, Н. А. Литви-ненко, Н. Т. Пахсарьян (ред.). М., 337-344. Фурманов Д. А. 1985: Чапаев. Мятеж. М. Шайтанов И. 2003: Проект Ре1еуш // ВЛ. 4, 3-4.

Шохина В. 2006: Чапай, его команда и простодушный ученик // НГ-Ех иьпб. М.

MYTH ABOUT CHAPAYEV IN V. PELEVIN"S NOVEL "CHAPAYEV

The article presents the analysis of two novels - Victor Pelevin"s "Chapayev and the Void" and D. Furmanov"s "Chapayev". The author considers key episodes of the myth about Chapayev in the light of socialist realism novel and postmodernism novel.

Key words: V Pelevin, D. Furmanov, literary process of the 1990-s, Chapayev.

Повествование ведется от имени одного из известнейших поэтов Петербурга Петра Пустоты.

Первая часть

Зима 1918 года. В центре послереволюционной Москвы Петр наткнулся на бывшего однокурсника и поэта фон Эрнена. Тот теперь служил в ЧК и пригласил старого друга в свою огромную, конфискованную у кого-то квартиру.

Петр признался, что три дня назад в Петербурге за абстрактное стихотворение его хотели взять люди из ЧК, но он убежал от них, отстреливаясь. Фон Эрнен, обещавший помочь, решил все же его арестовать. Под дулом маузера Петр вышел в прихожую, где неожиданно накинул на подлеца свое пальто и задушил его.

Петр надел кожанку чекиста, перезарядил пистолет и хотел было уходить. Вдруг в квартиру ввалилась пара матросов в бушлатах. Приняв Петра за фон Эрнена, они вручили ему приказ «провести нашу линию» в литературном кабаре, выпили с ним водки с кокаином и вместе поехали туда.

В полутемном зале кабаре Петр встретился взглядом со странным человеком с волевым спокойным лицом и закрученными вверх усами.

Я вдруг каким-то образом понял, что он все знает про гибель фон Эрнена — да чего там, знает про меня гораздо более серьезные вещи.

Петр поднялся на эстраду, прочел только что написанный стих и после строчки «ответим белой сволочи революционным террором!» выстрелил в люстру. Сопровождавшие его матросы подхватили стрельбу. В зале кричали и прятались за колоннами, и только тот усатый человек невозмутимо сидел за своим столом.

Прекратив пальбу, матросы с Петром вышли через черный ход и сели в автомобиль. В дороге Петр уснул.

Вторая часть

Проснулся Петр в середине 1990-х в психиатрической лечебнице.

Ее главврач лечил «раздвоение ложной личности» по собственной методике: группу пациентов погружали в ложную реальность одного из них, а по окончании сеанса все они возвращались к своим привычным маниям.

И в эту секунду пациент может сам ощутить относительность своих болезненных представлений и перестать отождествляться с ними. А от этого до выздоровления уже совсем близко.

Петру вкололи препарат и ввели в групповой галлюцинаторный сеанс. Он попал в реальность пациента, считающего себя просто Марией из мексиканской мыльной оперы.

На дымной набережной Мария встретила своего суженого — Арнольда Шварценеггера. Тот отвел ее на пустырь, к военному истребителю, где должен был осуществиться их «алхимический брак». Посадив Марию на фюзеляж, Арнольд взлетел. Самолет накренился, Мария покатилась по крылу и зацепилась капюшоном за ракету. Она крикнула, что так не хочет, и ей больно. Шварценеггер выпустил ракету, и Мария вместе с ней влетела в Останкинскую телебашню. Слияния России с Западом не произошло.

Вынырнув из «не самого интересного видения в своей жизни», Петр заснул.

Третья часть

1918 год. Квартира фон Эрнена. Петр проснулся от доносившейся из соседней комнаты музыки. Это усатый мужчина, которого он видел в кабаре, превосходно играл на рояле.

«Моя фамилия Чапаев», — представился незнакомец. Он рассказал, что был впечатлен агитацией Петра и нашел его, чтобы позвать комиссаром в свою конную дивизию. Петр согласился. Они вышли на морозную улицу, сели в длинный серо-зеленый броневик и отбыли на вокзал.

За бронированным штабным вагоном, в котором расположились Петр и Чапаев, были прицеплены вагоны с «красной солдатней» и полком рабочих-ткачей.

Человек чем-то похож на этот поезд. Он точно так же обречен вечно тащить за собой из прошлого цепь темных, страшных, неизвестно от кого доставшихся в наследство вагонов.

Вечером за легким ужином с шампанским Чапаев познакомил Петра с Анной — красивой, коротко стриженной пулеметчицей. «Кстати, — сказала она, — мы совсем забыли про ткачей». Вместе они прошли к концу движущегося состава, и по указанию Чапаева его помощник отцепил вагоны с ткачами. Словно ничего не произошло, Чапаев с Анной вернулись к столу.

Петр вошел в свое купе и повалился на кровать.

