Николаев П. А.: Классик русской критики

См. также в других словарях:

I.ВВЕДЕНИЕ II.РУССКАЯ УСТНАЯ ПОЭЗИЯ А.Периодизация истории устной поэзии Б.Развитие старинной устной поэзии 1.Древнейшие истоки устной поэзии. Устнопоэтическое творчество древней Руси с X до середины XVIв. 2.Устная поэзия с середины XVI до конца… … Литературная энциклопедия

ТЕОРИЯ. Слово «К.» означает суждение. Не случайно слово «суждение» тесно связано с понятием «суд». Судить это, с одной стороны, значит рассматривать, рассуждать о чем нибудь, анализировать какой либо объект, пытаться понять его смысл, приводить… … Литературная энциклопедия

Совокупность философских идей, образов, концепций, присутствующих во всем контексте отечественной культуры, начиная с ее возникновения до сего дня. Генезис отечественной культуры и возникшей в ее лоне протофилософской мысли уходит в глубины… … Философская энциклопедия

Получила свое начало в древней Греции. Еще до Аристотеля многие греческие философы не только задумывались над вопросами эстетики и литературной критики, но писали целые трактаты о них. Так, по словам Диогена Лаэртского, Демокрит написал несколько …

РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА. Литература 2‑й половины XIX века - Уже в преддверии 60‑х гг. начинается глубочайшее обновление Р. л. Новая эпоха, чрезвычайно богатая по своему социально историческому содержанию (падение крепостного права; серия последовавших за этим реформ, затронувших и систему управления, и… … Литературный энциклопедический словарь

История русской литературы для удобства обозрения основных явлений ее развития может быть разделена на три периода: I от первых памятников до татарского ига; II до конца XVII века; III до нашего времени. В действительности эти периоды резко не… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

- — сын Гавриила Ивановича Ч., публицист и критик; род. 12 го июля 1828 г. в Саратове. Одаренный от природы отличными способностями, единственный сын своих родителей, Н. Г. был предметом усиленных забот и попечений всей семьи. Хотя и… …

- (род. 17 января 1836, ум. 17 ноября 1861) один из замечательнейших критиков русской литературы и один из характерных представителей общественного возбуждения в эпоху "великих реформ". Он был сыном священника в Нижнем Новгороде. Отец,… … Большая биографическая энциклопедия

Даровитый критик; родился 2 октября 1840 г. в родовом селе Знаменском, на границе Орловской и Тульской губерний. До 11 лет он рос в семье единственным любимым сыном; воспитывался под влиянием матери бывшей институтки; к 4 летнему возрасту уже… … Большая биографическая энциклопедия

Писарев Д. И. ПИСАРЕВ Дмитрий Иванович (1840 1868) знаменитый публицист и литературный критик. Р. в селе Знаменском Орловской губ. в состоятельной помещичьей семье. Среднее образование получил в одной из петербургских гимназий. В 1856 1861 учился … Литературная энциклопедия

Ленин В. И. (Ульянов, 1870—1924) — род. в Симбирске 10 (23) апреля 1870 г. Отец его, Илья Николаевич, происходил из мещан гор. Астрахани, лишился отца в возрасте 7 лет и был воспитан старшим братом, Василием Николаевичем, которому и… … Большая биографическая энциклопедия

Страница 5 из 24

Николай Гаврилович Чернышевский

Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889) начал критическую деятельность с изложения своей целостной теории искусства и историко-литературной концепции. В 1853 году он написал, а в 1855 году защитил и опубликовал магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности». В 1855-1856 годах на страницах «Современника» напечатал «Очерки гоголевского периода русской литературы». Это сочинение предполагалось в двух частях, и в нем существенное место должна была занять характеристика литературного движения 30-50-х годов. Но создать Чернышевский успел только первую часть, посвященную истории критики «гоголевского периода»; в попутных рассуждениях он коснулся и художественных произведений этого периода.

В статье «Об искренности в критике» и некоторых работах Чернышевский изложил свой критический кодекс, продолжив «Речь о критике» В.Г. Белинского: он высмеял критику «уклончивую» и развил свое понимание критики «прямой», принципиальной, высокоидейной, прогрессивной. Чернышевский выступал также как критик текущей современной литературы.
Но, сделав в этой области ряд замечательных успехов, среди которых самым великим было открытие Л. Толстого как писателя, он занялся другими, не менее важными тогда экономическими проблемами, препоручив отдел критики в «Современнике» Н. Добролюбову.

Чернышевский изложил свою материалистическую эстетику как систему, противопоставив ее системам идеалистическим. К этому понуждали его три обстоятельства: внутренняя последовательность его собственной материалистической мысли, системность возрождаемого наследия Белинского и логическая последовательность гегелевской эстетики, на которую опирались противники Чернышевского. Победить идеализм можно было, лишь создав концепцию, которая могла бы с новой исторической и философской точки зрения более рационально осветить все прежде поставленные и возникшие новые проблемы.

Все теоретические построения Чернышевского в диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» развертываются следующим образом : сначала он разбирает господствующие идеалистические представления о цели и предмете искусства, а именно понятия о прекрасном; затем провозглашает свой тезис «прекрасное есть жизнь» и разбирает нападки идеалистов на прекрасное в действительности и уже затем в известной последовательности позитивно излагает свои тезисы. В конце диссертации он делает выводы из сказанного и сжато излагает сущность нового материалистического учения об искусстве.

Чернышевский всесторонне разобрал основную формулу идеалистической эстетики: «Прекрасное есть совершенное соответствие, совершенное тождество идеи с образом». Эта формула родилась в лоне идеалистической эстетики, главным образом гегелевской школы, и вытекает из следующего идеалистического тезиса: весь мир является воплощением абсолютной идеи, идея в своем развитии проходит ряд ступеней, область духовной деятельности подчинена закону восхождения от непосредственного созерцания к чистому мышлению. По Гегелю, наивной стадией созерцания является искусство, затем идет религия и самой зрелой ступенью духовной деятельности является философия. Прекрасное - это сфера искусства, оно - результат кажущегося тождества идеи и образа, полного их совпадения в отдельном предмете. На самом же деле, говорят идеалисты, идея никогда не может воплотиться в отдельном предмете, но сама настолько облагораживает предмет, что он выглядит прекрасным. На следующих ступенях познания идея покидает конкретный образ, и для развитого мышления существует не призрачное прекрасное, а только доподлинная истина. Для чистого мышления прекрасного нет, прекрасное даже унизительно для него. Чистое мышление - сама себе адекватная идея, не прибегающая к помощи образов низменной эмпирии, чтобы явиться миру.

Провозглашая «прекрасное есть жизнь», Чернышевский брал жизнь во всей безграничности ее проявлений, в значении радости бытия («лучше жить, чем не жить»). Он трактовал жизнь в ее социально-классовых проявлениях. Чернышевский показывал, что имеются различные представления о красоте у крестьян и у господ. Например, красота сельской девушки и светской барышни. Он выдвинул классовый принцип понимания проблемы прекрасного.

Чернышевский явно симпатизирует тем представлениям о прекрасном, которые выработало наивное сознание трудового крестьянства, но дополняет их представлениями об «уме и сердце», которые складываются в просвещенном сознании деятелей революционно-демократического направления. Вследствие слияния этих двух начал положение Чернышевского о прекрасном получало материалистическое истолкование.

Идеалисты в свое учение о прекрасном ввели категории возвышенного, комического, трагического. Чернышевский также уделял им большое внимание.

В идеалистической эстетике понятие трагического соединялось с понятием судьбы. Судьба выступала в виде существующего порядка вещей (что соответствовало понятию социального строя), а субъект или герой, активный и волевой по своей натуре, нарушал этот порядок, сталкивался с ним, страдал и погибал. Но его дело, очищенное от индивидуальной ограниченности, не пропадало, оно входило как составной элемент во всеобщую жизнь.

Чернышевский опроверг фатализм теории трагической судьбы героя. Он также исходил из того, что трагическое связано с борьбой героя и среды. «Неужели эта борьба всегда
трагична?» - спрашивал Чернышевский и отвечал: «Вовсе нет; иногда трагична, иногда не трагична, как случится». Нет фаталистического действия рока, а есть лишь сцепление причин и соотношение сил. Если герой сознает свою правоту, то даже тяжелая борьба - не страдание, а наслаждение. Такая борьба только драматична. И если принять необходимые предосторожности, то эта борьба почти всегда оканчивается счастливо. В этом утверждении чувствуется оптимизм подлинного борца-революционера.

Чернышевский верно указывал, что «не следует ограничить сферу искусства одним прекрасным», что «общеинтересное в жизни - вот содержание искусства». Идеалисты явно путали формальное начало искусства - единство идеи и образа как условие совершенства произведения - с содержанием искусства.

Кроме задачи воспроизведения действительности, искусство имеет еще другое назначение - давать «объяснение жизни», быть «учебником жизни». Таково внутреннее свойство самого искусства. Художник не может, если бы и хотел, отказаться от произнесения своего суждения над изображаемыми явлениями: «приговор этот выражается в его произведении».

Цель искусства, по Н.Г. Чернышевскому, заключается в воспроизведении действительности, в объяснении ее и в приговоре над ней. Чернышевский не только возвращался к идеям Белинского, но и существенно обогащал материалистическую эстетику требованиями, вытекавшими из самой сущности искусства и конкретных условий литературной жизни 50-60-х годов. Особое значение имел тезис о «приговоре» над жизнью. Это было то новое, что Чернышевский внес в проблему тенденциозности искусства.

Но в диссертации Чернышевского имеются и упрощения. Он утверждал: искусство вторично, а действительность первична («выше» искусства). Однако сопоставление образов искусства с живыми предметами Чернышевский проводит не в том плане, в каком искусство соотносится с жизнью как «вторая действительность». Чернышевский признает за искусством только право средства информации, комментария, «суррогата действительности». Даже выражение «учебник жизни», хотя в принципе и верное, имеет узкий смысл: справочник жизни, сокращенное ее изложение. В тех случаях, где Чернышевский говорит о типизации, обобщении в искусстве, он первенство и превосходство признает за «типизацией», свойственной самой стихийной жизни, а искусству оставляет лишь суждение, приговор над действительностью. Но это качество вообще вытекает из свойства человека судить обо всем окружающем. Где же здесь особая форма приговора в искусстве? Чернышевский не говорит о голой тенденциозности, но он также не говорит и о том, что искусство действует на человека через свои образы и общий тон, пафос произведения. Верная мысль об объективности красоты и типического упрощается Чернышевским, поскольку он умаляет значение типизации, выявления в хаосе случайностей того, что является закономерным и необходимым. Недооценивал он и роль творческого воображения, художественной формы в искусстве.

Чернышевский полагал, что, хотя суждение о действительности и входит в намерение писателя, он все же не поднимается до обобщений ученого, а произведение искусства - до научного сочинения. По мнению Чернышевского, разница только в том, что история, например, говорит о жизни человечества и жизни общества, а искусство - об индивидуальной жизни человека. Это утверждение противоречило другим его заявлениям об общественной сущности и общественной роли искусства. Автор диссертации спрашивает, зачем нужно искусство, в чем его «превосходство» перед действительностью? Например, он говорил, что живописец может группу людей поместить в обстановку, «более эффектную» и даже более приличную сущности ее, нежели обыкновенная действительная обстановка». Можно подобрать для характеров более «соответствующую» обстановку. Чернышевский указывал в своей диссертации на то, что искусство может легко «восполнить» неполноту картины действительности, и оно имеет в этом случае «преимущество пред действительностью». Но Чернышевский не считал эти возможности искусства существенными и тут же ограничивал их значение: «пейзаж есть только рамка для группы, или групп людей, только второстепенный аксессуар». Воображение писателя только украшает и придумывает новые комбинации, разнообразит сочетания тех элементов, которые предоставляет ему действительность. Чернышевский свел значение фантазии к воспроизведению недостающих звеньев, к восполнению памяти. Все это у него служит лишь «переводу» событий с «языка жизни» на «скудный, бледный, мертвый язык поэзии». Но фантазия придает языку поэзии великую мощь.

От проблемы прекрасного Чернышевский переходил к учению о художественности.