Четвертая часть

Проснулся он в больничной кафельной комнате, в чугунной ванне с прохладной водой. В соседних ваннах лежали другие пациенты из его палаты — Володин, Сердюк и мускулистый молодой человек Мария.

Во время тихого часа Петр тайно проник в кабинет главврача и нашел толстую папку с историей своей болезни. Патологические отклонения у него начались в четырнадцать лет: отошел от семьи и друзей, снизилась успеваемость в школе, начал усиленно читать философскую литературу о пустоте и небытии.

Считает себя единственным наследником великих философов прошлого. Помещением в психиатрическую больницу не тяготится, так как уверен, что его «саморазвитие» будет идти «правильным путем» независимо от места обитания.

После тихого часа между Сердюком и Марией произошла ссора. Петр пытался их разнять и получил по голове гипсовым бюстом Аристотеля.

Пятая часть

Петр очнулся летом в незнакомой комнате. У его кровати сидела Анна. Она рассказала о сражении, во время которого Петр командовал эскадроном, был контужен и несколько месяцев пробыл в коме.

Не слушая возражений, Петр встал и решил прогуляться по городу. Анна привела его в ресторан, где рассказала, что Петр очень сблизился с Чапаевым.

Чапаев — один из самых глубоких мистиков, которых я когда-либо знала. Я полагаю, что в вашем лице он нашел благодарного слушателя и, возможно, ученика.

Узнав, что Чапаев — дядя Анны, Петр попытался флиртовать с ней. Он решил, что девушка неравнодушна к нему, раз дежурила у его кровати. На это Анна возразила, что приходила в комнату Петра послушать его живописный бред. Петр обиделся и поссорился с ней.

В ссору вмешались белые офицеры, сидящие за соседним столиком. Конфликт нарастал, но тут в ресторане внезапно появился бритый наголо человек с двумя револьверами и прогнал их. Он представился Котовским и увез Анну, с которой был давно знаком, на своей коляске.

Петр подумал, что не имеет ничего, способного привлечь такую женщину, как Анна, и почувствовал отвращение к себе.

Чапаева Петр нашел в старой бане на задворках усадьбы. Тот огорчился, узнав, что Петр действительно забыл все, что успел понять, и попытался объяснить ему, что вся окружающая реальность находится в его сознании, а сам он пребывает в пустоте. Свои объяснения Чапаев сдабривал щедрыми порциями самогона, и вскоре Петр слишком опьянел, чтобы хоть что-то понять.

Добравшись до своей комнаты, Петр уснул. Разбудил его Котовский, пришедший поговорить о России и раздобыть немного кокаина. Половину банки, доставшейся еще от убитого фон Эрнена, Петр выменял у Котовского на лошадей и коляску, на которой тот катался с Анной.

Шестая часть

Петр очутился в реальности Сердюка, в Москве 1990-х. Тот ехал в метро. У соседа по лавке Сердюк заметил брошюру «Японский милитаризм» и подумал, что японцы помнят про долг, поэтому и живут нормально.

Выйдя из метро, Сердюк от тоски сильно напился. На газете, в которую была завернута закуска, он увидел объявление — московское отделение японской фирмы набирает сотрудников. Он позвонил.

На следующий день вместе с главой филиала Кавабатой, следуя вековым японским традициям, Сердюк пил саке, поэтически разговаривал о жизни и развлекался с русскими девушками, переодетыми гейшами.

Так состоялся «алхимический брак России с Востоком», где Кавабата олицетворял Восток. Кавабата заявил, что их фирма больше похожа на клан, и посвятил Сердюка в самураи этого клана.

… и он с грустью подумал, что Россия, в сущности, тоже страна восходящего солнца — хотя бы потому, что оно над ней так ни разу по-настоящему и не взошло до конца.

Вскоре Сердюк узнал, что вражеский клан скупил контрольный пакет акций их фирмы, и теперь все самураи клана должны сделать себе сэппуку. Сбежать Сердюку не удалось. Он вспомнил прошедшую ночь и понял, что она, в отличие от мира за дверью офиса, была настоящей. Он не захотел все это предавать, взял меч и вспорол себе живот. Союз России и Востока продлился недолго.

Сердюк очнулся в психлечебнице. «Вот так тебя и нашли у калорифера, с розочкой в руке. С кем пил-то на самом деле, помнишь?» — спрашивал главврач.

Седьмая часть

Петр проснулся в штабной комнате, где накануне выменял у Котовского кокаин на лошадей.

Чапаев, желая продемонстировать Петру, что же такое ум, смерть и бессмертие, повез его на встречу с Черным Бароном, которого многие считали инкарнацией бога войны. Тот перенес Петра в свой мистический «лагерь» — место, куда попадают все воины после смерти. В густой тьме горело бесчисленное количество костров, у каждого из которых виднелись смутные силуэты людей.

Тут они услышали крик и подошли к костру, у которого сидело четверо. Сняв кольцо с лимонки, Барон бросил ее в костер, и все исчезло — и огонь и четверо людей. Это было «хулиганье, наевшееся шаманских грибов» и попавшее сюда по ошибке, их нужно было просто «привести в чувство».

Барон объяснил Петру, что и сон о психбольнице, и реальность с Чапаевым равнозначны. Он сравнил мир с битком набитой комнатой, в которой каждый пытается отвоевать себе стул. За пределами мира каждого человека ожидает трон «бесконечной свободы и счастья», принадлежащий ему по праву, но взойти на него невозможно, поскольку трон стоит в месте, которого нет. Чтобы оказаться в этой пустоте, надо осознать, что все миры одинаково иллюзорны.

Барон вернул Петра в степь, где вокруг обычного костра сидели погибшие однополчане. Барон учил их видеть пустоту. Достигший цели немедленно получал личного слона и отбывал во Внутреннюю Монголию — место, куда попадает человек, взошедший на трон.

Внутренняя Монголия называется так не потому, что она внутри Монголии. Она внутри того, кто видит пустоту.

Петр внезапно снова очутился в штабе, словно они никуда не ездили с Чапаевым и тот не знакомил его с Черным Бароном. Придя в свою комнату, ошеломленный Петр лег на кровать и уснул.

Восьмая часть

На этот раз Петр попал в реальность Володина, «нового русского». Тот вместе с двумя бандитами — своей «крышей» — приехал на джипе в лес. Компаньоны развели на поляне костер, съели психогенных грибов и ждали прихода.

Володин объяснил недалеким спутникам, что «весь кайф в мире» — внутри человека. Он заперт, как в сейфе, и чтобы добыть ключик от этого сейфа, надо отказаться от всего. Этим и занимаются в монастырях, где монахи «прутся» круглые сутки от ощущения мировой любви.

Тут — как вставит, так уже не отпустит никогда. И никакой бабы не надо будет, ни на какую хавку не пробьет. Ни отходняка не будет, ни ломки. Только будешь молиться, чтоб перло и перло.

Один из приятелей проникся идеей вечного кайфа, но Володин его разочаровал: «если б так просто врубиться можно было, сейчас бы пол-Москвы бесплатно перлось». Внутри человека полно всяких ипостасей: и подсудимый, и прокурор, и адвокат. Но чтобы словить «всемирный кайф», надо «всю эту очередь оттереть» и стать никем.

Разговоры прервал столб света, который спустился на костер и охватил собой сидящих вокруг. Те увидели пустоту и отведали вечного кайфа. Двое «нищих духом» стали вопить и кричать. «Так, ноги делаем. Быстро!» — сказал Володин, увидев в пустоте Черного Барона, и приятели разбежались кто куда.

Придя в себя, все собрались у джипа Володина. По дороге тот объяснил, что они залезли в вечный кайф незаконно, а за это там и повязать могут. На физическом уровне забирают в дурдом, а куда «на тонком» — загадка. Если бы его спутники не устроили шухер, все бы обошлось.

Девятая часть

Этот странный сон Петр записал и показал рукопись Чапаеву. Тот, как и Черный Барон, метафорично посоветовал ему «выписаться из больницы», подразумевая под этим заведением наш бренный мир.

Спускаясь на улицу, Петр наткнулся на Анну в черном бархатном платье, нелепо попытался признаться ей в чувствах и пригласил вечером выехать за город на рысаках. «Какая пошлость!» — сказала она и прошла мимо.

Вечером ткачи давали концерт с невероятно похабными номерами. Петр вышел на сцену и прочел свой новый пролетарский стих, в который он вплел княгиню в черном платье и ее голого друга. Зал взорвался аплодисментами, а Анна, сидевшая в дальнем ряду, вышла прочь.

Петр вернулся в свою комнату и прилег. Концерт ткачей тем временем «перерос в полное безобразие» — со двора слышались выстрелы, пьяный гогот и звуки «вялой драки».

К Петру зашел Котовский попрощаться. Он собирался исчезнуть до того, как перепившие ткачи все здесь спалят, и советовал Петру сделать то же. На то, что Чапаев наведет порядок, он не надеялся.

Проводив Котовского, Петр отправился в баню к Чапаеву, где тот, привычно распивая самогон, попытался заставить его понять, что человек — не форма, а дух.

Про душу нельзя сказать, что она у всех разная, нельзя сказать, что у всех одна. Если и можно что-то про нее сказать, так это то, что ее тоже нет.

Взбунтовавшиеся ткачи уже подожгли усадьбу и с выстрелами шли к баньке. Чапаев открыл люк в полу и вместе с Петром пробрался через подземный ход к спрятанному в стоге сена броневику.

Чапаев завел мотор, а Анна заняла свое место в пулеметной башне. Ткачи окружили броневик. Чапаев велел расчехлить глиняный пулемет. Анна бесшумно обвела орудием круг, и все звуки исчезли.

Чапаев рассказал, что некогда жил будда, настолько мудрый, что вещи исчезали, когда он указывал на них мизинцем. Будда указал мизинцем на себя и исчез, а палец остался. Завернутый в глину, он стал страшным оружием. Чапаев нашел его в монгольском монастыре, приделал приклад и превратил в пулемет.