Первый закон художественности, говорил Чернышевский, - «единство произведения». Поэтическая идея нарушается, когда в произведение вносятся элементы, чуждые ей. Не всякая поэтическая идея допускает постановку общественных вопросов. Так, в «Детстве»
Л. Толстого дан детский мир со своим определенным объемом интересов. Нельзя требовать, чтобы А.С. Пушкин в «Каменном госте» изображал русских помещиков или выражал сочувствие
Петру Великому. Художественность - не просто красивая отделка подробностей. Художественность заключается в «соответствии формы с идеею». Все части формы произведения проистекают из основной идеи. Вспомним, что единство формы и содержания, идеи и образа было у Чернышевского одним из определений прекрасного в технологическом смысле, в смысле мастерства.

За малым исключением, все литературные явления прошлого оценивались Чернышевским близко к точке зрения Белинского. Отходил Чернышевский от нее в оценке Карамзина, относительно которого он считал, что писатель имеет значение только для истории русского языка и как историограф, а в его художественных произведениях нет ничего русского. «Горе от ума» Чернышевский считал малохудожественной комедией; равнодушно он относился и к сатире
XVIII века, казавшейся ему слишком слабой.

Четыре большие статьи Чернышевского об анненковском издании сочинений Пушкина (1855) предшествуют «Очеркам гоголевского периода» (1855-1856). Пушкин для него - тема чисто историческая, уже решенная Белинским в его «пушкинских статьях». Чернышевский разделял мнение Белинского о том, что А.С. Пушкин - истинный отец нашей поэзии, воспитатель эстетического чувства. В лице Пушкина русское общество впервые признало писателя «великим, историческим деятелем». При этом, может быть, выше, чем Белинский, Чернышевский оценивал ум Пушкина и содержание его поэзии. Пушкин - человек «необыкновенного ума», каждая его страница «кипит умом и жизнью образованной мысли».

Статьи Чернышевского были ответом на разгоревшийся в критике спор о «пушкинском» и «гоголевском» направлениях: имена Пушкина и Гоголя условно обозначали два противоположных направления в литературе и критике - «чистое искусство» и «сатиру». В противовес этому Чернышевский всячески старался подчеркнуть основополагающее значение творчества Пушкина для всей русской литературы. Пушкин возвел литературу в «достоинство общенационального дела», был родоначальником всех ее школ. «Вся возможность дальнейшего развития русской литературы была приготовлена и отчасти ещё приготовляется Пушкиным...». Опираясь на приведенные Анненковым сведения о творческой лаборатории Пушкина, Чернышевский разрушал легенду о свободном художнике, якобы творившем без труда, по наитию. Великий поэт упорно обрабатывал каждую строку своих произведений, всегда обдумывал их план.

С величайшим интересом Чернышевский изучал и разъяснял современникам значение «гоголевского периода» русской литературы. Гоголь оставался лучшим образцом писателя-реалиста. Надо было возродить суждения о нем Белинского, истолковать смысл сатиры и реализма Гоголя, осмыслить новые материалы о нем, появившиеся после смерти писателя, и, наконец, разгадать тайну его противоречивой личности.

В чем же достоинства и заслуги Н.В. Гоголя? Он «отец нашего романа». Он «дал перевес» прозе над стихами. Придал литературе критическое, сатирическое направление. Все писатели - от Кантемира до самого Пушкина - предтечи Гоголя. Он был независим от посторонних влияний. У него чисто русская тематика и проблематика. Он «пробудил в нас сознание о нас самих». Значение Гоголя не исчерпывается значением его собственных произведений. Он не только гениальный писатель, но вместе с тем глава школы - «единственной школы, которою может гордиться русская литература».

Ни Грибоедов, ни Пушкин, ни Лермонтов, по мнению Чернышевского, школы не создали. Гоголь в более сильной форме служил определенному направлению «нравственных» стремлений, т.е. создал школу.

Чернышевский обстоятельно рассматривает полемику прежних лет по поводу Гоголя. Все критики делятся им на гонителей и поклонников Гоголя. К первой группе относятся Н. Полевой, О. Сенковский, С. Шевырев, ко второй - П. Вяземский, П. Плетнев. Но глубже всех оценил Гоголя В.Г. Белинский.

В «Очерках гоголевского периода» Чернышевский пытался разгадать внутренний смысл противоречий Гоголя. В чем источник его художественной силы, какова степень сознательности творчества, в чем сущность духовного кризиса? Его интересует вопрос - была ли какая-то метаморфоза во взглядах Гоголя в конце жизни или же он всегда был самим собой, но его не понимали? Как квалифицировать в привычных понятиях особенности мировоззрения Гоголя, в чем психологическая загадка его характера?

Новые, публиковавшиеся тогда материалы впервые раскрыли поразительную картину внутренних процессов, противоречий в душе писателя.

Чернышевский решительно возражал против попыток представить Гоголя писателем, бессознательно нападавшим на пороки общества.

Гоголь понимал необходимость быть сатириком. Итак, суть эта в посылках и целях Гоголя. Ясно, что обличение было средством для этих целей. Лихоимство обличали уже Кантемир, Державин, Капнист, Грибоедов, Крылов. В чем особенность сатиры Гоголя?

Основа сатиры у Гоголя была «благодарная и прекрасная». Это утверждение Чернышевский распространяет даже на второй том «Мертвых душ». Более того, хотя «Выбранные места из переписки с друзьями» легли пятном на имя Гоголя, он и здесь не мог «ни при каких теоретических убеждениях окаменеть сердцем для страданий своих ближних». Он был человеком «великого ума и высокой натуры». По характеру своего творчества Гоголь - общественный деятель, поэт идеи; и в «Выбранных местах» энтузиазм его несомненен.

Может показаться, что в рассуждениях Чернышевского есть некоторая непоследовательность. С одной стороны, он подбирает из писем Гоголя, например к С.Т. Аксакову, такие заявления, как: «Внутренно я не изменялся никогда в главных моих положениях», и утверждает, что путь
Гоголя - нечто единое, писатель не изменялся, он только постепенно раскрывался. А с другой стороны, Чернышевский доказывает, что в образе мыслей Гоголя, приведших к «Выбранным местам», сделалась разительная перемена где-то в 1840-1841 годах. Этому содействовал «какой-то особенный случай», вероятно, в связи с «жестокою боязнью».

Видимо, Чернышевского надо понимать так: перелом произошел только в смысле откровенности и полноты раскрытия взглядов, но с субъективной стороны нового в концепции Гоголя ничего не появилось. Объективно «Выбранные места», конечно,- реакционная книга. Но в субъективном плане проповедническая идея входила в общую концепцию жизни у Гоголя и тогда, когда он создавал «Ревизора» и «Мертвые души» и когда писал «Выбранные места».

В чем же тогда беда Гоголя как внутренне противоречивого мыслителя?

Если продолжить рассуждения Чернышевского, то основа трагедии Гоголя в том, что, правильно почувствовав пророческое «назначение писателя на Руси» и необходимость иметь самому всеохватывающую концепцию жизни с ее позитивно-утверждающими тенденциями, он оказался неподготовленным, чтобы занять такое положение. Он был плохим теоретиком не вообще (об этом свидетельствуют его дельные критические статьи), но именно теоретиком того «учительского» и всеохватывающего масштаба, каким хотел быть. Для этого надо было решительно идти на сближение с лагерем Белинского, что критик и предлагал ему еще в письмах 1842 года.

В развитии Гоголя-писателя был свой предел. Чернышевский указывал: «Мы не считаем сочинения Гоголя безусловно удовлетворяющими всем современным потребностям русской публики, <...> даже в «Мертвых душах» мы находим стороны слабые или по крайней мере недостаточно развитые, <...> наконец, в некоторых произведениях последующих писателей мы видим залоги более полного и удовлетворительного развития идей, которые Гоголь обнимал только с одной стороны, не сознавая вполне их сцепления, их причин и следствий».

Понятие «гоголевского периода» органически включало в себя и другую колоссальную фигуру, в которой как раз идеально выразились сознательные теоретические начала реалистического направления, это - Белинский. Он был для Чернышевского идеальным критиком и общественным деятелем. Для восстановления памяти о нем Чернышевский сделал больше, чем кто-либо. Надо было снять запрет с имени Белинского, опровергнуть клевету врагов, возродить его концепцию и оценки, его критический метод.

Чернышевский подчеркивал, что он «не любит» расходиться с мнениями Белинского, он любит ссылаться на них, так как нет более справедливого авторитета, чем Белинский, «истинный учитель всего нынешнего молодого поколения».

Критик нарисовал трогательную картину своего посещения могилы Белинского на Волковом кладбище, на которой даже не было тогда памятника («Заметки о журналах», июль 1856 года).
А между тем везде «его мысли», «повсюду он», «им до сих пор живет наша литература!..».

Чернышевский считал 1840-1847 годы периодом расцвета деятельности Белинского, когда его взгляды вполне сформировались и имели наибольшее влияние на русское общество. После смерти Белинского русская критика заметно ослабла. До сих пор только одна критика Белинского сохраняет свою жизненность. Все остальные направления, либо ей противостоявшие, либо уклонявшиеся от нее в сторону, за последние годы были «пустоцветами» или «тунеядными растениями».

Чернышевский назвал Белинского человеком «гениальным», произведшим «решительную эпоху» в нашей умственной жизни. Он имел «стройную систему воззрений», в которой одно понятие вытекало из другого. И нелишне было подчеркнуть, что вся его деятельность имела глубоко патриотический характер.

Система Белинского сложилась на основе важных исканий предшествующей русской критики в борьбе с враждебными реализму течениями. Чернышевский разбирал критическое наследие
И. Киреевского, С. Шевырева, О. Сенковского, Н. Полевого, Н. Надеждина и других предшественников и противников Белинского уже не только с точки зрения того, как они оценивали Гоголя, а с точки зрения их критической, философско-теоретической методологии, подхода к литературным явлениям вообще. Именно должной системности мышления и понимания реальности он у них и не находил.

Любопытны ракурсы, в которых Чернышевский рассматривал Белинского. Для Чернышевского всего важнее было показать целостность личности Белинского, подлинно творческий и концептуальный характер его теории реалистического искусства. Эволюция взглядов Белинского полна исканий, зигзагов, но в целом совершалась медленно, перемены в суждениях происходили незаметно. Величайшим достоинством критики Белинского Чернышевский считал ее теоретичность, обращенность к действительности, ее общественно-социальный пафос.

Чернышевский подробно выяснял, в каких отношениях к Гегелю находился Белинский, что было благоприобретением и что уступкой идеализму с его стороны. Белинский «отбросил все, что в учении Гегеля могло стеснять его мысль», и сделался критиком совершенно самостоятельным. «Тут в первый раз русский ум показал свою способность быть участником в развитии общечеловеческой науки».

Опираясь на «гоголевское» направление и наследие Белинского, Чернышевский смело оценивал современную ему литературу. Ее проблематика начинала выходить за рамки прежнего опыта, обусловливаться требованиями новой эпохи.

Условия жизни литературы зависят не только от самой литературы, указывал Чернышевский, они скорее - в самой публике. Чего хочет публика, тем и бывает литература. Не торопитесь всегда осуждать русского писателя. Публика мало знает о закулисной стороне литературной жизни, ее положение может вызывать только сострадание. Речь идет не об интригах и игре самолюбий. Есть отношения и обстоятельства гораздо более важные: цензура, вкусы, авторитеты, которым поклоняются. Поднять уровень литературы может только более живое участие общественного мнения.

Как и Белинский Чернышевский не верит в какую-то изолированную народную правду: «Народная поэзия привлекательна. Она единственное средство самовыражения младенчествующего народа, и форма ее прекрасна. Но эта поэзия однообразна, и содержание ее бедно. Зачем же цыганский хор противопоставлять опере, Киршу Данилова ставить выше Пушкина?» (Рецензия на «Песни разных народов» в переводе Н. Берга, 1854).

Расширяя представление о предмете истории литературы, Чернышевский одновременно стремился разработать необходимые терминологические понятия. Критик понимал, что современную реалистическую литературу уже нельзя обозначить именем какого-нибудь одного писателя. В «Очерках гоголевского периода...» Чернышевский поставил вопрос о необходимости введения методологического определения направления в литературе.