Выйдя из броневика, Петр оказался на круглом пятачке земли, окруженном бескрайним сверкающим потоком.

Этот радужный поток и был всем тем, что я только мог подумать или испытать, всем тем, что только могло быть или не быть.

Чапаев назвал поток Условной Рекой Абсолютной Любви, сокращенно — Урал. Люди сливаются с ним перед тем, как принять какую-нибудь форму. Анна с Чапаевым бросились в Урал и исчезли. Петр последовал их примеру, увидел начало потока и поплыл к нему. Движение Петра замедлилось, сияние Урала померкло, и он очнулся в больнице. «Полный катарсис, — сказал главврач. — Поздравляю».

Десятая часть

Петра выписали, и он вернулся в город. Сидя на лавке, Петр размышлял, как ему быть дальше. Тут он вспомнил о литературном кабаре и сразу понял, что делать.

В новой реальности кабаре стало пабом, но внутри мало что изменилось. Петр решил повторить действия, с которых все началось: сел за столик, заказал коктейль из водки и экстези и достал украденную у санитара перед выпиской ручку, чтобы написать стихотворение. Ручка оказалась миниатюрным оружием с одной пулей. Петр сочинил стих, прочел его и выстрелил в люстру. В зале погас свет, началась перестрелка, и Петр на ощупь покинул паб через черный ход.

Чапаев в своем броневике ждал Петра на улице.

Чапаев совершенно не изменился, только его левая рука висела на черной полотняной ленте. Кисть руки была перебинтована, и на месте мизинца под слоями марли угадывалась пустота.

Броневик тронулся, и «скоро вокруг уже шуршали пески и шумели водопады» Внутренней Монголии.

Краткое содержание романа Пелевина «Чапаев и Пустота»

Иллюстрация Д. Козлова

Повествование ведётся от имени одного из известнейших поэтов Петербурга Петра Пустоты.

Первая часть

Зима 1918 года. В центре послереволюционной Москвы Пётр наткнулся на бывшего однокурсника и поэта фон Эрнена. Тот теперь служил в ЧК и пригласил старого друга в свою огромную, конфискованную у кого-то квартиру.

Пётр признался, что три дня назад в Петербурге за абстрактное стихотворение его хотели взять люди из ЧК, но он убежал от них, отстреливаясь. Фон Эрнен, обещавший помочь, решил всё же его арестовать. Под дулом маузера Пётр вышел в прихожую, где неожиданно накинул на подлеца своё пальто и задушил его.

Пётр надел кожанку чекиста, перезарядил пистолет и хотел было уходить. Вдруг в квартиру ввалилась пара матросов в бушлатах. Приняв Петра за фон Эрнена, они вручили ему приказ «провести нашу линию» в литературном кабаре, выпили с ним водки с кокаином и вместе поехали туда.

В полутёмном зале кабаре Пётр встретился взглядом со странным человеком с волевым спокойным лицом и закрученными вверх усами.

Я вдруг каким-то образом понял, что он всё знает про гибель фон Эрнена - да чего там, знает про меня гораздо более серьёзные вещи.

Пётр поднялся на эстраду, прочёл только что написанный стих и после строчки «ответим белой сволочи революционным террором!» выстрелил в люстру. Сопровождавшие его матросы подхватили стрельбу. В зале кричали и прятались за колоннами, и только тот усатый человек невозмутимо сидел за своим столом.

Прекратив пальбу, матросы с Петром вышли через чёрный ход и сели в автомобиль. В дороге Пётр уснул.

Вторая часть

Проснулся Пётр в середине 1990-х в психиатрической лечебнице.

Её главврач лечил «раздвоение ложной личности» по собственной методике: группу пациентов погружали в ложную реальность одного из них, а по окончании сеанса все они возвращались к своим привычным маниям.

И в эту секунду пациент может сам ощутить относительность своих болезненных представлений и перестать отождествляться с ними. А от этого до выздоровления уже совсем близко.

На дымной набережной Мария встретила своего суженого - Арнольда Шварценеггера. Тот отвёл её на пустырь, к военному истребителю, где должен был осуществиться их «алхимический брак». Посадив Марию на фюзеляж, Арнольд взлетел. Самолёт накренился, Мария покатилась по крылу и зацепилась капюшоном за ракету. Она крикнула, что так не хочет, и ей больно. Шварценеггер выпустил ракету, и Мария вместе с ней влетела в Останкинскую телебашню. Слияния России с Западом не произошло.

Вынырнув из «не самого интересного видения в своей жизни», Пётр заснул.

Третья часть

1918 год. Квартира фон Эрнена. Пётр проснулся от доносившейся из соседней комнаты музыки. Это усатый мужчина, которого он видел в кабаре, превосходно играл на рояле.

«Моя фамилия Чапаев», - представился незнакомец. Он рассказал, что был впечатлён агитацией Петра и нашёл его, чтобы позвать комиссаром в свою конную дивизию. Пётр согласился. Они вышли на морозную улицу, сели в длинный серо-зелёный броневик и отбыли на вокзал.

За бронированным штабным вагоном, в котором расположились Пётр и Чапаев, были прицеплены вагоны с «красной солдатнёй» и полком рабочих-ткачей.

Человек чем-то похож на этот поезд. Он точно так же обречён вечно тащить за собой из прошлого цепь тёмных, страшных, неизвестно от кого доставшихся в наследство вагонов.

Вечером за лёгким ужином с шампанским Чапаев познакомил Петра с Анной - красивой, коротко стриженной пулемётчицей. «Кстати, - сказала она, - мы совсем забыли про ткачей». Вместе они прошли к концу движущегося состава, и по указанию Чапаева его помощник отцепил вагоны с ткачами. Словно ничего не произошло, Чапаев с Анной вернулись к столу.

Пётр вошёл в своё купе и повалился на кровать.

Четвёртая часть

Проснулся он в больничной кафельной комнате, в чугунной ванне с прохладной водой. В соседних ваннах лежали другие пациенты из его палаты - Володин, Сердюк и мускулистый молодой человек Мария.

Во время тихого часа Пётр тайно проник в кабинет главврача и нашёл толстую папку с историей своей болезни. Патологические отклонения у него начались в четырнадцать лет: отошёл от семьи и друзей, снизилась успеваемость в школе, начал усиленно читать философскую литературу о пустоте и небытии.

Считает себя единственным наследником великих философов прошлого. Помещением в психиатрическую больницу не тяготится, так как уверен, что его «саморазвитие» будет идти «правильным путём» независимо от места обитания.

После тихого часа между Сердюком и Марией произошла ссора. Пётр пытался их разнять и получил по голове гипсовым бюстом Аристотеля.

Пятая часть

Пётр очнулся летом в незнакомой комнате. У его кровати сидела Анна. Она рассказала о сражении, во время которого Пётр командовал эскадроном, был контужен и несколько месяцев пробыл в коме.

Не слушая возражений, Пётр встал и решил прогуляться по городу. Анна привела его в ресторан, где рассказала, что Пётр очень сблизился с Чапаевым.

Чапаев - один из самых глубоких мистиков, которых я когда-либо знала. Я полагаю, что в вашем лице он нашёл благодарного слушателя и, возможно, ученика.

Узнав, что Чапаев - дядя Анны, Пётр попытался флиртовать с ней. Он решил, что девушка неравнодушна к нему, раз дежурила у его кровати. На это Анна возразила, что приходила в комнату Петра послушать его живописный бред. Пётр обиделся и поссорился с ней.

В ссору вмешались белые офицеры, сидящие за соседним столиком. Конфликт нарастал, но тут в ресторане внезапно появился бритый наголо человек с двумя револьверами и прогнал их. Он представился Котовским и увёз Анну, с которой был давно знаком, на своей коляске.

Пётр подумал, что не имеет ничего, способного привлечь такую женщину, как Анна, и почувствовал отвращение к себе.

Чапаева Пётр нашёл в старой бане на задворках усадьбы. Тот огорчился, узнав, что Пётр действительно забыл всё, что успел понять, и попытался объяснить ему, что вся окружающая реальность находится в его сознании, а сам он пребывает в пустоте. Свои объяснения Чапаев сдабривал щедрыми порциями самогона, и вскоре Пётр слишком опьянел, чтобы хоть что-то понять.

Добравшись до своей комнаты, Пётр уснул. Разбудил его Котовский, пришедший поговорить о России и раздобыть немного кокаина. Половину банки, доставшейся ещё от убитого фон Эрнена, Пётр выменял у Котовского на лошадей и коляску, на которой тот катался с Анной.

Шестая часть

Пётр очутился в реальности Сердюка, в Москве 1990-х. Тот ехал в метро. У соседа по лавке Сердюк заметил брошюру «Японский милитаризм» и подумал, что японцы помнят про долг, поэтому и живут нормально.

Выйдя из метро, Сердюк от тоски сильно напился. На газете, в которую была завёрнута закуска, он увидел объявление - московское отделение японской фирмы набирает сотрудников. Он позвонил.

... и он с грустью подумал, что Россия, в сущности, тоже страна восходящего солнца - хотя бы потому, что оно над ней так ни разу по-настоящему и не взошло до конца.

Вскоре Сердюк узнал, что вражеский клан скупил контрольный пакет акций их фирмы, и теперь все самураи клана должны сделать себе сэппуку. Сбежать Сердюку не удалось. Он вспомнил прошедшую ночь и понял, что она, в отличие от мира за дверью офиса, была настоящей. Он не захотел всё это предавать, взял меч и вспорол себе живот. Союз России и Востока продлился недолго.

Сердюк очнулся в психлечебнице. «Вот так тебя и нашли у калорифера, с розочкой в руке. С кем пил-то на самом деле, помнишь?» - спрашивал главврач.

Седьмая часть

Пётр проснулся в штабной комнате, где накануне выменял у Котовского кокаин на лошадей.