Он говорил, что пора бы появиться новому, послегоголевскому направлению в литературе, его дальнейшему развитию. Это была бы новая эпоха в литературе, новое сатирическое, или, как справедливее будет его называть «критическое направление» . Чернышевский считал, что лучше заменить традиционное название «сатирическое направление» на «критическое направление». Новое название не даст противникам поводов к утрированию. Кроме того, само понятие критики расширяется в своих границах, захватывая и сферу жизни. Чернышевский при этом чутко уловил несостоятельность начинавшегося уже тогда стремления отождествить методы искусства с методами естественных наук, наивного и плоского позитивизма. «В новейшей науке, - писал Чернышевский, - критикою называется не только суждение о явлениях одной отрасли народной жизни - искусства, литературы или науки, но вообще суждение о явлениях жизни, производимые на основании понятий, до которых достигло человечество, и чувств, возбуждаемых этими явлениями при сличении их с требованиями разума. Поэтому, принимая слово «критика» в этом обширнейшем смысле, в «новейшей науке», т.е. со времен Белинского, стали говорить: «Критическое направление в изящной литературе, в поэзии». Конечно, этим выражением обозначается направление, до некоторой степени сходное с «аналитическим направлением» в литературе, о котором в последнее время так много говорят в России. Но различие, подчеркивает Чернышевский, состоит в том, что «аналитическое направление» может изучать подробности житейских явлений и воспроизводить их под влиянием самых разнородных стремлений, даже без всякого стремления, без мысли и смысла; а «критическое направление» при подробном изучении и воспроизведении явлений жизни проникнуто сознанием о соответствии или несоответствии изученных явлений с нормою разума и благородного чувства. Поэтому «критическое направление» в литературе есть одно из частных видоизменений «аналитического направления» вообще, и оно точнее выражает сущность реализма.

Главная задача Чернышевского состояла в том, чтобы сохранить за реализмом все его права, чтобы критицизм реализма не сузился до однобокой сатиры и не растворился в холодном естественнонаучном «аналитизме».

На основе этих общеэстетических и историко-литературных критериев Чернышевский оценивал всех писателей, формировал современное ему реалистическое направление.

Чернышевский-критик поистине открыл актуальное значение поэзии Огарева. Он оценил первый сборник стихов поэта (1856) и в подцензурных условиях намекнул на подлинный масштаб деятельности его как верного друга Герцена. Чернышевский разобрал тайные мотивы поэзии Огарева, воспетой им дружбы с Герценом.

Чернышевский навлек на себя гнев цензуры и реакционной печати, когда по выходе в свет первого собрания стихотворений Некрасова, в 1856 году, перепечатал в «Современнике», в кратком отзыве о сборнике, три стихотворения поэта: «Поэт и гражданин», «Забытая деревня», «Отрывки из путевых записок графа Гаранского» (сам Некрасов был в это время за границей).
О Некрасове было неудобно говорить в редактируемом им «Современнике», но прием популяризации его стихотворений был выбран Чернышевским удачно. Перепечатал Чернышевский опубликованное в «Библиотеке для чтения» еще одно стихотворение Некрасова - «Школьник». Критик всеми силами старался, чтобы русская поэзия, брала за образец Некрасова.

Идеальным рыцарем борьбы в глазах Чернышевского был его прямой сподвижник -
Н.А. Добролюбов.

После смерти Добролюбова Чернышевский начал собирать материалы для его биографии, опубликовал часть их через несколько месяцев в «Современнике». И после ссылки, незадолго до своей кончины, он пополнил собрание документов для биографии Добролюбова, написал свои воспоминания об истории взаимоотношений Тургенева с Добролюбовым.

Наконец, к тому же передовому отряду реалистического направления Чернышевский относил только что вступившего на литературную арену после ссылки М. Щедрина, крупного сатирика, «нового Гоголя». Он называл «Губернские очерки» (1857) общественным документом большой обличительной силы. При этом Чернышевский отмечал одну важную черту, отличавшую Щедрина от Гоголя: Гоголь - писатель по преимуществу скорбный, а Щедрин - суровый, негодующий. В другом месте Чернышевский отметил большую последовательность
Щедрина-сатирика по сравнению с Гоголем: он видит сцепление всех малых и больших явлений русской жизни, он сознательнее («не так инстинктивно») обличает.

В журнальных заметках 1856 года Чернышевский высоко оценивал «Записки охотника»
И.С. Тургенева и новый роман Д.В. Григоровича «Переселенцы». Но прошло несколько лет, и Чернышевскому Григорович и Тургенев стали казаться уже писателями, слишком идеализировавшими крестьянский быт.

Пристально вглядывался Чернышевский в А.Ф. Писемского. Это был писатель активный, сотрудничавший во враждебной «Библиотеке для чтения» и не соглашавшийся с «Современником» по многим вопросам. Чернышевский в своих отзывах о его «Очерках из крестьянского быта» и повести «Старая барыня» оспаривал мнение А.В. Дружинина, пытавшегося противопоставить Писемского всей «гоголевской» литературе. Чернышевский угадал существенную слабость Писемского - его почти пассивное отношение к злу, натуралистичность его творчества. Между прочим, прислушавшись к замечаниям Чернышевского, Писемский внес в 1861 году исправления в «Старую барыню».

Зато в рассказах молодого писателя Н. Успенского критик увидел ту правдивость воспроизведения темных сторон крестьянской жизни, которая помогла осознанию духовной и материальной бедности народа. Такая правда представлялась лучше всяких прикрас, в ней слышалась любовь к народу. Свои идеи в связи с рассказами Н. Успенского Чернышевский изложил в статье «Не начало ли перемены?» (1861).

В поисках «знатоков жизни» Чернышевский обратил внимание на еще одного современного писателя, старавшегося подчеркнуто держаться в отдалении, - на Л. Толстого. Можно со всей определенностью сказать, что высшим достижением деятельности Чернышевского-критика, примером его эстетической проницательности, личной непредвзятости, даже самоотвержения, была именно оценка творчества Толстого. Толстой служил примером того, как много может добиться художник, если он будет правдиво изображать крестьянина и как бы переселяться в его душу.

Можно сказать, что Чернышевский открыл грандиозный талант Толстого. Он разобрал ходячие, шаблонные похвалы Толстому современных критиков. Они говорили о чрезвычайной наблюдательности, тонком анализе душевных движений, отчетливости в изображении картин природы, изящной простоте их, но не вскрывали специфического в таланте писателя. Между тем талант Толстого был особенный, и он развивался быстро, в нем появлялись все новые черты.

У Пушкина наблюдательность, как полагает Чернышевский, «холодная, бесстрастная».
У новейших писателей более развита оценивающая сторона. Иногда наблюдательность так или иначе соотносится с какой-нибудь другой чертой таланта: например, наблюдательность у Тургенева направлена на поэтические стороны жизни, а к семейной жизни он невнимателен. Психологический анализ бывает разный. То перед ним цель, чтобы вполне очертить какой-нибудь характер, то влияние общественных отношений на характеры или на связь чувств с действиями. Анализ может заключаться в сопоставлении двух крайних звеньев процесса, начала и конца, или контрастных состояний души. У Лермонтова, например, есть глубокий психологический анализ, но анализ все же у него играет подчиненную роль: Лермонтов выбирает устоявшиеся чувства, а если Печорин рефлектирует, то это рефлексия знающего себя ума, это самонаблюдение путем раздвоения.

Толстого же интересуют сами формы психологического противовеса, законы «диалектики души», и «он один мастер на это». У Толстого на первом месте переливы состояний. Полумечтательное чувство сцеплено у него с понятиями и чувствами ясными, интуитивное - с рациональным. Способность играть на этой струне проявляется даже тогда, когда Толстой не прибегает прямо к «диалектике души», диапазон его возможностей все время ощущается даже по одной какой-нибудь черте.

Толстому свойственна «чистота нравственного чувства». Она как-то сохранилась у него «во всей юношеской непосредственности и свежести». Она грациозна, непорочна, как природа.

Указанные особенности таланта Толстого, заявил Чернышевский, останутся навсегда у писателя, сколько бы произведений он ни написал. Ему предстоит долгий путь: «какая прекрасная надежда для нашей литературы, - пророчествовал Чернышевский, - все доныне созданное - «только залоги того, что совершит он впоследствии, но как богаты и прекрасны эти залоги».
В связи с «Утром помещика» Чернышевский существенно уточнил содержание понятий «диалектика души» и «чистота нравственного чувства». Иначе определение таланта Толстого было до некоторой степени формальным: речь шла только о «силах таланта», но еще не
«о содержании творчества». Теперь оказывалось, что Толстой с замечательным мастерством воспроизводит не только внешнюю обстановку быта крестьян, но и, что гораздо важнее, их «взгляд на вещи»: «он умеет переселяться в душу поселянина - его мужик чрезвычайно верен своей натуре, - в речах его мужика нет прикрас, нет риторики...».

Успех «Семейной хроники» С.Т. Аксакова давал повод многим современникам считать, что с Аксакова «начинается новая эпоха для нашей литературы». Но Чернышевский знал, какое значение имеет «гоголевский период» и в чем должна состоять новая эпоха современной литературы. В восхвалениях Аксакова он усматривал некий маневр славянофилов, попытки противопоставить литературе критического реализма художника из «своего» лагеря со спокойными позитивными идеалами. Чернышевский полезное в «Семейной хронике» видел все в тех же элементах реализма, в обличении барства, зверств Куролесовых.

Не подкупала Чернышевского и «простонародность» происхождения поэта И. Никитина. Качество его стихов расценивалось им невысоко. Никитин, в глазах Чернышевского, - только переделыватель чужих мотивов. Это дар образованности, а не природы. Чернышевский советовал Никитину оставить на время сочинение стихов, пока жизнь не разбудит в нем подлинно поэтические мысли и чувства. Этот урок не пропал даром для Никитина.

О стремлении Чернышевского повлиять на крупного писателя являются его отзывы об
А.Н. Островском. Чернышевский хорошо знал, что Островский начал свой путь в духе «натуральной школы» в комедии «Свои люди - сочтемся» (1847). Современники сравнивали его пьесу с «Недорослем» и «Ревизором». Но потом наступил особенный период в творчестве Островского: он испытал влияние младославянофильской группы. «Бедная невеста» не уронила его таланта, но и не поддержала. «Не в свои сани не садись» вызывала уже опасения за его талант. А «Бедность не порок» (1854), по мнению Чернышевского, выявила слабость и фальшь нового направления Островского. Прискорбное различие между «Свои люди - сочтемся» и комедией «Бедность не порок» в том, что Островский «впал в приторное прикрашиванье того, что не может и не должно быть прикрашиваемо».

Несомненно, отрицательная оценка комедии «Бедность не порок» со стороны Чернышевского вызвана тем, что А. Григорьев поднял на щит новые настроения Островского. В задачу Чернышевского входило отвоевать Островского у неославянофилов. Драматург уже повредил своей литературной репутации, но «не погубил еще своего прекрасного дарования». «Доходное место» (1856) примирило Чернышевского с Островским: эта пьеса «напоминала» ему
«Свои люди - сочтемся», в ней много «правды и благородства», только лишним представляется весь пятый акт, без морализма которого образ Жадова был бы сильнее.

Естественно, что Чернышевский должен был выработать свое определенное отношение и к образам «героев времени», которые были задолго до этого нарисованы писателями-дворянами. Чернышевский понимал, что образы, созданные Пушкиным, Лермонтовым, Герценом, - это сокровища в общественно-познавательном отношении. Поэтому Чернышевский едко высмеял попытку М. Авдеева использовать образ Печорина для того, чтобы создать нечто вроде «антинигилистического» романа. В 1850 году М. Авдеев опубликовал роман «Тамарин». Сама фамилия героя подобрана по такому же типу, как Онегин, Печорин.

Авдеев хотел дискредитировать Печорина. Он говорил, что читатели слишком увлеклись с блеском нарисованным Печориным и вместо того, чтобы увидеть в нем образец своих недостатков, стали подражать ему. Таким образом Авдеев возрождал старую клевету реакционного «Маяка» и «Москвитянина», согласно которой Лермонтов выкроил своего Печорина по западному образцу и навязал его вкусам русского общества. Чернышевский выступил в своей критике в качестве бескомпромиссного защитника классических образов героев времени.

В споре с Дудышкиным об «идеалах» творчества Тургенева Чернышевский в 1857 году признал, хотя и с оговорками, существование галереи: Онегин сменился Печориным, Печорин - Бельтовым, а за этими типами, как указывал Чернышевский, последовал Рудин.

Лишь в статье «Русский человек на rendez- vous» («Русский человек на рандеву») (1858) о тургеневской «Асе» Чернышевский явил образец не только эстетического чутья, но и системного понимания всей проблемы: героя «Аси» он подводил под готовый онегинский и рудинский тип. Кто-то из критиков тогда утверждал, что характер героя не выдержан. Но, увы: «в том и состоит грустное достоинство... повести, - говорил Чернышевский, - что характер героя верен нашему обществу». И вот Чернышевский начинал сам вычерчивать родословную «лишних людей», которую раньше отрицал. В «Фаусте» Тургенева никчемный герой старается «ободрить» себя тем, что он и возлюбленная его Вера должны отречься друг от друга. Почти то же и в «Рудине»: оскорбленная трусостью героя, девушка отворачивается от него. Точно таким же по типу выглядит и герой поэмы Некрасова «Саша», хотя талант Некрасова совсем другой, чем у Тургенева. Это совпадение типов героев у разных авторов было весьма замечательным. Припомним поведение Бельтова: он также предпочитал всякому решительному шагу отступление. Чернышевский не называет Онегина. Но из всей логики его рассуждений ясно, что отмечаемая закономерность развития типа так или иначе присуща и этому герою. «Таковы-то наши «лучшие люди» (т.е. «лишние люди») - все они похожи на нашего Ромео», т.е. на героя из «Аси».

Нового типа взамен ему Чернышевский не конструирует. Еще нет сопоставлений всей этой галереи образов с Инсаровым из «Накануне». Позднее, в романе «Что делать?», Чернышевский резко изменит самый подход к проблеме героя времени. Но в критике он остановился на том, что сказал в статье об «Асе». Дорабатывали всю проблему «лишних людей» Добролюбов и Писарев, осветившие принципиально новое значение образов Инсарова, Базарова, Рахметова.

Но обобщенность постановки вопроса Чернышевским видна из заглавия статьи: взят дворянин как тип, как человек на rendez-vous со своей совестью и с обществом. Критический пафос у Чернышевского направлен не столько на самого героя, сколько на русское общество, сделавшее его таким. Это был излюбленный прием Чернышевского. Он подводил читателя к мысли о необходимости полной замены как героя времени, так и общественного устройства.

Чернышевский Николай Гаврилович - видный общественный деятель XIX века. Знаменитый русский писатель, критик, ученый, философ, публицист. Самое известное его произведение - роман «Что делать?», который оказал очень большое влияние на общество своего времени. В этой статье мы поговорим о жизни и творчестве автора.

Чернышевский: биография. Детство и юность

Родился 12 (24) июля 1828 года в Саратове. Его отец был протоиреем местного Александро-Невского кафедрального собора, происходил из крепостных крестьян села Чернышева, отсюда берет начало и фамилия. Первое время обучался дома под надзором отца и двоюродной сестры. Был также у мальчика француз-гувернер, обучавший его языку.

В 1846 году Чернышевский Николай Гаврилович поступил в Петербургский университет на историко-филологическое отделение. Уже в это время начинает складываться круг интересов будущего писателя, которые позднее найдут отражение в его произведениях. Юноша изучает русскую литературу, читает Фейербаха, Гегеля, философов-позитивистов. Чернышевский осознает, что главное в человеческих поступках - это польза, а не отвлеченные идеи и бесполезная эстетика. Наибольшее впечатление на него произвели работы Сен-Симона и Фурье. Их мечта об обществе, где все равны, показалась ему вполне реальной и достижимой.

Окончив в 1850 году университет, Чернышевский возвратился в родной Саратов. Здесь он занял место учителя словесности в местной гимназии. От учеников он нисколько не скрывал своих бунтарских идей и явно думал больше о том, как преобразить мир, нежели об обучении детей.

Переезд в столицу

В 1853 году Чернышевский (биография писателя представлена в этой статье) решает бросить преподавание и перебраться в Петербург, где начинает публицистическую карьеру. Очень быстро он стал самым видным представителем журнала «Современник», куда его пригласил Н. А. Некрасов. В начале своего сотрудничества с изданием Чернышевский сосредоточил все свое внимание на проблемах литературы, поскольку политическая ситуация в стране не позволяла открыто высказываться на более животрепещущие темы.

Параллельно с работой в «Современнике» писатель в 1855 году защищает диссертацию на тему «Эстетические отношения искусства к действительности». В ней он отрицает принципы «чистого искусства» и формулирует новое воззрение - «прекрасное - есть сама жизнь». По мнению автора, искусство должно служить на благо людям, а не превозносить самое себя.

Эту же мысль Чернышевский развивает в «Очерках гоголевского периода», опубликованных в «Современнике». В этом труде он проанализировал самые известные произволения классиков с точки зрения озвученных им принципов.

Новые порядки

Столь необычными взглядами на искусство и прославился Чернышевский. Биография писателя говорит о том, что у него были как сторонники, так и ярые противники.

С приходом к власти Александра II политическая обстановка в стране резко изменилась. И многие темы, которые раньше считались запретными, стало разрешено обсуждать публично. Кроме того, вся страна ждала от монарха реформ и значительных перемен.

«Современник», возглавляемый Добролюбовым, Некрасовым и Чернышевским, не остался в стороне и участвовал во всех политических обсуждениях. Активнее всех печатался Чернышевский, который старался высказать свое мнение по любому вопросу. Кроме того, он занимался рецензированием литературных произведений, оценивая их с точки зрения полезности обществу. В этом отношении от его нападок сильно пострадал Фет, вынужденный в итоге покинуть столицу.

Однако наибольший резонанс получило известие об освобождении крестьян. Сам Чернышевский воспринял реформу как начало еще более серьезных изменений. О чем часто писал и говорил.

Арест и ссылка

Творчество Чернышевского привело к аресту. Случилось это 12 июня 1862 года, писатель был взят под стражу и заключен в Петропавловскую крепость. Обвиняли его в составлении прокламации под названием «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Это воззрение было написано от руки и передано человеку, который оказался провокатором.

Еще одним поводом для ареста стало перехваченное тайной полицией письмо Герцена, в котором было высказано предложение выпускать в Лондоне запрещенный «Современник». При этом Чернышевский выступал в роли посредника.

Следствие по делу велось полтора года. Писатель все это время не сдавался и активно боролся со следственным комитетом. Протестуя против действий тайной полиции, он объявил голодовку, которая длилась 9 дней. Одновременно с этим Чернышевский не оставил свое призвание и продолжал писать. Именно здесь им был написан роман «Что делать?», позднее изданный частями в «Современнике».

Вердикт писателю был вынесен 7 февраля 1864 года. В нем сообщалось, что Чернышевского приговорили к 14 годам каторжных работ, после которых он должен будет навсегда поселиться в Сибири. Однако Александр II лично сократил время каторги до 7 лет. В общей сложности в заключении писатель провел более 20 лет.

За 7 лет Чернышевского не раз переводили из одной тюрьмы в другую. Он побывал в Нерчинской каторге, Кадаинской и Акатуйской тюрьмах и Александрийском Заводе, где до сих пор сохранился дом-музей имени писателя.

После окончания каторжных работ, в 1871 году, Чернышевского отправили в Вилюйск. Через три года ему официально было предложено освобождение, но писатель отказался писать ходатайство о помиловании.

Взгляды

Философские взгляды Чернышевского на протяжении его жизни были резко бунтарскими. Писателя можно назвать прямым последователем русской революционно-демократической школы и прогрессивной западной философии, в особенности социал-утопистов. Увлечение в университетские годы Гегелем привело к критике идеалистических воззрений христианства и либеральной морали, которую писатель считал «рабской».

Философию Чернышевского называют монистической и связывают ее с антропологическим материализмом, так как он акцентировал внимание на вещном мире, пренебрегая духовностью. Он был уверен, что естественные потребности и обстоятельства формируют нравственное сознание человека. Если удовлетворить все потребности людей, то личность расцветет и не будет никаких нравственных патологий. Но чтобы этого достичь, нужно серьезно изменить условия жизни, а это возможно только через революцию.

Его этические нормы базируются на антропологических принципах и концепции разумного эгоизма. Человек относится к миру природы и подчиняется ее законам. Чернышевский не признавал свободы воли, заменяя ее принципом причинности.

Личная жизнь

Довольно рано женился Чернышевский. Биография писателя говорит о том, что это произошло в 1853 году в Саратове, избранницей стала Ольга Сократовна Васильева. Девушка имела большой успех в местном обществе, но почему-то предпочла тихого и неловкого Чернышевского всем своим поклонникам. В браке у них родились два мальчика.

Семья Чернышевского жила счастливо до тех пор, пока писателя не арестовали. После того как его отправили на каторгу, Ольга Сократовна навестила его в 1866 году. Однако ехать в Сибирь вслед за мужем отказалась - ей не подходил местный климат. Двадцать лет она прожила одна. За это время у красивой женщины сменилось несколько любовников. Писатель нисколько не порицал связей жены и даже писал ей о том, что женщине вредно долго оставаться одной.

Чернышевский: факты из жизни

Приведем несколько примечательных событий из жизни автора:

• Маленький Николай был невероятно начитан. За свою любовь к книгам он даже получил прозвище «библиофаг», то есть «пожиратель книг».
• Цензура пропустила роман «Что делать?», не заметив в нем революционной тематики.
• В служебной переписке и документации тайной полиции писателя называли «врагом Российской империи номер один».
• Ф. М. Достоевский был ярым идейным противником Чернышевского и откровенно с ним спорил в своих «Записках из подполья».

Самое известное произведение

Поговорим о книге «Что делать?». Роман Чернышевского, как уже отмечалось выше, был написан во время ареста в Петропавловской крепости (1862-1863). И, по сути, являлся ответом произведению Тургенева «Отцы и дети».

Готовые части рукописи писатель передавал в следственную комиссию, которая вела его дело. Цензор Бекетов проглядел политическую направленность романа, за что вскоре был отстранен от должности. Однако это не помогло, так как произведение к тому времени уже было опубликовано в «Современнике». Номера журнала попали под запрет, но текст уже был не раз переписан и в таком виде разошелся по всей стране.

Настоящим откровением стала для современников книга «Что делать?». Роман Чернышевского мгновенно стал бестселлером, его читали и обсуждали все. В 1867 году произведение было издано в Женеве силами русской эмиграции. После этого его перевели на английский, сербский, польский, французский и другие европейские языки.

Последние годы жизни и смерть

В 1883 году Чернышевскому разрешают переехать в Астрахань. К этому времени он уже был больным человеком преклонных лет. В эти годы за него начинает хлопотать сын Михаил. Благодаря его стараниям писатель в 1889 г. переселяется в Саратов. Однако в этом же году он заболевает малярией. Скончался автор 17 (29) октября от кровоизлияния в мозг. Был похоронен на Воскресенском кладбище в Саратове.

Память о Чернышевском жива до сих пор. Его произведения продолжают читать и изучать не только литературоведы, но и историки.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Чернышевский (Николай Гаврилович) - знаменитый писатель. Родился 12 июля 1828 г. в Саратове. Отец его, протоиерей Гавриил Иванович (1795 - 1861), был человек весьма замечательный. Большой ум, в связи с серьезной образованностью и знанием не только древних, но и новых языков, делали его исключительной личностью в провинциальной глуши; но всего замечательные были в нем поразительная доброта и благородство. Это был евангельский пастырь в лучшем значении слова, от которого в то время, когда полагалось обращаться сурово с людьми для их же блага, никто не слыхал ничего, кроме слов ласки и привета.