Чапаев, желая продемонстировать Петру, что же такое ум, смерть и бессмертие, повёз его на встречу с Чёрным Бароном, которого многие считали инкарнацией бога войны. Тот перенёс Петра в свой мистический «лагерь» - место, куда попадают все воины после смерти. В густой тьме горело бесчисленное количество костров, у каждого из которых виднелись смутные силуэты людей.

Тут они услышали крик и подошли к костру, у которого сидело четверо. Сняв кольцо с лимонки, Барон бросил её в костёр, и всё исчезло - и огонь и четверо людей. Это было «хулиганьё, наевшееся шаманских грибов» и попавшее сюда по ошибке, их нужно было просто «привести в чувство».

Барон вернул Петра в степь, где вокруг обычного костра сидели погибшие однополчане. Барон учил их видеть пустоту. Достигший цели немедленно получал личного слона и отбывал во Внутреннюю Монголию - место, куда попадает человек, взошедший на трон.

Внутренняя Монголия называется так не потому, что она внутри Монголии. Она внутри того, кто видит пустоту.

Пётр внезапно снова очутился в штабе, словно они никуда не ездили с Чапаевым и тот не знакомил его с Чёрным Бароном. Придя в свою комнату, ошеломлённый Пётр лёг на кровать и уснул.

Восьмая часть

На этот раз Пётр попал в реальность Володина, «нового русского». Тот вместе с двумя бандитами - своей «крышей» - приехал на джипе в лес. Компаньоны развели на поляне костёр, съели психогенных грибов и ждали прихода.

Володин объяснил недалёким спутникам, что «весь кайф в мире» - внутри человека. Он заперт, как в сейфе, и чтобы добыть ключик от этого сейфа, надо отказаться от всего. Этим и занимаются в монастырях, где монахи «прутся» круглые сутки от ощущения мировой любви.

Тут - как вставит, так уже не отпустит никогда. И никакой бабы не надо будет, ни на какую хавку не пробьёт. Ни отходняка не будет, ни ломки. Только будешь молиться, чтоб пёрло и пёрло.

Один из приятелей проникся идеей вечного кайфа, но Володин его разочаровал: «если б так просто врубиться можно было, сейчас бы пол-Москвы бесплатно пёрлось». Внутри человека полно всяких ипостасей: и подсудимый, и прокурор, и адвокат. Но чтобы словить «всемирный кайф», надо «всю эту очередь оттереть» и стать никем.

Разговоры прервал столб света, который спустился на костёр и охватил собой сидящих вокруг. Те увидели пустоту и отведали вечного кайфа. Двое «нищих духом» стали вопить и кричать. «Так, ноги делаем. Быстро!» - сказал Володин, увидев в пустоте Чёрного Барона, и приятели разбежались кто куда.

Придя в себя, все собрались у джипа Володина. По дороге тот объяснил, что они залезли в вечный кайф незаконно, а за это там и повязать могут. На физическом уровне забирают в дурдом, а куда «на тонком» - загадка. Если бы его спутники не устроили шухер, всё бы обошлось.

Девятая часть

Этот странный сон Пётр записал и показал рукопись Чапаеву. Тот, как и Чёрный Барон, метафорично посоветовал ему «выписаться из больницы», подразумевая под этим заведением наш бренный мир.

Спускаясь на улицу, Пётр наткнулся на Анну в чёрном бархатном платье, нелепо попытался признаться ей в чувствах и пригласил вечером выехать за город на рысаках. «Какая пошлость!» - сказала она и прошла мимо.

Вечером ткачи давали концерт с невероятно похабными номерами. Пётр вышел на сцену и прочёл свой новый пролетарский стих, в который он вплёл княгиню в чёрном платье и её голого друга. Зал взорвался аплодисментами, а Анна, сидевшая в дальнем ряду, вышла прочь.

Пётр вернулся в свою комнату и прилёг. Концерт ткачей тем временем «перерос в полное безобразие» - со двора слышались выстрелы, пьяный гогот и звуки «вялой драки».

К Петру зашёл Котовский попрощаться. Он собирался исчезнуть до того, как перепившие ткачи всё здесь спалят, и советовал Петру сделать то же. На то, что Чапаев наведёт порядок, он не надеялся.

Проводив Котовского, Пётр отправился в баню к Чапаеву, где тот, привычно распивая самогон, попытался заставить его понять, что человек - не форма, а дух.

Про душу нельзя сказать, что она у всех разная, нельзя сказать, что у всех одна. Если и можно что-то про неё сказать, так это то, что её тоже нет.

Чапаев завёл мотор, а Анна заняла своё место в пулемётной башне. Ткачи окружили броневик. Чапаев велел расчехлить глиняный пулемёт. Анна бесшумно обвела орудием круг, и все звуки исчезли.

Чапаев рассказал, что некогда жил будда, настолько мудрый, что вещи исчезали, когда он указывал на них мизинцем. Будда указал мизинцем на себя и исчез, а палец остался. Завёрнутый в глину, он стал страшным оружием. Чапаев нашёл его в монгольском монастыре, приделал приклад и превратил в пулемёт.