В школьном деле, всецело построенном тогда на зверской порке, он никогда не прибегал ни к каким наказаниям. И вместе с тем этот добрый человек был необыкновенно строг и ригористичен в своих требованиях; в общении с ним нравственно подтягивались самые распущенные люди. Из ряду вон выходящая доброта, чистота души и отрешенность от всего мелкого и пошлого всецело перешли и к его сыну. Николай Гаврилович Чернышевский, как человек, был истинно светлой личностью - это признают злейшие враги его литературной деятельности.

Самые восторженные отзывы о Чернышевском, как человеке, принадлежат двум престарелым представителям духовного сословия, не находившим достаточно слов, чтобы охарактеризовать вред писаний и теорий Чернышевского. Один из них, преподаватель разных семинарий Палимпсестов, душевно скорбит о том, что это "существо с самой чистой душой" превратилось, благодаря увлечению разными западноевропейскими лжеучениями, в "падшего ангела"; но вместе с тем он категорически заявляет, что Чернышевский "действительно в свое время походил на ангела во плоти".

Сведения о личных качествах Чернышевского очень важны для понимания его литературной деятельности; они дают ключ к правильному освещению многих сторон ее и прежде всего того, что теснее всего связано с представлением о Чернышевском - проповеди утилитаризма. Заимствованный у такого же исключительно доброго человека - Дж. Ст. Милла - утилитаризм Чернышевского не выдерживает критики, не закрывающей глаза на действительность. Чернышевский самые лучшие движения нашей души хочет свести к "разумному" эгоизму - но "эгоизм" этот весьма своеобразный. Оказывается, что человек, поступая благородно, действует так не для других, а исключительно для себя. Он поступает хорошо, потому что поступать хорошо доставляет ему удовольствие. Таким образом, дело сводится к простому спору о словах.

Не все ли равно, чем мотивировать самопожертвование; важно только то, что является охота жертвовать собой. В трогательно-наивных стараниях Чернышевский убедить людей, что поступать хорошо "не только возвышенно, но и выгодно", ярко сказался только высокий строй души самого проповедника "разумного эгоизма", столь оригинально понимавшего "выгоду".

Среднее образование Чернышевский получил при особенно благоприятных условиях - в тиши идеально мирно жившей семьи, в состав которой входила и жившая на одном дворе с Чернышевскими семья А.Н. Пыпина, двоюродного брата Николая Гавриловича по матери. Чернышевский был старше Пыпина на 5 лет, но они были очень дружны и с годами их дружба все крепла. Чернышевский миновал ужасную бурсу дореформенной эпохи и низшие классы, семинарии и только в 14 лет прямо поступил в старшие классы. Подготовил его главным образом ученый отец, при некоторой помощи учителей гимназии.

Ко времени поступления в семинарию молодой Чернышевский уже обладал огромной начитанностью и приводил учителей в изумление своими обширными знаниями. Товарищи его обожали: это был всеобщий поставщик классных сочинений и усердный репетитор всех обращавшихся к нему за помощью. Пробыв два года в семинарии, Чернышевский продолжал занятия дома и в 1846 г. отправился в Петербург, где поступил в университет, на историко-филологический факультет. Чернышевскому-отцу пришлось выслушать по этому поводу упреки со стороны некоторых представителей духовенства: они находили, что ему следовало бы направить сына в духовную академию и не "лишать церковь будущего светила". В университете Чернышевский усердно занимался факультетскими предметами и был в числе лучших учеников Срезневского.

По его поручению, он составил этимологически-синтаксический словарь к Ипатьевской летописи, который позднее (1853) был напечатан в "Известиях" II отделения Академии Наук. Гораздо больше университетских предметов его увлекли другие интересы. Первые годы студенчества Чернышевского были эпохой страстного интереса к вопросам социально-политическим. Его захватил конец того периода истории русской передовой мысли, когда шедшие к нам из Франции 1840-х годов социальные утопии в той или другой форме, в большей или меньшей степени отразились и в литературе, и в обществе (см. Петрашевцы, XXIII, 750 и Русская литература XXVII, 634). Чернышевский стал убежденным фурьеристом и всю жизнь остался верен этой наиболее мечтательной из доктрин социализма, с тем, впрочем, очень существенным отличием, что фурьеризм был довольно равнодушен к вопросам политическим, к вопросам о формах государственной жизни, между тем как Чернышевский придавал им большое значение.

Отличается также миросозерцание Чернышевского от фурьеризма и в вопросах религиозных, в которых Чернышевский был свободным мыслителем. В 1850 г. Чернышевский окончил курс кандидатом и уехал в Саратов, где получил место старшего учителя гимназии. Здесь он, между прочим, очень сблизился с сосланным в Саратов Костомаровым и некоторыми ссыльными поляками. Постигло его за это время великое горе - умерла нежно любимая мать; но в этот же период саратовской жизни он женился на любимой девушке (напечатанный десять лет спустя роман "Что делать", "посвящается другу моему О. С. Ч." то есть Ольге Сократовне Чернышевской). В конце 1853 г., благодаря хлопотам старого петербургского знакомого - известного педагога Иринарха Введенского, занимавшего влиятельное положение в педагогическом персонале военно-учебных заведений, Чернышевский перешел на службу в Петербург, учителем русского языка во 2-м кадетском корпусе. Здесь он продержался не больше года. Превосходный преподаватель, он был недостаточно строг к ученикам, которые злоупотребляли его мягкостью и, охотно слушая интересные рассказы и объяснения его, сами почти ничего не делали. Из-за того, что он дал дежурному офицеру унять шумевший класс, Чернышевскому пришлось оставить корпус, и он всецело отдается с тех пор литературе. Начал он свою деятельность в 1853 г. небольшими статьями в "Санкт-Петербургских Ведомостях" и в "Отечественных Записках", рецензиями и переводами с английского, но уже в начале 1854 г. перешел в "Современник", где скоро стал во главе журнала. В 1855 г. Чернышевский, выдержавший экзамен на магистра, представил в качестве диссертации рассуждение: "Эстетические отношения искусства к действительности" (СПб., 1855).

В те времена эстетические вопросы еще не получили тот характер общественно-политических лозунгов, который они приобрели в начале 60-х годов и потому то, что впоследствии показалось разрушением эстетики, не возбудило никаких сомнений или подозрений среди членов весьма консервативного историко-филологического факультета Петербургского университета. Диссертация была принята и допущена к защите. Магистрант успешно отстаивал свои тезисы и факультет без сомнения присудил бы ему искомую степень, но кто-то (по-видимому - И.И. Давыдов, "эстетик" весьма своеобразного типа) успел настроить против Чернышевского министра народного просвещения А.С. Норова; тот возмутился "кощунственными" положениями диссертации и степень не была дана магистранту. Литературная деятельность Чернышевского в "Современнике" на первых порах почти всецело была посвящена критике и истории литературы. В течение 1855 - 1857 гг. появился ряд обширных историко-критических статей его, в ряду которых особенно выдающееся место занимают знаменитые "Очерки Гоголевского периода", "Лессинг" и статьи о Пушкине и Гоголе. Кроме того, он в эти же годы со свойственной ему изумительнейшей работоспособностью и необыкновенной писательской энергией дал журналу ряд меньшего объема критических статей о Писемском, Толстом, Щедрине, Бенедиктове, Щербине, Огареве и других, многие десятки обстоятельных рецензий и вдобавок еще вел ежемесячные "Заметки о журналах". В конце 1857 г. и начале 1858 г. вся эта литературная производительность направляется в другую сторону.

За исключением данной (1858) для поддержки возникавшего симпатичного журнала "Атеней" статьи о тургеневской "Асе" ("Русский человек на rendez-vous"), Чернышевский теперь почти оставляет область критики и весь отдается политической экономии, вопросам внешней и внутренней политики и отчасти выработки философского миросозерцания. Этот поворот был вызван двумя обстоятельствами. В 1858 г. наступил весьма критический момент в подготовлении освобождения крестьян. Доброе желание правительства освободить крестьян не ослабело, но, под влиянием сильных связями своими реакционных элементов высшей правительственной аристократии, реформа подвергалась опасности быть значительно искаженной. Надо было отстаивать проведение ее на возможно широких началах. Вместе с тем надо было защищать один очень дорогой Чернышевскому принцип - общинное землевладение, которое ему, с его фурьеристским идеалом совместной хозяйственной деятельности человечества, было особенно близко.

Принцип общинного землевладения приходилось ограждать не столько от элементов реакционных, сколько от людей, считавших себя прогрессистами - от буржуазно-либерального "Экономического Указателя" профессора Вернадского, от Б.Н. Чичерина, от стоявшего тогда в первых рядах передового лагеря Катковского "Русского Вестника"; да и в обществе к общинному землевладению относились с известным недоверием, потому что преклонение пред ним исходило от славянофилов. Подготовление коренных переворотов в русской общественной жизни и назревание коренного перелома в общественно-политическом миросозерцании большинства передовой части нашей интеллигенции тоже отвлекали по преимуществу публицистический темперамент Чернышевского от литературной критики. Годы 1858 - 1862 являются в жизни Чернышевского эпохой усиленных занятий над переводом или, вернее, переделкой миллевской политической экономии, снабженной обширными "Примечаниями", а также над длинным рядом политико-экономических и политических статей. Из них выдаются: по вопросу поземельному и крестьянскому - статья по поводу "Исследования о внутренних отношениях народной жизни и в особенности сельских учреждениях России" (1857, № 7); "О поземельной собственности" (1857, № 9 и 11); статья по поводу речи Бабста "О некоторых условиях, способствующих умножению народного же капитала" (1857, № 10); "Ответ на письмо провинциала" (1858, № 3); "Обозрение мер, принятых до сего времени (1858) к устройству быта помещичьих крестьян" (1858, № 1); "Меры, принятые к ограничению помещичьей власти в царствование императрицы Екатерины II, Александра I и Николая I" (1858, № 0); "По поводу статьи господина Тройницкого "О числе крепостных людей в России" (1858, № 2); "О необходимости держаться возможно умеренных цифр при определении величины выкупа усадеб" (1858, № 11); "Труден ли выкуп земли" (1859, № 1); ряд обозрений, журнальных статей по крестьянскому вопросу (1858, № 2, 3, 5; 1859, № 1); "Критика философских предубеждений против общинного владения" (1858, № 12); "Экономическая деятельность и законодательство" (продолжение предыдущей статьи); "Материалы для решения крестьянского вопроса" (1859, № 10); "Капитал и труд" (1860, № 1); "Кредитные дела" (1861, № 1). По вопросам политическим: "Кавеньяк" (1858, № 1 и 4); "Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X" (1858, № 8 и 9); "Тюрго" (1858, № 9); "Вопрос о свободе журналистики во Франции" (1859, № 10); "Июльская монархия" (1860, № 1, 2, 5); "Нынешние английские виги" (1860, № 12); "Предисловие к нынешним австрийским делам" (1861, № 2); "Французские законы по делам книгопечатания" (1862, № 8). Когда "Современнику" было разрешено завести политический отдел, Чернышевский ежемесячно писал политические обозрения в течение 1859, 1860, 1861 и первых 4 месяцев 1862 г.; обозрения эти часто доходили до 40 - 50 страниц. В 4 последних книжках за 1857 г. (№ 9 - 12) Чернышевскому принадлежит "Современное обозрение", а в № 4 за 1862 г. - "Внутреннее обозрение". К сфере непосредственно философских работ Чернышевского относится только известная статья: "Антропологический принцип в философии" (1860, № 4 и 5). Смешанный характер носит ряд публицистически-полемических статей: "Г. Чичерин, как публицист" (1859, № 5), "Леность грубого простонародья" (1860, № 2); "История из-за госпожи Свечиной" (1860, № 6); "Прадедовские нравы" (по поводу записок Державина, 1860, № 7 и 8); "Новые периодические издания" ("Основа" и "Время" 1861, № 1); "О причинах падения Рима. Подражание Монтескье" (по поводу "Истории цивилизации во Франции" Гизо, 1880, № 5); "Непочтительность к авторитетам" (по поводу "Демократии в Америке" Токвиля, 1861, № 6); "Полемические красоты" (1860, № 6 и 7); "Национальная бестактность" (1860, № 7); "Русский реформатор" (о "Жизни графа Сперанского" барона Корфа, 1860, № 10); "Народная бестолковость" (о газете "День", 1860, № 10); "Самозванные старейшины" (1862, № 3); "Научились ли!" (1862, № 4).

Как ни интенсивна была эта поразительно плодовитая деятельность, Чернышевский все-таки не оставил бы такой важной отрасли журнального влияния, как литературная критика, если бы в нем не создалась уверенность, что нашелся человек, которому он спокойно может передать критический отдел журнала. К концу 1857 г. если не для всей читающей публики, то лично для Чернышевского обрисовалось во всю свою величину первостепенное дарование Добролюбова, и он, не колеблясь передал критический жезл первенствующего журнала двадцатилетнему юноше. Уже благодаря одной этой проницательности, деятельность Добролюбова становится славной страницей в литературной биографии Чернышевского. Но в действительности, роль Чернышевского в ходе деятельности Добролюбова гораздо значительнее. Из общения с Чернышевским Добролюбов черпал ту обоснованность своего миросозерцания, тот научный фундамент, который при всей его начитанности не мог у него быть в двадцать один, двадцать два года. Когда Добролюбов умер и стали говорить о том огромном влиянии, которое Чернышевский оказал на молодого критика, он в особой статье ("Изъявление признательности") протестовал против этого, стараясь доказать, что Добролюбов шел в своем развитии самостоятельным путем уже потому, что он по таланту выше его, Чернышевского.

Против последнего в настоящее время едва ли кто станет спорить, если, конечно, не говорить о заслугах Чернышевского в сфере политико-экономических вопросов, где он занимает такое крупное место. В иерархии главарей русской критики Добролюбов, бесспорно, выше Чернышевского.

Добролюбов выдерживает до сих пор самое страшное из литературных испытаний - испытание времени; его критические статьи читаются и теперь с неослабевающим интересом, чего нельзя сказать о большей части критических статей Чернышевского.

В Добролюбове, только что пережившем период глубокого мистицизма, несравненно больше страсти, чем у Чернышевского. Чувствуется, что он свои новые убеждения выстрадал и поэтому-то он и читателя волнует больше, чем Чернышевский, основным качеством которого тоже является глубочайшая убежденность, но очень ясная и спокойная, давшаяся ему без внутренней борьбы, точно непреложная математическая формула. Добролюбов литературно злее Чернышевского; недаром Тургенев говорил Чернышевскому: "Вы просто ядовитая змея, а Добролюбов змея очковая". В сатирическом приложении к "Современнику" - "Свистке", который восстановлял своей едкостью всех литературных противников "Современника", больше самого журнала, Чернышевский почти никакого участия не принимал; первенствующую роль в нем играло сосредоточенно-страстное остроумие Добролюбова. Помимо остроумия, у Добролюбова и вообще литературного блеска больше, чем у Чернышевского. Тем не менее общая окраска того идейного богатства, которое Добролюбов с таким блеском развертывал в своих статьях, уже потому одному не могла не быть отчасти результатом влияния Чернышевского, что с первого дня знакомства оба писателя чрезвычайно привязались друг к другу и почти ежедневно виделись.

Совокупная деятельность Чернышевского и Добролюбова придала "Современнику" огромное значение в истории прогрессивного движения в России. Такое руководящее положение не могло не создать ему многочисленных противников; очень многие с крайним недоброжелательством следили за возрастающим влиянием органа Чернышевского и Добролюбова на молодое поколение. Сначала, однако, полемика между "Современником" и другими журналами шла в пределах чисто литературных, без особого обострения. Русский "прогресс" переживал тогда свой медовый месяц, когда за самыми ничтожными исключениями, вся, можно сказать, интеллигентная Россия была проникнута живейшим желанием сдвинуться с места и разногласия были только в деталях, а не в основных чувствах и стремлениях.

Характерным выражением этого единодушия может служить то, что Чернышевский в конце 50-х годов около года был членом редакции официального "Военного Сборника". К началу 60-х годов соотношение русских партий и единодушие прогрессивного движения значительно видоизменяются. С освобождением крестьян и подготовкой большей части "великих реформ" освободительное движение и в глазах правящих сфер, и в сознании значительной части умеренных элементов общества получило законченность; дальнейшее следование по пути перемен государственного и общественного строя начинало казаться ненужным и опасным. Но настроение, во главе которого стоял Чернышевский, не считало себя удовлетворенным и все порывистее стремилось вперед. В конце 1861 и начале 1862 г. общая картина политического положения резко видоизменилась. Разразились студенческие беспорядки в Санкт-Петербургском университете, усилилось польское брожение, появились призывающие молодежь и крестьян к бунту прокламации, произошли страшные петербургские пожары, в которых, без малейшего основания, но очень упорно видели связь с нарождением в молодежи революционных настроений. Добродушное отношение к крайним элементам совершенно исчезло. В мае 1862 г. "Современник" был закрыт на 8 месяцев, а 12 июня 1862 года был арестован Чернышевский и заключен в Петропавловскую крепость, где просидел около 2 лет. Сенат приговорил Чернышевского к 14 годам каторжной работы. В окончательной конфирмации срок был сокращен до 7 лет. 13 мая 1864 г. приговор был объявлен Чернышевскому на Мытнинской площади.

Имя Чернышевского почти исчезает из печати; до его возвращения из ссылки о нем обыкновенно говорилось описательно, как об авторе "Очерков Гоголевского периода" или авторе "Эстетического отношения искусства к действительности" и т. п. В 1865 г. было разрешено 2-е издание "Эстетического отношения искусства к действительности", но без имени автора ("издание А.Н. Пыпина"), а в 1874 г. вышли "Основания политической экономии" Милля, тоже как "издание А.Н. Пыпина", без имени переводчика и без "Примечаний". Первые 3 года своего пребывания в Сибири Чернышевский провел в Кадае, на монгольской границе, а затем был водворен на Александровском заводе Нерчинского округа. Во время пребывания в Кадае ему было разрешено трехдневное свидание с женой и 2 маленькими сыновьями.

Жилось Чернышевскому в материальном отношении сравнительно не особенно тяжело, потому что политические арестанты в то время настоящей каторжной работы не несли. Чернышевский не был стеснен ни в сношениях с другими заключенными (Михайлов, польские повстанцы), ни в прогулках; одно время он даже жил в отдельном домике. Он очень много читал и писал, но все написанное немедленно уничтожал. Одно время на Александровском заводе устраивались спектакли и Чернышевский сочинял для них небольшие пьесы. "Арестантам из простых они мало нравились, вернее, даже и совсем не нравились: Чернышевский был для них слишком серьезен" ("Научное Обозрение", 1899, 4). В 1871 г. закончился срок каторги и Чернышевский должен был перейти в разряд поселенцев, которым самим предоставлялось избрать место жительства в пределах Сибири. Тогдашний шеф жандармов, граф П.А. Шувалов, вошел, однако, с представлением о поселении Чернышевского в Вилюйске.

Это было значительным ухудшением его участи, потому что климат на Александровском заводе умеренный, и жил там Чернышевский в общении с интеллигентными людьми, а Вилюйск лежит в 450 верстах за Якутском, в самом суровом климате, и в 1871 г. имел лишь 40 построек. Общество Чернышевского в Вилюйске ограничивалось несколькими приставленными к нему казаками. Пребывание Чернышевского в таком удаленном от цивилизованного мира пункте было тягостно; тем не менее он деятельно работал над разными сочинениями и переводами. В 1883 г. министр внутренних дел граф Д.А. Толстой исходатайствовал возвращение Чернышевского, которому для жительства была назначена Астрахань. В ссылке он жил на средства, которые ему, в меру его скромнейших отребностей, присылали Некрасов и ближайшие родственники. С 1885 г. начинается последний период деятельности Чернышевского.

Оригинального, не считая предисловий к "Всемирной истории" Вебера, за это время Чернышевский дал немного: статью в "Русских Ведомостях" (1885): "Характер человеческого знания", длинную, всего менее блещущую поэтическими достоинствами поэму из древнекарфагенской жизни "Гимн Деве Неба" ("Русская Мысль", 1885, 7) и большую статью, подписанную псевдонимом "Старый трансформист" (все другие работы и переводы астраханского периода подписаны псевдонимом Андреев) - "Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь" ("Русская Мысль", 1888, № 9). Статья "Старого трансформиста" обратила на себя внимание и многих поразила своей манерой: странно было в ней пренебрежительно-насмешливое отношение к Дарвину и сведение Дарвиновской теории к буржуазной выдумке, созданной для оправдания эксплуатации рабочего класса буржуазией. Некоторые, однако, усматривали в этой статье прежнего Чернышевского, привыкшего подчинять все интересы, в том числе и чисто научные, целям борьбы за общественные идеалы. В 1885 г. друзья устроили для Чернышевского у известного издателя-мецената К.Т. Солдатенкова перевод 15-томной "Всеобщей Истории" Вебера. Эту огромную работу Чернышевский выполнял с изумительной энергией, переводя в год по 3 тома, каждый в 1000 страниц.

До V тома Чернышевский переводил буквально, но затем стал делать большие сокращения в Веберовском тексте, который вообще ему очень не нравился своей устарелостью и узконемецкой точкой зрения. Взамен выброшенного он стал прибавлять, в виде предисловий, ряд все разраставшихся очерков: "о правописании мусульманских и, в частности, арабских имен", "о расах", "о классификации людей по языку", "о различиях между народами по национальному характеру", "общий характер элементов, производящих прогресс", "климаты". К быстро последовавшему за первым 2-му изданию I-го тома Вебера Чернышевский приложил "очерк научных понятий о возникновении обстановки человеческой жизни и о ходе развития человечества в доисторические времена". В Астрахани Чернышевский успел перевести 11 томов Вебера. В июне 1889 г., по ходатайству бывшего тогда астраханским губернатором князя Л.Д. Вяземского, ему разрешено было поселиться в родном Саратове. Там он с прежней энергией принялся за Вебера, успел перевести 2/3 XII тома и ввиду того, что перевод приходил к концу, стал подумывать о новом грандиозном переводе - 16-томного "Энциклопедического Словаря" Брокгауза. Но чрезмерная работа надорвала старческий организм, питание которого шло очень плохо, вследствие обострения давнишней болезни Чернышевского - катара желудка. Проболев всего 2 дня, Чернышевский в ночь с 16 на 17 октября 1889 г. скончался от кровоизлияния в мозгу. Смерть его значительно содействовала восстановлению правильного к нему отношения. Печать различных направлений отдала дань уважения его обширнейшей и поразительно разносторонней образованности, его блестящему литературному таланту и необыкновенной красоте его нравственного существа.

В воспоминаниях лиц, видевших Чернышевского в Астрахани, больше всего подчеркивается удивительная его простота и глубокое отвращение ко всему, что хотя бы отдаленнейшим образом напоминало позу. С ним не раз пробовали говорить о перенесенных им страданиях, но всегда безрезультатно: он утверждал, что никаких особенных испытаний не перенес. В 1890-х годах было отчасти снято запрещение, лежавшее на сочинениях Чернышевского. Без имени автора, как "издания М.Н. Чернышевского" (младшего сына), появились 4 сборника эстетических, критических и историко-литературных статей Чернышевского: "Эстетика и поэзия" (СПб., 1893); "Заметки о современной литературе" (СПб., 1894); "Очерки Гоголевского периода русской литературы" (СПб., 1890) и "Критические статьи" (СПб., 1895). О первой из значительных работ Чернышевского - "Эстетических отношениях искусства к действительности" - до сих пор держится мнение, что она является основой и первым проявлением того "разрушения эстетики", которое достигло апогея в статьях Писрева, Зайцева и других. Это мнение не имеет никакого основания. Трактат Чернышевского уже потому одному никак нельзя причислить к "разрушению эстетики", что он все время заботится об "истинной" красоте, которую - правильно или нет, это уже другой вопрос - усматривает главным образом в природе, а не в искусстве.