Выйдя из броневика, Пётр оказался на круглом пятачке земли, окружённом бескрайним сверкающим потоком.

Этот радужный поток и был всем тем, что я только мог подумать или испытать, всем тем, что только могло быть или не быть.

Чапаев назвал поток Условной Рекой Абсолютной Любви, сокращённо - Урал. Люди сливаются с ним перед тем, как принять какую-нибудь форму. Анна с Чапаевым бросились в Урал и исчезли. Пётр последовал их примеру, увидел начало потока и поплыл к нему. Движение Петра замедлилось, сияние Урала померкло, и он очнулся в больнице. «Полный катарсис, - сказал главврач. - Поздравляю».

Десятая часть

Петра выписали, и он вернулся в город. Сидя на лавке, Пётр размышлял, как ему быть дальше. Тут он вспомнил о литературном кабаре и сразу понял, что делать.

В новой реальности кабаре стало пабом, но внутри мало что изменилось. Пётр решил повторить действия, с которых всё началось: сел за столик, заказал коктейль из водки и экстези и достал украденную у санитара перед выпиской ручку, чтобы написать стихотворение. Ручка оказалась миниатюрным оружием с одной пулей. Пётр сочинил стих, прочёл его и выстрелил в люстру. В зале погас свет, началась перестрелка, и Пётр на ощупь покинул паб через чёрный ход.

Чапаев в своём броневике ждал Петра на улице.

Чапаев совершенно не изменился, только его левая рука висела на чёрной полотняной ленте. Кисть руки была перебинтована, и на месте мизинца под слоями марли угадывалась пустота.

Броневик тронулся, и «скоро вокруг уже шуршали пески и шумели водопады» Внутренней Монголии.

Одна из фундаментальных вещей Пелевина построена вокруг одного из самых фундаментальных психологических образов, вокруг архетипа квадрицы. В одной палате психиатрической больницы лежат четверо больных. Каждый поочередно рассказывает свою историю или, точнее, не историю, а описывает свой мир. В одном из миров соответствующий персонаж вступает в алхимический брак с Западом (психический больной Просто Мария - с Шварценегером). В другом - в алхимический брак с Востоком (Сердюк - с японцем Кавибатой). Один из миров - это мир главного героя, Петра Пустоты, который вместе с Василием Ивановичем Чапаевым и с Анной воюет на Восточном фронте (центральный мир повествования). Четвертый мир (рассказчик - свихнувшийся бандит Володин) сам распадается на четыре составляющие части личности рассказчика: внутренний подсудимый, внутренний прокурор, внутренний адвокат и «тот, кто от вечного кайфа прется». Повторная четверица как бы усиливает центральную символику произведения для тех читателей, которые не поняли её из символической фигуры четырех больных в одной палате. Архетип четверицы, несмотря на формальную простоту сюжета (сумасшедший выписывается из больницы, потому что переживает прозрение, хотя и не то, на которое рассчитывал врач, а именно: больной приходит к выводу, что этот мир иллюзорен), придает произведению глубину, многоплановость. В тексте обильно представлена и символика, так сказать, второго ряда. Например, фрагмент: «Мы оказались на идущей в гору грунтовой дороге. С левого её края начинался пологий обрыв, а справа вставала выветрившаяся каменная стена удивительно красивого бледно-лилового оттенка», - представляет собой цепь символов, являющихся в сновидениях, которые называют великими сновидениями. Обрыв слева тут означает бессознательное человека, каменная гора справа - это сознание. Подъем символизирует сложность погружения в бессознательное (мешает сознание). Конечно, Пелевин сам не придумывает всю философскую подоплеку своего произведения. Это же художественный текст. Явным заимствованием являются манипуляции барона Юнгерна с Петькой; они удивительно точно повторяют ритуалы Дона Хуана, учителя Карлоса Кастанеды. В качестве параллельного сюжета повествования Пелевин намеренно берет жизнь и мысли Василия Ивановича Чапаева. Тут автор совмещает простоту затертых до дыр народной молвой анекдотических образов с философской глубиной и задушевностью бесед этих же персонажей книги. Это противопоставление подготавливает читателя к восприятию основного конфликта произведения, конфликта между реальностью и представлением о ней. Существует ли реально этот мир? Он не более реален, чем тот Василий Иванович, который живет в анекдотах. Если Айвазовский расписывается на обломке мачты, болтающейся среди волн, то у Пелевина мы встречаем своеобразную подпись, описание стиля писательской работы. В сцене знакомства Петра Пустоты со своей медицинской картой автор по сути дела говорит не о персонаже повествования, а о себе самом, что «его мысль, «как бы вгрызаясь, углубляется в сущность того или иного явления». Благодаря такой особенности своего мышления в состоянии «анализировать каждый задаваемый вопрос, каждое слово, каждую букву, раскладывая их по косточкам». В книге «Чапаев и Пустота» есть немало любопытных и нравоучительных мест. Мне больше всего запомнилась как бы рекомендация автора, как литератору вести себя с некоторыми критиками: «Будучи вынужден по роду своих занятий встречаться со множеством тяжелых идиотов из литературных кругов, я развил в себе способность участвовать в их беседах, не особо вдумываясь в то, о чем идет речь, но свободно жонглируя нелепыми словами…»

Действия романа происходят в психиатрической больнице. В одной палате лежат четверо больных. Чтобы развлечься, каждый из них начинает описывать своим соседям мир, в котором он существует благодаря своей больной психике. Главный герой – Петр Пустота. Он способен находиться в двух мирах – в России периода гражданской войны и в этой психиатрической палате.

Герой является знаменитым Петькой – однополчанином Чапаева. Сам Чапаев в произведении выступает в качестве некоего буддийского монаха, который обрел нирвану

И искренне хочет всем остальным помочь добраться до этого благостного состояния. Один из его соседей по палате – просто Мария – описывает свою жизнь на Западе и знакомит Петьку со знаменитым актером Арнольдом Шварцнегером. Второй – по фамилии Сердюк – всех переносит своими иллюзиями на Восток, где ведет беседу с мудрым японцем Кавибатой. Четвертый рассказчик – бандит Володин. Он самый странный и опасный из всех, потому что его придуманный мир распадается на четыре совершенно разные составляющие. В каждой из них он существует в новом обличье – подсудимый, прокурор, адвокат и наркоман, для которого жизнь видится непрерывным кайфом.

Мир Петьки – это восточный фронт, где он воюет вместе с Чапаевым, Анкой и комиссаром Котовским. Во время своего повествования герой побывает в мифической Валгулле, сочиняет патриотические стихи и выступает перед толпами ткачей. За свои заслуги получает орден и ныряет в глубокую реку Урал. Все это сопровождается задушевными беседами с Чапаевым и нежными, трепетными сценами любви с Анкой. Роман завершается тем, что в голове у Петра Пустоты происходит прозрение и два его мира сливаются в единственно возможный – реальный.

Выздоровевшего Петра врач, с огромным удивлением, выпускает из психиатрической лечебницы. Желание у Петьки одно: поскорее добраться до Монголии. Там его ждут горячие пески, водопады и, конечно же, любимая Анка. Долгий путь Петька собирается преодолеть на очень надежном транспорте – броневике самого Чапаева.

(Пока оценок нет)

Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Чапаев и Пустота Пелевин

Другие сочинения:

Виктор Пелевин – один из самых сложных, загадочных и по-настоящему еще “не прочитанных” писателей последнего времени, чье творчество не укладывается в привычные рамки восприятия читателей, вызывает ожесточенные споры критиков, но неизменно находит горячий отклик у тех и других. Вы держите Read More ......
Чапаев В морозную январскую полночь девятнадцатого года с вокзала Иваново-Вознесенска отправляется на колчаковский фронт собранный Фрунзе рабочий отряд. Со всех фабрик и заводов приходят рабочие проводить товарищей. Перед многолюдной толпой выступают с краткими речами ораторы. От имени отряда прощается с Read More ......
Желтая стрела Главный герой – молодой мужчина Андрей. Он просыпается в вагоне поезда от звуков радио и идет в вагон-ресторан. Там он встречает Хана и говорит ему, что хочет сойти с поезда, хотя все его пассажиры уверены, что они едут Read More ......
Generation “П” История Вавилена Татарского, яркого представителя поколения “П”, который покорил сталинский небоскреб Вавилонской башни, стал участником всемирного заговора и земным мужем богини Иштар. Когда-то в России жило поколение, которое выбрало “Пепси”. Они мечтали, что когда-нибудь запрещенный мир с той Read More ......
Жизнь насекомых В курортном городке возле Феодосии два местных новых русских Арнольд и Артур имеют большие планы на будущее: они собираются наладить совместный бизнес с американцем Сэмом. Автор сравнивает эту троицу с комарами, готовыми на любую подлость, чтобы получить желаемое Read More ......
Девятый сон Веры Павловны Непростое время перестройки. Главная героиня произведения – Вера Павловна. Работает она уборщицей в общественном туалете, к своим обязанностям относится очень ответственно, должностью дорожит. Женщина она активная, всерьез увлекается философской системой солипсизма. Вера Павловна дружит с уборщицей Read More ......
Победил ли Виктор Пелевин?.. “Его романы повествуют о виртуальных мирах, основанных на системах ложных символов” (Л. Салиева) Кажется, я начал совсем не с того: с чужой высокомудро-мудреной констатации, что Пелевин – это серьезно и глубоко. Ох, не с того конца: Read More ......
Отголоски романтических верований, надежд на стремительное распрямление людей, обретение ими реальной, не анархической свободы – но не в мифопоэтическом пространстве легенды, чуда! – звучат уже в первых главах “Чапаева”. Так, на проводах полка ткачей на Восточный фронт впервые высказана мечта: Read More ......

Краткое содержание Чапаев и Пустота Пелевин