Для Чернышевского поэзия и искусство - не вздор: он только ставит им задачей отражать жизнь, а не "фантастические полеты". На позднейшего читателя диссертация, несомненно, производит странное впечатление, но не тем, что она якобы стремится упразднить искусство, а тем, что она задается совершенно бесплодными вопросами: что выше в эстетическом отношении - искусство или действительность, и где чаще встречается истинная красота - в произведениях искусства или в живой природе. Здесь сравнивается несравнимое: искусство есть нечто вполне самобытное, главную роль в нем играет отношение художника к воспроизводимому. Полемическая постановка вопроса в диссертации была реакцией против односторонности немецких эстетик 40-х годов, с их пренебрежительным отношением к действительности и с их утверждением, что идеал красоты - абстрактный. Проникающее же диссертацию искание идейного искусства было только возвращением к традициям Белинского, который уже с 1841 - 1842 гг. отрицательно относился к "искусству для искусства" и тоже считал искусство одной из "нравственных деятельностей человека". Лучшим комментарием к всяким эстетическим теориям всегда служит практическое применение их к конкретным литературным явлениям. Чем же является Чернышевский в своей критической деятельности? Прежде всего - восторженным апологетом Лессинга.

О лессинговском "Лаокооне" - этом эстетическом кодексе, которым всегда старались побивать наших "разрушителей эстетики", - Чернышевский говорит, что "со времен Аристотеля никто не понимал сущность поэзии так верно и глубоко, как Лессинг". Вместе с тем, конечно, особенно увлекает Чернышевского боевой характер деятельности Лессинга, его борьба со старыми литературными традициями, резкость его полемики и вообще беспощадность, с которой он очищал авгиевы стойла современной ему немецкой литературы. В высшей степени важны для уяснения литературно-эстетических взглядов Чернышевского и статьи его о Пушкине, писанные в тот же год, когда появилась диссертация.

Отношение Чернышевского к Пушкину - прямо восторженное. "Творения Пушкина, создавшие новую русскую литературу, образовавшие новую русскую поэзию", по глубокому убеждению критика, "будут жить вечно". "Не будучи по преимуществу ни мыслителем, ни ученым, Пушкин был человек необыкновенного ума и человек чрезвычайно образованный; не только за тридцать лет, но и ныне в нашем обществе немного найдется людей, равных Пушкину по образованности". "Художнический гений Пушкина так велик и прекрасен, что, хотя эпоха безусловного удовлетворения чистой формой для нас миновала, мы доселе не можем не увлекаться дивной, художественной красотой его созданий. Он - истинный отец нашей поэзии". Пушкин "не был поэтом какого-нибудь определенного воззрения на жизнь, как Байрон, не был даже поэтом мысли вообще, как, например, Гете и Шиллер. Художественная форма "Фауста", "Валленштейна", или "Чайльд-Гарольда" возникла для того, чтобы в ней выразилось глубокое воззрение на жизнь; в произведениях Пушкина мы не найдем этого. У него художественность составляет не одну оболочку, а зерно и оболочку вместе". Для характеристики отношения Чернышевского к поэзии очень важна также небольшая статья его о Щербине (1857). Будь сколько-нибудь верна литературная легенда о Чернышевском, как о "разрушителе эстетики", Щербина - этот типичный представитель "чистой красоты", весь ушедший в древнюю Элладу и созерцание ее природы и искусства, - всего менее мог бы рассчитывать на его доброе расположение.

В действительности, однако, Чернышевский, заявляя, что ему "античная манера" Щербины "несимпатична", тем не менее приветствует встреченное поэтом одобрение: "если фантазия поэта вследствие субъективных условий развития была переполнена античными образами, от избытка сердца должны были говорить уста, и господин Щербина прав перед своим талантом". Вообще "автономия - верховный закон искусства", а "верховный закон поэзии: храни свободу своего таланта, поэт". Разбирая "ямбы" Щербины, в которых "мысль благородна, жива, современна", критик недоволен ими, потому что в них "мысль не воплощается в поэтическом образе; она остается холодной сентенцией, она вне области поэзии". Стремление Розенгейма и Бенедиктова примкнуть к духу времени и воспевать "прогресс" не возбудило в Чернышевском, как и в Добролюбове, ни малейшего сочувствия. Ревнителем художественных критериев Чернышевский остается и в своих разборах произведений наших романистов и драматургов. Он, например, очень строго отнесся к комедии Островского "Бедность не порок" (1854), хотя вообще высоко ставил "прекрасное дарование" Островского.

Признавая, что "ложные по основной мысли произведения бывают слабы даже и в чисто художественном отношении", критик выдвигает на первый план "пренебрежение автора к требованиям искусства". К числу лучших критических статей Чернышевского принадлежит небольшая заметка (1856) о "Детстве и отрочестве" и "Военных рассказах" Льва Толстого. Толстой принадлежит к числу тех немногих писателей, которые сразу получили всеобщее признание и верную оценку; но только один Чернышевский подметил в первых же произведениях Толстого необыкновенную "чистоту нравственного чувства".

Весьма характерна для определения общей физиономии критической деятельности Чернышевского его статья о Щедрине: он намеренно уклоняется от обсуждения общественно-политических вопросов, на которые наводят "Губернские очерки", сосредоточивает все свое внимание на "чисто психологической стороне типов, представляемых Щедриным", стараясь показать, что сами по себе, по своей натуре, герои Щедрина - вовсе не нравственные уроды: они стали нравственно-неприглядными людьми, потому что в окружающей среде никаких примеров истинной нравственности не видали. Известная статья Чернышевского: "Русский человек на rendez-vous", посвященная тургеневской "Асе", всецело относится к тем статьям "по поводу", где о самом произведении почти ничего не говорится, и все внимание сосредоточено на общественных выводах, связанных с произведением. Главным создателем этого рода публицистической критики в нашей литературе является Добролюбов, в своих статьях об Островском, Гончарове и Тургеневе; но если принять во внимание, что названные статьи Добролюбова относятся к 1859 и 1860 годам, а статья Чернышевского - к 1858 г., то к числу создателей публицистической критики надо будет отнести и Чернышевского. Но, как уже было отмечено в статье о Добролюбове, публицистическая критика ничего общего не имеет с ложноприписываемым ей требованием публицистического искусства.

И Чернышевский, и Добролюбов требуют от художественного произведения только одного - правды, а затем этой правдой пользуются для выводов общественного значения. Статья об "Асе" посвящена выяснению того, что при отсутствии у нас общественной жизни только и могут выработаться такие дряблые натуры, как герой тургеневской повести. Лучшей иллюстрацией к тому, что, прилагая к литературным произведениям публицистический метод исследования их содержания, Чернышевский вовсе не требует тенденциозного изображения действительности, может служить одна из последних (конец 1861 г.) критических статей его, посвященная рассказам Николая Успенского.

Казалось бы, рассказы Николая Успенского, в весьма непривлекательном виде рисующие народ, должны были бы возбудить неприятное чувство в таком пламенном демократе, как Чернышевский. На самом деле Чернышевский горячо приветствует Успенского именно за то, что он "пишет о народе правду без всяких прикрас". Он не видит никакого основания "утаивать перед самим собой истину ради мужицкого звания" и протестует против "пресной лживости, усиливающейся идеализировать мужиков". В критических статьях Чернышевского много прекрасных страниц, в которых сказался и блестящий литературный талант его, и большой ум.

Но в общем ни критика, ни эстетика не были его призванием. В "Полемических красотах" (1861) Чернышевский сам сообщает, что с тех пор, как он в начале 1858 г. отдался изучению экономических вопросов, он совершенно отстал от текущей журналистики и не читал даже "Русского Вестника" (в то время, наряду с "Современником", главный журнал наш). Литература в непосредственном смысле слова не захватывала Чернышевского всецело. Этим объясняется то, что примыкающие к критическим статьям Чернышевского историко-литературные исследования его гораздо интереснее и ценнее. Говоря об истории литературы, Чернышевский имеет возможность говорить об общественных настроениях, о схемах общественной жизни, о философских системах, об исторических перспективах - и тут он у себя дома. В ряду историко-литературных исследований Чернышевского первенствующее место занимают "Очерки Гоголевского периода". Это - поистине прекрасная книга, которая с пользой и наслаждением читается и теперь. По отношению к разработке и уяснению хода истории новейшей русской литературы, "Очерки" занимают то же положение, как статьи Белинского - по отношению к истории нашей литературы XVIII и первой трети XIX веков.

Когда Чернышевский приступал к своей задаче - дать очерк развития литературных понятий, завершившихся деятельностью Белинского, - это был еще вчерашний день и никому еще не приходило на ум систематизировать такие свежие события. Тем труднее была задача Чернышевского, которому приходилось прокладывать первые просеки и ставить путеводные вехи. Главной целью его было восстановить и укрепить исчезавшую память о Белинском, статьи которого были погребены в старых журналах. Предварительно Чернышевскому приходилось воссоздавать ряд литературных портретов тем же путем утомительнейшего изучения старых журналов. Еще менее, конечно, имел Чернышевский в своем распоряжении материалов для воссоздания духовного облика Белинского, если не считать устных рассказов Анненкова.

Деятельность Белинского разработана у Чернышевского несколько односторонне: взят по преимуществу Белинский последнего периода, когда он требовал чтобы искусство отзывалось на запросы жизни. Эпизод консервативного прославления "разумной действительности" затронут мимолетно; эпоха чисто эстетических требований от искусства разработана с меньшей детальностью. В общем, однако, Чернышевский дал широкую и захватывающую картину умственного движения, выразителем которого был Белинский. Чернышевский-публицист во всем блеске этого своего настоящего призвания сказался, главным образом, в своей политико-экономической деятельности. Ниже дан очерк экономических идей Чернышевского и определено их значение в истории критики современного экономического строя; здесь же, для характеристики Чернышевского как журналиста, необходимо отметить, что если он проявил в области экономики замечательную силу чисто научного анализа, то это произошло как-то само собой, в силу свойств его крупного, широко обобщающего и тонко расчленяющего ума и искреннего в своем желании помочь бедствующим сердцам. литературный писатель чернышевский утопический

Источник экономических работ Чернышевского не в научных стремлениях, а в чисто публицистических, то есть в желании осветить определенным образом текущую злобу дня. Журнальные заметки, политические обозрения, статьи философские, экономические, политические - все это имеет одну цель: дискредитировать буржуазный строй, буржуазное миросозерцание, буржуазных общественных и политических деятелей. Ему было чуждо то умиление, которое охватывало людей старшего литературного поколения - "постепеновцев" 40-х годов - при виде искреннего стремления к серьезным реформам. Он не мог удовлетвориться тем, как ему казалось, минимумом гражданских прав, которые давали готовившиеся реформы: крестьянская и судебная. Отсюда насмешливое отношение к российскому "прогрессу", повергшее в недоумение даже Герцена; отсюда вышучивание корифеев западноевропейского либерализма - Тьера, Гизо, Токвиля, Жюль-Симона и других.

Для Чернышевского, горячего поклонника Луи-Блана, это были люди, так или иначе прикосновенные к политике Луи-Филиппа и к июньским дням 1848 г. Даже в окруженном ореолом "освободителе" Италии Кавуре Чернышевский видел только человека, враждовавшего с социалистом Гарибальди. Тем же воинствующим и незнающим середины публицистом Чернышевский остается и в сфере философских вопросов, которые его занимали лишь постольку, поскольку он видел в них средство противодействовать укреплению существующего строя. Исторически сложившиеся теогонические представления казались ему особенно важным препятствием на пути достижения всеобщего счастья. Прямо вступать с ними в борьбу было невозможно, поэтому он старался выдвинуть "антропологический принцип", то есть представления чисто человеческие, реальные, в основе которых лежат не сверхчувственные начала, а общие всей материи свойства.

В статье "Антропологический принцип в философии" Чернышевский является самым решительным адептом материализма Фейербаха, Бюхнера и других представителей этого учения, которое и в Европе переживало тогда время своего наибольшего владычества. Крайний материализм "Антропологического принципа" не замедлил вызвать протесты, даже со стороны П.Л. Лаврова.

В общей печати статью, однако, не сразу отметили. Раньше всех отозвался в "Трудах Киевской Духовной Академии" молодой профессор философии Юркевич. Относясь с почтением к заслугам Чернышевского как талантливого журналиста, и вместе с тем становясь на точку зрения философски-богословского идеализма, Юркевич старался показать скороспелость и необоснованность обобщений Чернышевского. Запрятанная в малочитаемом специальном органе, статья Юркевича прошла бы незамеченной, если бы ее не извлек оттуда Катков.

Он перепечатал в "Русском Вестнике", с величайшими похвалами, существеннейшие места из статьи Юркевича, снабдив их язвительным вступлением. Нападение на Чернышевского было стремительное; чтобы отпарировать его, Чернышевский разразился "Полемическими Красотами", первая часть которых посвящена "Русскому Вестнику", а вторая - тоже принявшим сторону Юркевича "Отечественным Запискам". Враги литературной деятельности Чернышевского считали и считают "Полемические Красоты" геркулесовыми столбами вульгарной резкости и "бесцеремонности". Действительно, "Полемические Красоты" несвободны от вульгарности; но относительно их резкости следует сделать оговорку. Несомненно, автор резок и не стесняется прямо заявить, что статья Грота об Академии Наук "неприлична", что Буслаев не должен подражать Якову Гримму, потому что "ведь то Яков Гримм, он каков бы там ни был, а все-таки человек очень большого ума" и т. д. Но в этой резкости нет и тени того личного элемента, того личного раздражения и личных дрязг, которыми дискредитируется литературный спор.

Что касается бесцеремонности, то если отнестись к делу исключительно с формальной точки зрения, ее тоже немало в "Полемических Красотах". Чернышевский, например, прямо заявлял, что он не только не читал Юркевича, но и читать не станет, потому что заранее уверен, что это нечто вроде тех ученических "задач", которые дают семинаристам философского класса для упражнения и которые он сам во множестве писал, когда учился в саратовской семинарии. Не в "бесцеремонности", однако, лежала психологическая причина этого много нашумевшего эпизода из литературной истории 60-х годов. Чернышевский умел относиться с полным уважением к противникам.

Так, со славянофилами он полемизировал совершенно сдержанно не только в статьях 1856 - 1858 гг.; в год появления "Полемических Красот" он отнесся с полным уважением к "Времени" Достоевского и Аполлона Григорьева. Да и в "Полемических Красотах" есть множество личных комплиментов по адресу тех самых журналистов и ученых, с идеями которых он полемизировал - Каткова, Альбертини, Буслаева, Дудышкина. Все дело в том, что идеи "Антропологического принципа" казались Чернышевскому до такой степени незыблемыми и верными на своем постаменте точного знания, что возражения, которые шли из духовной академии, ему казались ребяческими, и он вполне искренне предлагал Юркевичу несколько хороших книг для приобщения его "к последнему звону философии". Чернышевский был глубоко уверен, что только недомыслие и незнакомство с выводами новой свободной европейской мысли, изложенными в "Антропологическом принципе", могут удерживать людей в лагере "схоластики" и "метафизики". В этой глубокой уверенности Чернышевского и сила, и слабость как самого Чернышевского, так и того движения, которое происходило под его влиянием: сила, потому что создавалось уже не просто "направление", а своего рода новая религия, воодушевлявшая на борьбу с враждебными ей понятиями; слабость, потому что война с "с отвлеченностью" и "метафизикой" вела к другой крайности - к очень уже элементарной ясности, лишенной глубины и вдумчивости. Для последователя Чернышевского нет трудных проблем, ни философских, ни нравственных - нет, следовательно, той жгучей борьбы сомнений, в горниле которой закаляли свой дух все великие искатели истины.

Оптимистическая вера, что все на свете "очень легко" устраивается при добром желании, составляет основу наполовину утопического романа "Что делать" (1862-1863), который явился заключительным аккордом литературной деятельности Чернышевского. В чисто художественном отношении роман так слаб, что с этой стороны говорить о нем сколько-нибудь серьезно не приходится. Сам автор в одной из бесед своих с "проницательным читателем" прямо заявляет: "у меня нет ни тени художественного таланта". Если, впрочем, сравнить "Что делать" с другими социальными утопиями, то роман Чернышевского не совсем лишен и литературных достоинств.

Он читается без скуки, а изображению матери героини нельзя отказать в известной рельефности. Как экономист, Чернышевский занимает выдающееся место в русской литературе. Принадлежа по своим воззрениям к школе так называемых социалистов-утопистов, он подверг остроумной критике основные положения господствовавшей в его время "манчестерской" школы политической экономии, оставаясь всегда самостоятельным, оригинальным мыслителем. Пользуясь крайне несовершенным "гипотетическим" методом, он тем не менее пришел к открытиям, которыми предвосхитил многие выводы творцов научного социализма, опубликовавших свои главные труды в то время, когда литературная деятельность Чернышевского уже прекратилась.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Краткий очерк жизни, этапы личностного и творческого становления известного российского писателя Н.Г. Чернышевского. Начало и этапы литературной деятельности данного автора, анализ тематики и содержания выдающихся произведений, место в мировой литературе.

презентация , добавлен 13.05.2015


Отшельническая жизнь. Страстное влечение к литературной деятельности. Первый период литературной деятельности. "Преступление и наказание". Жизнь за границей. "Братья Карамазовы". Обширное литературное наследство Достоевкого.

реферат , добавлен 28.11.2006


Исследование основных периодов жизни и деятельности Н.Г. Чернышевского. Анализ концепции разумного эгоизма писателя, построенной на антропологическом принципе в работе "Антропологический принцип в философии". Изучение концепции позитивной любви.

курсовая работа , добавлен 13.08.2012


Детские и юношеские годы Толстого, получение образования. Начало литературной деятельности, основные увлечения будущего писателя. Педагогическая деятельность Толстого, обустройство Яснополянской школы. Расцвет творчества, наиболее великие произведения.

презентация , добавлен 07.11.2012


Изображение образов "пошлых людей" и "особенного человека" в романе Чернышевского "Что делать?". Развитие темы неблагополучия русской жизни в произведениях Чехова. Воспевание богатства духовного мира, моральности и романтизма в творчестве Куприна.

реферат , добавлен 20.06.2010


Что такое позитивизм? Место позитивизма в русской общественной мысли XIX века. судьба позитивизма и его значение для России. Проблема формирования позитивистских взглядов Чернышевского. Реализация философских позитивистских доктрин.

дипломная работа , добавлен 20.09.2007


Идея и замысел произведения. Рождение, идейно-тематическое своеобразие романа-эпопеи. Характеры главных героев и их эволюция. Роман "Война и мир" и его герои в оценках литературной критики, мнения различных писателей и критиков о произведении.

курсовая работа , добавлен 02.12.2010


Жанры литературной критики. Литературно-критическая деятельность А.В. Луначарского и М. Горького. Особенности авторского повествования. Периодические литературно-критические издания. Проблемы освещения национальных литератур в русской критике ХХ века.

курсовая работа , добавлен 24.05.2016


История утопического жанра в мировой и российской литературе. Традиции утопических идей о государстве. Сопоставление текстов романов Чернышевского "Что делать?" и Замятины "Мы" на предмет выявления отличий роли государства в представленных произведениях.

курсовая работа , добавлен 17.02.2009


Определение литературной сказки. Отличие литературной сказки от научной фантастики. Особенности литературного процесса в 20-30 годы ХХ века. Сказки Корнея Ивановича Чуковского. Сказка для детей Ю.К. Олеши "Три Толстяка". Анализ детских сказок Е.Л. Шварца.

Метод, созданный В.Г. Белинским, развивался в творчестве его последователей в основном по пути углубления его центральных положений о связи литературы и действительности, об общественных функциях литературы. Это позволило реальной критики усилить инструментарий анализа текста и литературного процесса, значительно сблизить литературную и общественную проблематику в своей критической практике. В то же время литература все более ставилась в зависимость от внелитературных целей (социального просветительства и общественной борьбы), суверенность и специфичность искусства ставилась под сомнение, а эстетические критерии изымались из критики.

Такой динамике метода более всего способствовала общественная ситуация середины XIX века - социальное движение 1850–60-х годов, отмена крепостного права, активизация общественности и высокая политизированность социальной жизни того времени. Существенно и то, что в условиях цензуры политическая публицистика и партийная идеология вынужденно смешивались с литературной критикой и существовали имманентно в ее составе. Практически все представители «реальной» критики поддерживали идеи революционной демократии и соответствующие общественные движения.

Особенности реальной критики на зрелом этапе ее развития можно обнаружить, сравнивая критику Н.Г. Чернышевского и В.Г. Белинского:

1) Если В.Г. Белинский требовал от писателя живой причастности к действительности, то по взглядам Чернышевского, искусство служит действительности, откликается на ее запросы, потребности.

2) Представление В.Г. Белинского о гениальной субъективности, в которой сказывается специфика искусства, развивается в категорию субъективно выстроенного идеала. Идеал, однако, мыслился в определенных природой, то есть объективных контурах - это «естественное», заданное природой состояние человека и человеческого мира - «разум, всеобщий труд, коллективизм, добро, свобода каждого и всех» . Таким образом реальная критика (в модели Н.Г. Чернышевского и его прямых последователей) считает за благо придать искусству объективность, умерить или исключить субъективность, индивидуальность творческого акта.

3) Если В.Г. Белинский говорил о беспартийности литературы и находил специфику литературы в пафосе, а не идее, то Чернышевский находит ее именно в идее, считая, что художественность есть верна я, прогрессивная идея.

4) Чернышевский видит правильной эстетической установкой не преобразование материала действительности, а копирование действительности. Даже типизация, по мнению Чернышевского, не есть субъективная работа писателя: сами жизненные образцы уже «естественным образом» достаточно типичны.

5) Если В.Г. Белинский не предполагал участие искусства в политике, то по Н.Г. Чернышевскому, - оно должно выражать конкретную общественную идею, непосредственно участвовать в общественной борьбе.

Основательные историко-литературные работы Чернышевского построены на преимущественном интересе к «внешним» литературным явлениям, процессам, связывающим художественную словесность с общественно-литературной жизнью.

«Очерки гоголевского периода русской литературы » (1855-1856) можно рассматривать как первую капитальную разработку истории русской критики 1830-1840 гг. Положительно оценивая творчество Надеждина и Н. Полевого, Чернышевский сосредоточивает внимание на деятельности Белинского, который, по мнению автора цикла, обозначил истинные маршруты прогрессивного развития русской художественной словесности. Залогом литературно-общественного прогресса в России Чернышевский вслед за Белинским признаёт критическое изображение русской жизни, принимая за эталон подобного отношения к действительности творчество Гоголя. Автора «Ревизора» и «Мёртвых душ» Чернышевский ставит безусловно выше Пушкина, причём главным критерием сравнений становится представление об общественной результативности творчества писателей. Оптимистическая вера в социальный прогресс, свойственная Чернышевскому, понуждала его и в литературе видеть процессы поступательного развития.

Откликаясь в 1857г. на публикацию «Губернских очерков», критик именно Щедрину отдает пальму первенства в деле литературного обличительства: по его мнению, начинающий писатель превзошел Гоголя беспощадностью приговоров

и обобщенностью характеристик. Стремлением продемонстрировать изменение общественных потребностей можно объяснить и суровое отношение Чернышевского

к умеренно-либеральной идеологии, зародившейся в 1840-е годы: журналист считал, что трезвого и критического понимания действительности на современном этапе недостаточно, необходимо предпринимать конкретные действия, направленные на улучшение условий общественной жизни. Эти взгляды нашли выражение в знаменитой

статье «Русский человек на rendez-vous» (1858), которая примечательна и с точки зрения критической методологии Чернышевского. Небольшая повесть Тургенева «Ася» стала поводом для масштабных публицистических обобщений критика, которые не имели целью раскрыть авторский замысел. В образе главного героя повести Чернышевский

увидел представителя распространенного типа «лучших людей», которые, как Рудин или Агарин (герой поэмы Некрасова «Саша»), обладают высокими нравственными достоинствами, но неспособны на решительные поступки. В результате эти герои выглядят«дряннее отъявленного негодяя». Однако глубинный обличительный

пафос статьи направлен не против отдельных личностей, а против действительности,

которая таких людей порождает.